вместе Новый год встречать.
– Жжошь! Может до Ванечки и со своим молоденьким мальчиком успеешь переспать?
– Хорошая мысль, подумаю, – фыркнула Маруся. – В выходные еду к Глебу на дачу, тот знакомит всех с новой подругой жизни.
– Наташкин лондонский хлыщ мне конкретно не нравится, мутный какой-то…
– Он конкретно никому не нравится, кроме Наташи.
Загревский не понравился и Хельмуту – своим холодно-брезгливым выражением лица. Не понравился и покупатель – тот в глаза не смотрел. Но по бумагам все выглядело вполне респектабельно и деньги уже в Германию переведены. Вот и заключение ШУФА – кредитного бюро в Гессене, главного авторитета в немецкой борьбе с нечистыми деньгами. И советник покупателя – этот, с холодно-брезгливым выражением лица, – работает в Лондоне, в крупном банке. Ясно, что не мафия и не с улицы люди.
Пока Хельмут оценивал новых покупателей, его Мари благодарила судьбу за то, что та подарила свету смотрины подруги Шустова, задвинув на задворки памяти того света позор ее отлучения от Хануки.
«Достойная барышня, ага?» – строчил
Миша наутро Корнелии.
«Уже замечена в порочащих связях
в лице Тамары_эмодзи_три_гоблина».
«Лера адекватна, ага?»
«Тамара и на нее уже говнеца
вылила», – писал Миша
другой рукой Марусе.
Лера безусловно умеет себя вести, – соглашались судьи. Шутит не зло, в отличие от Жуковой. Не трещит без роздыху, в отличие от Корнелии, и не говорит о детях и Юнге – в отличие от Аси.
Все налегали на шашлыки, отдавая должное хозяину, вспоминали его ужины на крыше в Тель-Авиве. Там – солнце и море, тут – темень и слякоть, но все равно хорошо. Так же не смолкает треп, летают хохмы, обсуждаются биткоин, нефть, Глеб убеждает Ванечку, что на Ближнем Востоке вот-вот пойдут геополитические подвижки… Куки замерзла на веранде и утянула Марусю греться у камина:
– Лера, по-моему, редкая сука, – заявила она.
– По-моему, тоже. Глеба кидает из одной крайности в другую, то хабалки в образе тургеневских девушек, теперь эта акула в образе нормандской овечки.
– Настоящая барракуда, Глеб даже не поймет, когда она начнет рвать его в клочья.
– Самое смешное, что завтра все будут писать, какая Лера замечательная, – усмехнулась Маруся.
– Упражнения в пустоте, – усмехнулась и Куки. – Что Самойлов? Когда приезжал, был в образе?
С темы квартиры Матвей съехал, завел новую песню: гражданке Фокс надо к психиатру. У нее эскейпизм – она неспособна сидеть на одном месте… У нее делюзия – придумывает, что олигархи за ней бегают, предлагая космические зарплаты за черный пиар. У нее шиза – потребность вечно воевать… Больше всего Корнелию расстроило, что у нее якобы потребность воевать. Самое плохое, что можно сказать о женщине, даже хуже вымогательства, в деньгах хоть рациональный смысл есть…
– Это я воюю? Я как раз молчу, это он волну гонит. «Я для тебя умер», – сказал покойник и побежал рассказывать, что мне место в психушке.
Маруся встречала Новый год с Ванечкой, а из Берлина ей строчил Хельмут. Полоумный муж крысы-Эльзы принялся истерить, что новый владелец дома может пустить с молотка его уникальную коллекцию антиквариата? Хельмут убеждал полоумного, что приезжие внимательно рассматривали картины, как оценили, что на участке есть собственный причал, – покупатель выспрашивал, сможет ли он на яхте добраться из Хафеля до Лазурного берега. А холодный все записывал. Такие серьезные люди не станут ничего с молотка…
«Жучка жонглирует мужьями, как
апельсинками. Попутно роняя
из рук все остальное,
стикер: бобик, носом
подкидывающий бублик».
Это агент Моссада писал всем подряд – они с Асей перед Новым годом ужинали с Жуковой и ее единоутробным Ванечкой, а на русское Рождество – с ней же, но уже в компании благоприобретенного Хельмута.
«Хельмут сошел с ума
_эмодзи_синяя_рожица»,
– писала Маруся тем временем
тоже всем подряд.
