Я очень похожа на папу. Всегда была этому рада.
– Ну и что это было? – говорит Настя.
– Пописать нельзя?
– Ты каждый раз будешь писать при виде своей мамы? Похоже на нервное расстройство.
Я снимаю резинку с волос и оставляю их распущенными. Можно ли меня назвать красивой? Думаю, нет. Я бы сказала – миловидная. Скорее так. Перекладываю свои темные пряди с одного плеча на другое. Может, мне стоит больше краситься?
Оливка, нахмурившись, наблюдает за мной.
– Ян, ты в порядке?
– Да, в полном. Просто я останусь здесь. Решено! Я навсегда останусь жить в туалете. Ты будешь приносить мне сосиски в тесте, а больше ничего и не надо, вода есть, горшок тоже.
– Я эту дрянь только из-за тебя взяла, потому что голодная была как волк, а ты ускакала из столовки как горная коза.
– Ага, как бы волк не съел горную козу, – я улыбаюсь Насте через зеркало и вдруг ощущаю странное беспокойство, – и вообще-то дурацкие сравнения – это мой конек.
Оливка улыбается в ответ:
– Волк уже перекусил. Но мой гастрит будет на твоей совести. Давай, туалетный затворник, пойдем на дело.
– На какое?
– Сама знаешь. Нам собаку украсть, потом учебник, дел невпроворот.
Я снова шиплю на нее, пока подруга за локоть увлекает меня в коридор.
– Идут! – сообщает мне Настя.
– Да тихо ты, вижу.
Я действительно вижу Яна, он в своем ярко-синем пуховике, такой пропустить сложно. Собака важно семенит рядом. На секунду отвлекаюсь, любуясь парнем. Грубые ботинки, длинные ноги в черных джинсах. Уверенная, чуть вразвалку, походка.
– Сосредоточься, – насмешливо говорит Оливка.
– Я сосредоточена, как орел.
– Была же горной козой?
– Насть!
Она тихо смеется и поднимает вверх руки:
– Все-все.
Надо сказать, что выглядим мы жутко глупо. Сидим в сугробе, спрятавшись за большим внедорожником, и перешикиваемся. Та еще картина.
Пока мы препираемся, Ян «паркует» собаку у маленького супермаркета и уходит внутрь. Бенедикт сидит, не шелохнувшись. Морда очень серьезная.
– Такой послушный, наверное, они занимались с кинологом, – зачем-то говорю я вслух.
– Тогда держи его крепче, когда отвяжешь, вдруг будет вырываться.
– Я?! – от возмущения у меня просто перехватывает дыхание.
– Конечно, это же твой учебник.
– Но план ведь твой!
– Яна, у нас очень мало времени, мы можем и дальше спорить, но хозяин зверушки скоро выйдет.
– И что будет, если он выйдет?! – начинаю откровенно паниковать.
– Я его отвлеку.
И Оливка буквально выталкивает меня из сугроба на дорогу. Колени затекли от неудобной позы, я бегу к магазину вперевалку и сама не могу поверить, что делаю это. Пес смотрит на меня недоуменно, пока я отвязываю поводок. Стильный, черный, он никак не поддается, пальцы задеревенели на морозе, и от ужаса я почти готова разрыдаться. В панике бросаю взгляд на стеклянные двери. Никого. Проходит целая вечность, пока я догадываюсь просто отстегнуть карабин от ошейника. Хватаю Бенедикта, который начинает истошно лаять и вырываться, прижимаю его к груди и бегу за машины, пригнувшись к земле. Господи, хоть бы никто не увидел! Я украла собаку, какой позор, бедное животное, я отвратительный, ужасный человек! И тем не менее я продолжаю бежать дальше, во дворы, не разбирая дороги, железной хваткой удерживая Бенедикта.
– Яна! Яна!
Не знаю, сколько проходит времени, когда я наконец слышу за спиной голос Оливки. Она запыхалась и явно давно зовет меня.
Развернувшись, воплю в панике:
– Я украла собаку!!
– Я вижу, погоди, дай отдышаться, – она упирается руками в колени, – ты чего так припустила?
– А что мне было делать?! Я вор!
– Ян, угомонись, ты ее просто одолжила.
– Его.
– Ой, простите, мисс сталкер, я не так хорошо осведомлена о питомцах Барышева.
Ян Барышев. Красиво, да? Яна Барышева, представляете, как мне бы пошло?
– Алло, – Оливка машет рукой перед моим носом.
– Да, прости. Все, – заверяю через паузу, – я успокоилась. Что дальше? Мы уже можем написать ему? Тихо, тихо, Беня.
Я прижимаю к себе дрожащее тельце и глажу мягкую меховую мордочку.
– Думаю, надо подождать. Хотя бы минут двадцать, – подруга подмигивает, – так он будет больше нам благодарен.
Я машинально продолжаю гладить собаку по голове и оглядываюсь вокруг. Честное слово, вообще не помню, как сюда добежала.
– Сейчас, Беня, потерпи немного и вернешься домой.
Пес явно растерян, и мне его жалко. Я расстегиваю куртку и сажаю его внутрь. Так надежнее. Если он и правда убежит, я не переживу.
Через двадцать минут Настя достает телефон и наконец говорит:
– Ну все, думаю можно.
Она начинает набирать сообщение, какое-то время я наблюдаю за ней, а потом спрашиваю:
– А что, ты будешь ему писать?
– Ну да, а ты хотела сама?
Я почему-то смущаюсь.
– Да нет, разницы нет, пиши ты, раз уже начала.
Мы замолкаем, склонившись над Настиным новым телефоном. Ее пальцы с нюдовым маникюром быстро бегают по экрану. Ян отвечает почти сразу, и мы договариваемся, что принесем собаку к нему домой.
– А если бы он попросил встретиться на улице? – говорю я, пока мы шагаем в сумерках к большому ЖК.
– Тогда пришлось бы прибегнуть к плану Б.
– А у нас такой есть?
– Конечно. Бегство в Мексику, – беспечно улыбается Настя.
И мы обе смеемся. Я чуть более нервно. От напряжения меня вот-вот вырвет, но я держусь. Не время расслабляться.
Мы минуем шлагбаум, внутренний двор, кодовый замок, дотошную консьержку, двадцать этажей, и, как два хоббита после утомительного путешествия, останавливаемся перед белой дверью.
Я оглядываю коридор. Все входные двери на этаже светлые, в тон стенам.
– Тут все двери белые, – снова зачем-то говорю вслух.
– Правила такие, – пожимает плечами Оливка, – чтоб красиво было.
Я киваю. Понятно. В нашей пятиэтажке всем пофиг на двери.
– Помнишь? Я отвлекаю, ты меняешь учебники.
Я снова киваю. Книгу я достала заранее и заткнула за пояс штанов, прикрыв сзади курткой.
Настя нажимает на кнопку звонка. Ян открывает быстро, лицо взволнованное, вьющиеся волосы падают на лоб, и он убирает их раздраженным жестом.
– Привет, – говорит Оливка, пока я завороженно смотрю на парня.
– Девчонки, спасибо большое! – облегченно говорит Ян, выхватывая собаку у меня из рук, коснувшись моих пальцев.
Внутри все переворачивается, и я могу только кивнуть.
– Да не за что. Я Настя, это Яна.
Кажется, подруга поняла, что я онемела, и взяла на себя роль переговорщика. Особо стараться не приходится, язык у нее хорошо подвешен. Я с благодарностью слушаю, как Оливка трещит о том, что мы увидели собаку во дворах и сразу подумали, что