Как автор "Некуда", "Загадочного человека" и романа "На ножах" (1870-1871), Лесков является одним из создателей антинигилистической литературы. В то же время, как автор Плодомасовской хроники и "Смеха и горя", Лесков по праву завоевывает видное место в литературе шестидесятых годов. В этих произведениях виден великолепный знаток русской жизни и мастер художественной речи, тот Лесков, который стоит в истории нашей литературы в одном ряду с Тургеневым и Гончаровым.
Если в "Островитянах" Лесков еще пытается соединить нравоописательный очерк (типы петербургских немцев) с традиционной романической любовной интригой, то в произведениях конца шестидесятых годов он резко меняет и свой подход к явлениям русской жизни и свою художественную манеру.
Лесков начинает мерить и проверять современность историей. При этом у него складывается своеобразный взгляд на ход истории. В исторической жизни народа он видит две категории людей: "выскочек" и "хороняк". Все симпатии, все сочувствие писателя на стороне вторых, спокойно и скромно делающих свое маленькое, но полезное, и потому "историческое" дело.
От романов с острой интригой и обязательной любовной коллизией - как "Обойденные" (1865) - Лесков переходит к особому жанру "романической хроники", к роману без любовной интриги. Такова хроника рода Плодомасовых; "историей одного города" должен был стать роман "Чающие движения воды" первая незаконченная редакция "Соборян". Отказавшись от романа "с любовью" и углубленной психологической разработкой, Лесков ищет других форм повествования. Такую форму он находит у Гоголя в "Мертвых душах". Герои Лескова (в "Загадочном человеке", в "Смех и горе") путешествуют по Руси, сталкиваясь с многообразными явлениями русской жизни. Уже "Смех и горе" оказывается произведением, в котором Лесков вскрывает многие существенные противоречия пореформенной жизни России и делает серьезный шаг к разрыву с лагерем реакции, куда привела его вражда к революционной демократии.
"ОСТРОВИТЯНЕ"
Печатается по тексту: Н. С. Лесков. Собрание сочинений. СПб., 1889, т. 3, стр. 353-370, который совпадает с первой публикацией "Островитян" в "Отечественных записках" (1866, т. CLXIX, э 21-24, ноябрь, декабрь, стр. 1-40, 163-211, 371-400 и 589-628, подпись - М. Стебницкий) и с отдельным изданием: "Островитяне. Повесть М. Стебницкого (автора романа "Некуда" и "Обойденные")", СПб., 1867,(на титульном листе - 1866).
Работу над этой повестью в основном можно отнести к 1865-1866 году, так как весной - летом 1866 года Лесков был занят работой над первой частью романа "Чающие движения воды" (первая редакция "Соборян"), о чем он сообщал в письме председателю Литературного фонда Е. П. Ковалевскому 20 мая 1867 года: "Хроника "Чающие движения воды" мною была запродана в "Отечественные записки" в июле месяце прошлого, 1866 года, когда у меня была готова только одна первая часть" (А. Лесков. Жизнь Н. С. Лескова. М., 1954, стр. 187). Предполагать, что "Островитяне" писались ранее, нет никаких оснований, так как в 1865 году Лесков был занят работой над большим романом "Обойденные" ("Отечественные записки", 1865, сентябрь-декабрь) и, возможно, над повестью "Воительница".
Кроме того, в романе упоминается о событиях общественной и театральной жизни (открытие окружного суда, театральные премьеры и т. д.), происходивших зимой 1865-1866 года.
Действие романа в основной своей части отнесено автором к началу 1860-х годов. Так, Шульц едет в Германию за женихом для Манички "месяца за полтора перед лондонской всемирной выставкой" - то есть в марте 1862 года, так как открытие выставки произошло 1 мая. Завершаются события в романе к лету 1866 года: в последней главе упоминается приход американского броненосца в Петербург.
В "Островитянах", как и в предыдущем большом романе - "Обойденные", Лесков отходит от памфлетности и "фотографичности" "Некуда", где многие прототипы очень легко узнавали себя в героях романа.
Начатое в "Воительнице" изучение петербургских типов Лесков продолжал в "Островитянах", где дана картина нравов петербургских немцев, семей Норков и Шульцев.
В газетах и мелких журналах 1863-1865 годов помещалось много очерков о жизни окраин Петербурга (Песков, Выборгской стороны, Васильевского острова), тогда еще живших своеобразной жизнью. Так, в фельетоне "С Васильевского острова" ("Петербургский листок", 1864, э 21, 25 апреля) говорилось: "Посмотришь, за Невой к полуночи все еще светло, все движется, везде слышен гул экипажей... А у нас - мрак, тишина и инерция, и только по набережной да в первых линиях заметны признаки жизни". Эта нравоописательная часть "Островитян" представляет собой своеобразный "этнографический очерк".
Другая линия романа - изображение художника Истомина и его отношений с Маничкой Норк - является своеобразным откликом Лескова на споры об искусстве в русской журналистике 1865 года и на борьбу течений внутри русского искусства.