Крыса-Эльза, считая продажу поместья делом решенным, решила поселиться в уютном доме на Хафеле, сданном бывшему спутнику жизни. Хельмут считал, что тогда крыса должна купить другой, столь же уютный, который она сдаст Хельмуту взамен по такой же дружеской цене, как и раньше. Дома такой степени уютности на рынке снять невозможно, можно только купить, а Эльза кругом ему обязана, вот, пусть и купит! Ей же самой выгоднее вложить всего пару миллионов в покупку нового домика, чем держать в банке под нулевой процент все деньги, полученные за поместье, – убеждал себя Хельмут, доказывая это Мари.
– Ничего она не купит, один дом будет слишком велик, другой – слишком дорог, третий с лица не хорош. Вот у кого делюзии, – у Хельмута. Явился в Москву и отправился на метро смотреть Красную площадь в новогодних шариках-фонариках. И восхищается: ах, какой вид открывается в Зарядье, ах, как счастлив народ! – шипела Маруся, приехав в Зоин салон вместе с Хельмутом.
Войдя, она увидела стоящего у окна Маркова. «Это Боря, вы ведь, вроде, уже знакомы», – прожурчала Зоя.
– Хельмут, ты же помнишь Бориса? – улыбнулась Маруся.
– Мы встречались?
– Праздновали Сильвестр в русской компании, которая тебе очень понравилась, вспоминай скорее…
Боря откупоривал бутылку шампанского, Зоя сетовала, что в салоне всё расхватали перед Новым годом, сейчас пустовато. Хотя вот, две картины Рабина, – она принялась рассказывать о художнике Рабине. Хельмут конечно же знал художника Рабина, как иначе. Хельмут отчетливо вспомнил и вечер в Gendarmerie: это же тот Борис, который обсуждал с Эльзой дворец. У него был какой-то покупатель… Это тот, помешанный на охране?
– Да-да, он самый, – рассмеялся Боря. – Со странностями человек.
– А больше вы никого не присылали? – спросил Хельмут.
– Нет. Я же не маклер, это для меня хобби. А что, еще кто-то русский приходил?
– Да так, ничего конкретного, – уклончиво ответил Хельмут.
– Может, поужинаем вместе? Старый Новый год, отличный повод, – Марков понял, что тему надо закрыть.
«Так я и живу, выслушиваю бред и гроблю время в поисках дома», – жаловалась Маруся, помогая Зое убирать со стола. Та поддакивала, но на самом деле уже торопилась выпроводить Жукову с ее фрицем: им с Марковым нужно в ювелирный салон. «Мань, закажи ресторан на семь, а сама приходи в шесть, надо поговорить».
Маруся отправилась скоротать время на массаже, отдав машину с водителем в распоряжение Хельмута, – тот собрался в «Гараж» на новую выставку, о которой вычитал во Frankfurter Allgemeine Zeitung. К тому же в Парке культуры елка, много шариков-фонариков…
– Были в ювелирном салоне, – усевшись в ресторанчике I Love Wine, сообщила Зоя. – Cкольцами все решили, но покупать их я отказалась, пусть сначала выселит Мелитополь. Второй раз я с несвободным мужиком не буду ни при какой погоде! Марусь, я ж только выбралась точно из такого же дерьма, и опять?!
– Ты из-за этой муры меня высвистала на час раньше?
– Что ты? Совсем другой разговор! Наумов должен признать отцовство и сделать Левочке израильский паспорт, – выпалила Зоя.
Миша никогда на это не пойдет. Хотя бы потому, что и отцовство, и Левин израильский паспорт станут известны всем, включая Асю. Зоя сказала, что уже взяла адвоката, тот уверяет, что вопрос решаемый. «Каким же образом?» – поинтересовалась Жукова.
– По суду. Принудительное признание отцовства.
– Ты что?! Это скандал на весь мир, Миша тебя смешает с грязью, посмотри на Корнелию.
– С Корнелией история темная, у меня совсем другая ситуация…
Зачем Зое это нужно? Алименты – копейки, у Миши детей уже тьма, а деньги он получает на счет в одной далекой стране. Израильский паспорт бэбику суд Мишу сделать не заставит, а других причин судиться просто нет.
– У ребенка в метрике должен быть отец, – настаивала Зоя.
– У него же в американской метрике отцом записан Саша!
– Мы его оттуда выпишем, уже договорились. Вернусь весной в Америку и выпишу.
– А что Боря говорит?
– Он-то тут при чем? Я ему ничего и не сказала…
– Зоя, ты сошла с ума! Грянет скандал, это гарантировано. А Боря ничего не знает и вдруг со всех сторон слышит, что его невеста – такая-сякая, подстроила беременность,
