своему Создателю.
И всё же вокруг причин моего изгнания из рая не угасают споры. Одни полагают, что я была погребена в земле для того, чтобы восстать, когда человечество взрастит в себе лучшие свои качества. Другие говорят, что я была спрятана нарочно, поскольку вам никогда не дотянуться до моей добродетели.
У меня тоже есть одно предположение. Я верю, что была брошена на землю, чтобы разбиться на миллиарды частиц, каждая из которых найдёт свой путь к человеческому сердцу.
И в нём я расцветаю.
Или умираю.
Но хватит об этом. Вернёмся к нашей истории. Жизнь наших четырёх главных героев быстро менялась в беспокойные 1930-е и 1940-е годы, когда война закипала, бурлила и в конце концов разливалась повсюду.
Позвольте рассказать вам о трёх значимых событиях того времени.
Вы сами всё поймёте.
Мы в 1938 году
Праздничный вечер на улице Венизелу в Салониках. В набитом людьми кафе проходит «коронация». В иудейской вере эта традиция знаменует день, когда родители празднуют свадьбу своего самого младшего ребёнка. По двум длинным столам передают еду: рыбу, мясо, тарелки с сырами и перцами. В воздухе висят облака сигаретного дыма. Небольшая группа музыкантов играют на гитарах и на греческих бузуки.
Танцы энергичны и жарки. Невесту зовут Биби, а её счастливых отца и мать – Лазарь и Ева Криспис, это дедушка и бабушка Нико, прожившие столько лет вместе, что их волосы одновременно окрашиваются проседью. Родителей невесты подняли на деревянных стульях и в танце кружат по помещению. Ева цепляется за спинку стула в страхе упасть. Но Лазарь наслаждается моментом. Он показывает жестами «вверх, вверх, вверх».
Маленькому Нико семь лет. Он притопывает в такт музыке.
– Выше, деда! – кричит он. – Давай выше!
Позже семья усаживается за стол и нарезает пахлаву и политый сиропом торт с грецкими орехами. Пьют чёрный кофе, курят сигареты и беседуют на разных языках: греческом, иврите или сефардском – еврейско-испанском языке, распространённом в местной общине. Дети уже доели десерт, и теперь несколько ребятишек играют в центре зала.
– Ох, как я устала, – говорит Биби, садясь за стол.
Биби пошла к алтарю последней из трёх детей в семье Лазаря и Евы. Разгорячённая от бесконечных танцев, она вытирает пот со лба.
– Почему ты была с той штукой на лице? – спрашивает Нико.
– Это называется фата, – встревает дедушка, – а надела она её, потому что её мама надевала такую, и мама её мамы надевала, и все остальные женщины в роду издавна делали так же. Если мы сегодня делаем то, что делали до нас тысячи лет назад, что это о нас говорит, Нико?
– Что мы старые? – говорит мальчик.
Все смеются.
– Что мы поддерживаем связь с предками, – отвечает Лазарь. – Благодаря традициям человек узнаёт, кто он.
– Я знаю, кто я! – заявляет мальчик, тыкая большими пальцами себе в грудь. – Я Нико!
– Ты еврей, – говорит дедушка.
– И грек.
– В первую очередь ты еврей.
Биби накрывает ладонью руку своего новоиспечённого мужа Тедроса.
– Ты счастлив? – спрашивает она.
– Счастлив.
Лазарь хлопает по столу, растягивая губы в улыбке.
– Следующая цель – внуки!
– О, папуль, – восклицает Биби, – дай я хоть вылезу из свадебного платья.
– Так это обычно и происходит, – подмигивает Лазарь.
Биби заливается краской. Лазарь берёт Нико и сажает к себе на колени. Он кладёт руки внуку на щёки.
– Вот, скажем, ещё одного такого, – говорит Лазарь. – Какой славный мальчик.
По ту сторону стола Себастьян наблюдает за происходящим, ковыряя вилкой, и тихо переваривая то обстоятельство, что дедушка мечтает, чтобы будущие внуки были похожи на его брата, а не на него, Себастьяна.
Позже вечером семья гуляет по эспланаде. Ночной воздух тёплый, от воды доносится приятный ветерок. Фанни и её отец тоже здесь, Фанни плетётся рядом с Нико и Себастьяном, дети по очереди пинают камушек по мостовой. Мать Нико, Танна, катит коляску со спящими дочерьми-близняшками. Впереди она видит величественную Белую башню, смотрящую окнами на залив Термаикос.
– Какая чудесная ночь, – говорит она.
Они проходят закрытый киоск с выставленными на витрине газетами. Лев просматривает заголовки. Пихает отца локтем в бок.
– Папа, – говорит он, понизив голос, – ты читал, что происходит в Германии?
– Этот человек безумен, – отвечает Лазарь. – Скоро они от него избавятся.
– Или всё может распространиться дальше.
– Дойти сюда, ты имеешь в виду? Мы далеко от Германии. К тому же Салоники – еврейский город.
– Уже не в той степени, что раньше.
– Лев, ты слишком много переживаешь. – Лазарь указывает на витрину. – Погляди, сколько еврейских газет. Вспомни, сколько у нас синагог. Никто не сможет уничтожить всё это.
Лев оглядывается на своих детей, пинающих камушек. Он надеется, что отец прав. Семья продолжает прогулку под лунным светом, и их разговоры эхом разносятся над водой.
Мы в 1941 году
Распахивается дверь. В комнату в испачканной грязью солдатской форме вваливается Лев. Дети подбегают обнять его за ноги и талию, пока Лев, не обращая на них внимания, тяжело шагает к дивану. С той ночной прогулки по эспланаде прошло три года, но Лев выглядит постаревшим на десять лет. Его лицо исхудало и обветрилось, тёмные волосы испещрены седыми прожилками. Некогда сильные руки теперь худы и покрыты рубцами. Левая рука замотана потрёпанными тряпками, затвердевшими от запёкшейся крови.
– Дайте отцу сесть, – говорит Танна, целуя его в плечо. – О, Господь, милостивый Господь, спасибо, что привёл его домой.
Лев выдыхает так, будто только что взобрался на гору. Устало падает на диван. Усиленно трёт лицо. Лазарь садится рядом с ним. В его глазах встают слёзы. Он кладёт руку на бедро сына. Лев вздрагивает.
Шесть месяцев назад Лев оставил свой табачный бизнес и отправился воевать с итальянцами, вторгшимися в Грецию вскоре после потопления Италией греческого крейсера. Хотя итальянский диктатор Муссолини и стремился показать немцам, что он той же масти, греки сумели дать отпор и противостояли вторжению. Греческие газеты выходили с заголовками в одно слово:
Οχι! (НЕТ!)
Нет, эту нацию не подавили бы итальянцы – или кто-либо ещё! Греция бы до последнего сражалась за свою честь! Мужчины из разных уголков страны вызывались добровольцами, в том числе и евреи из Салоников, несмотря на сомнения, высказываемые пожилыми членами общины.
– Это не твоя битва, – сказал Лазарь сыну.
– Это моя страна, – возразил Лев.
– Твоя страна, но не твой народ.
– Если я не буду сражаться за свою страну, что будет с моим народом?
На следующий день Лев записался на фронт и сел в трамвай, полный еврейских мужчин, торопящихся