Эти споры касались важнейшего события в художественной жизни Петербурга начала 1860-х годов - знаменитого бунта 14 выпускников Академии художеств во главе с Крамским, не пожелавших писать на академическую тему "Пир в Валгалле" и демонстративно покинувших Академию после отказа ее начальства разрешить писать на вольную тему. Русской печати было запрещено касаться этой истории. Поэтому и Лесков только в общих словах говорит о начинающемся обновлении Академии художеств, о необходимости "перестройки" не только здания, но и характера деятельности Академии художеств в целом. В 1865 году в связи с очередной ежегодной выставкой в Академии художеств в печати оживленно обсуждалось положение в Академии художеств. Статья В. С. Серова ("С.-Петербургские ведомости", 1865, э 290) и анонимный фельетон "Вседневная жизнь" ("Голос", 1865, э 287, 17 октября) очень остро и решительно ставили вопрос о дальнейшей деятельности Академии и вызвали пространный ответ ее ректора Ф. А. Бруни - "Антагонистам Академии художеств" ("Биржевые ведомости", 1865, э 257, 25 ноября). Прямые высказывания Лескова о состоянии Академии художеств в "Островитянах" близки и по тону и по содержанию к фельетону "Голоса", в котором писалось: "В ком чувство изящного развито хоть настолько, чтоб отличить вывеску .и поднос от картины, тому мы не советуем идти на выставку Академии, если только он не имеет в виду сам лично убедиться, до чего может упасть искусство в нашем отечестве, под сению этого великолепного здания, украшающего набережную Васильевского острова... Сто лет покровительства и миллионы затрат для того, чтоб на сто первом году выставить 207 произведений живописи, скульптуры и архитектурных проектов, и из всего этого нет и десятой доли, которая стоила бы самого снисходительного одобрения. Для чего же и для кого тратились эти миллионы?"
Образом художника Истомина, его высказываниями и жизненным поведением Лесков как бы включился в теоретические споры об искусстве, развернувшиеся в журналистике 1865 года вокруг второго издания "Эстетических отношении искусства к действительности" Н. Г. Чернышевского и книги П.-Ж. Прудона (1809-1865). "Искусство, его основания и общественное назначение" (СПб., 1865, пер. Н. С. Курочкина). В ходе этих споров вновь были подвергнуты обсуждению важнейшие вопросы современного положения искусства в общественной жизни. Позиция Лескова в этой дискуссии (насколько об этом можно судить по "Островитянам"): чрезвычайно противоречива. Он категорически отвергает взгляды "теоретиков", то есть "Современника" и "Русского слова". Лесков вместе с тем подвергает беспощадному разоблачению тип художника-романтика, по его мнению общественно-вредный, отживающий и не соответствующий современным потребностям русской жизни; однако эта в известном смысле прогрессивная идея затемняется проповедью религиозно-нравственного "служения", которому, в конечном счете, должно подчинять себя искусство.
В письме к А. С. Суворину ("ночь на 3-е февраля 1881 г." ИРЛИ, ф. 268, э 131) Лесков указывал на "некоторый портрет в рассказе "Островитяне", изображение которого он считал одним из "дурных" поступков своей молодости. Речь может идти, конечно, только об Истомине, в образе которого, по-видимому, были воплощены какие-то черты характера К. П. Брюллова (избалованность, капризы, успех у женщин). Кроме того, в образ Истомина вошли, по-видимому, и какие-то черты популярного в 1850-е годы художника Сергея Константиновича Зарянко (1818-1870), растратившего свой талант в погоне за славой модного портретиста. (Ср. упоминание о нем в рассказе "Шерамур", т. 6, наст, изд.)
Современная критика почти ничего не писала об "Островитянах". Н. Соловьев отметил в большом обзоре творчества Лескова - "Два романиста" ("Всемирный труд", 1867, декабрь): "В "Островитянах", следующих за "Воительницей", автор спустился еще ниже в своей беллетристической деятельности. Г-на Писемского, у которого он вообще многому научился, он тут уж совсем оставляет и клонится на сторону чистейшей романтики. Тот род жизни, до которого он здесь касается, по-видимому, даже мало знаком ему; и потому он опять, что называется, въедается в одну личность художника Истомина, которого и казнит без милосердия. Казнь эта так ясна, что становится даже жаль бедного Истомина, несмотря на всю призрачность его фигуры. После, правда, он сжалился над своим героем; но от этого становится читателю не легче. Он видит все-таки, что это не более как комедия или вместе с тем мечта над жизнью". Для демократической журналистики Лесков-Стебницкий в это время был автором реакционного романа "Некуда", и потому Михайловский в обзоре современной журналистики мимоходом упоминает о "забористых" романах Стебницкого, имея в виду "Островитян" ("Книжный вестник", 1866, э 23-24, декабрь. Перепечатано в Полн. собр. соч., т. X, СПб., 1913, стр. 498).
