Послушать историю всякий любит.
– Да, но наши? – спросила она.
Они спускались по высокой бетонной лестнице, расположенной сбоку от зигзагообразной дорожки. Мария еще раз усомнилась в том, что идея с чтением хороша; Боб отважно настаивал на своем, и она сдалась, сказала, что ж, ладно, давайте попробуем. Когда добрались до тротуара, она протянула ему свою визитную карточку и сказала:
– Просто сообщите в Ассоциацию волонтеров телефон моего офиса, и мы вас зачислим.
Боб поблагодарил ее, пожал ей руку и ушел.
Пройдя с полквартала, он обернулся и увидел, что Мария наблюдает за ним. “Как вам Джилл?” – спросила она, и Боб сделал этакий половинчатый жест. Тут Мария улыбнулась, развернулась и поскакала вверх по ступенькам, чем весьма удивила Боба; до того он как-то не видел в ней скакунью вверх по ступенькам.
* * *
На следующий день утром Боб позвонил в Американскую ассоциацию волонтеров, а позже на неделе получил по почте пакет цветных брошюр с фотографиями довольных на вид пожилых людей – довольных на вид людей в инвалидных колясках. Еще там было сопроводительное письмо, в котором решение Боба протянуть руку помощи оценили хвалебно, прям погладили по головке, но, однако же, известили, что существует загвоздка, которая заключается в том, что следует пройти проверку, вроде как ветеринарный контроль, прежде чем ААВ официально примет его в свои ряды.
Субботним утром он поехал в заведение на Бродвее, которое специализировалось на таких делах, как фотографии на паспорт, нотариальные заверения и отпечатки пальцев, – как раз последнее от него и требовалось. Отпечатки его были отправлены в какое-то, как он себе представлял, подземное обиталище роботов, в бункер с базой данных, где под непробиваемым стеклом хранится черный список, по которому жизненную историю Боба проверят на предмет проявлений экстремальной жестокости и отклонений от норм морали. Боб не думал, что возникнут проблемы, и они не возникли, но все-таки он усомнился в себе, вспомнив опыт прохождения через барьер-детектор на выходе из аптеки, когда в голове поневоле всплывал вопрос, не сработает ли охранная сигнализация, даже если ты ничего не стащил.
Вообще говоря, Боб по жизни не был ни особенно плох, ни особо хорош. Как многие, как большинство, он держался осевой линии и, не сворачивая с пути, чтобы наказать недостойных, достойным тоже не слишком рвался помочь. Так что же случилось? Почему именно сейчас? Он и сам толком не понимал. В ночь перед его первым официальным походом в Центр в качестве волонтера ему приснилось, что вот он входит туда, и его так же говорливо, поддразнивая, встречают, как того субъекта в здоровенном берете. Видение коллективного приятия отрадно пьянило, но, когда Боб на следующее утро вошел в Центр, особенного внимания это не привлекло.
– Привет, – сказал он, но никто даже не взглянул на него, и он понял, что придется самому прокладывать себе путь к заметности, чтобы заслужить право быть увиденным этими людьми, и это, на его взгляд, было и справедливо, и правильно.
Боб разыскал Марию, которая разговаривала по телефону в своем темном неприбранном кабинетике. Она указала Бобу на заднюю часть Большой комнаты и, подняв большой палец, пожелала ему удачи; вскоре он уже стоял на подиуме перед аудиторией в двадцать душ. Он кратко представил себя и выбранный текст; поскольку это первое выступление состоялось за несколько дней до Хэллоуина, он решил начать с рассказа Эдгара Аллана По “Черный кот”. Чтение шло, в общем, неплохо, пока на третьей странице хозяин кота не вырезал ему перочинным ножом глаз, и треть небольшой аудитории вышла из зала. На четвертой странице все тот же несчастный кот был вздернут за шею и повешен на ветке дерева, и теперь все остальные поднялись, чтобы уйти. После того как комната опустела, вошел бормочущий что-то себе под нос уборщик с ручной тележкой и принялся складывать стулья.
Мария подошла к Бобу с выражением “я же вам говорила”, написанным на лице.
– Я же вам говорила, – сказала она.
Боб шел домой по октябрьской погоде. Поток листьев, струясь вдоль дороги, подталкивал его к дому, выкрашенному в цвет мяты, местоположению его жизни, где он проходил сквозь время, из комнаты в комнату. Дом стоял в изгибе тихого тупичка, и всякий раз, когда Боб выходил на него, ему становилось уютно. Не свидетельствуя о мирском преуспевании, дом был хорошо устроен, удобно обставлен и обихожен. Ему было сто с лишним лет, мать Боба купила его у человека, который его построил. Этот человек, ослепнув на склоне лет, к каждой стене внутри дома прикрепил отрезок толстого, щетинистого морского каната, пропущенный через тяжелые латунные проушины, прибитые на уровне талии, чтобы направлять его в кухню, в ванную, спальню, вверх по лестнице и вниз, к мастерской в подвале. После того как этот человек умер и собственность сменила владельца, мать Боба не стала снимать эти поручни, не из эстетических соображений не стала, а просто забыла; и когда она умерла и Боб унаследовал дом, он тоже оставил канаты на месте. Кое-где они залохматились, и иногда Боб налетал бедром на проушину, но ему нравилась эта особенность дома, обогащавшая его особой историей, нравилась на вид и нравилось, как канат колется, когда проходишься по нему ладонью.
Он вернул сборник По в мягкой обложке на его место на полке для книг в мягкой обложке. Он собирал книги с подросткового возраста, и в половине комнат стояли битком забитые полки, а в коридорах высились аккуратные книжные башни. Конни, когда-то жена Боба, иногда спрашивала его, зачем он так много читает. Она считала, что читает Боб больше, чем в целом принято, для личного удовольствия, и ставила вопрос так: не симптом ли это духовного или эмоционального вывиха. Боб же считал, что, по сути, вопрос состоял в следующем: почему ты читаешь вместо того, чтобы жить?
По мере того как день катился к концу, а Боб все переживал и переживал то, что случилось с ним в Центре, он пришел к выводу, что не в том беда, что он отнесся к заданию чересчур серьезно, а в том, что серьезности ему не хватило. Даже не перечел рассказ предварительно! На первых же страницах там мучают и вешают кота – какая еще причина нужна, чтобы чтение провалилось! Он позвонил Марии, объяснил, почему у него не вышло, и сказал, что хотел бы попробовать еще раз. Мария вздохнула, что прозвучало как “нет”, но потом сказала “да, ладно, как пожелаете”, и следующие шесть дней Боб провел, готовясь к своему возвращению. Он составил программу, несколько рассказов и отрывков из произведений побольше, по его мнению, тематически связанных; кроме того, он написал введение,
