И снова - что ели, какие ощущения при этом испытывали, где ели даром и где приходилось платить, и как лауреат, уплатив где-то за сандвичи, съеденные при деятельном участии специального корреспондента "Последних новостей", печально воскликнул: "Жизнь хороша, но очень дорога!"
Но вот событие кончилось, догорели огни, облетела чековая книжка, начались провинциальные парижские будни.
"Чашка чаю у полтавских кадетов. Рю такая-то. Остановка метро Клиши. Вход бесплатный. На покрытие расходов 3 франка".
Ну и что же? Чай выпили, чашку украли. Расходов не покрыли. И вообще перессорились за чашкой. Одни кадеты говорили, что большевиков должны свергнуть иностранцы, другие, - что большевики неизбежно свергнут себя сами, и тогда они, пятидесятилетние полтавские кадеты, поедут в Полтаву кончать кадетский корпус и заодно наводить порядок.
Люди с кряхтеньем переворачиваются на другой бок. Многолетний сон продолжается.
В Париже - зима, а у серых белых - невыносимая летняя клязьминско-парголовская скука. Правда, одно время спасало чудовище озера Лох-Несс.
О чудовище писали с трогательным постоянством каждый день. Оно появилось в шотландском озере и там обитало. Оно было очень большое, страшное, горбатое, допотопное и выходило на сушу, чтобы есть баранов, а затем играть при лунном свете. К людям чудовище относилось недоверчиво, особенно к журналистам, и при виде их с шумом погружалось в воду.
Все попытки рассмотреть чудовище поближе ни к чему не привели. Оно немедленно с шумом погружалось в воду.
Молчаливый сговор редактора со своими читателями продолжался долго. Всем было понятно, что приключения чудовища - это детские враки, но надо же как-нибудь развлекаться! Однажды пастор Твид прогуливался по живописным берегам озера Лох-Несс. Вскоре в мутном лунном свете глаза его различили неясные и громадные очертания чудовища. Неустрашимый пастор постепенно сделал несколько шагов вперед, но было уже поздно. Чудовище озера Лох-Несс с шумом погрузилось в воду.
Через два месяца шумов, всплесков и погружений пришлось перейти на новую тематику, перестроиться. "Возрождению" помогло необыкновенное и счастливое стечение обстоятельств. На заброшенных фортах Брест-литовской крепости появилась тень великого князя Николая Николаевича. Она тяжко вздыхала и смотрела в бинокль на Запад. (Мы знаем, куда смотрела тень. Она смотрела в сторону озера Лох-Несс.) Спугнутая.людьми, тень с шумом погрузилась...
Кроме домашней склоки по поводу чинов и орденов, кроме общественных чашек чаю и подозрительных ихтиозавров, есть главная тема - Совдепия. (С маниакальным упорством пишут до сих пор: "Совдепия", а не Советский Союз, "большевицкий", а не большевистский - так выходит как-то обиднее.)
Итак, Совдепия.
О, здесь писать можно совершенно просто!
Землетрясение в Ленинакане! Ха-ха-ха! Без крова осталось десять тысяч человек! Ха-ха!
В Каспийском море оторвавшаяся льдина унесла в открытое море шестнадцать рыбаков. Судьба их, ха-ха, неизвестна.
Ха-ха-ха! Большой пожар в Пензе. Объятые пламенем жильцы, хи-хи, погибли.
Железнодорожная катастрофа в Совдепии. Первый вагон буквально сплющило. Хо-хо-хо!
Но не все же пожары, бури и толчки в девять баллов. Печально, но Советы имеют достижения. Скрыть это невозможно, но можно оформить по-своему, подать не на той сковородке.
Вот статья о советских парашютистах.
Да, они прыгают. И поставили мировые рекорды. Но отчего они прыгают? Оттого что жизнь плохая, с голоду прыгают.
Честное слово, любимая газета "Ля Ренессанс" напечатала большими буквами статью, смысл которой сведен к чудовищной сентенции горбуновского холуя - "от хорошей жизни не полетишь".
Хочется скорее окончить фельетон, чтобы развязаться наконец с этим мрачным скопищем неудачников, злобных психопатов и просто откровенных мерзавцев.
Остается политическая позиция.
"Ле дерньер нувелль" полагается главным образом на чудо. Беспрерывно слышится бормотанье:
- Революция приведет к эволюции, эволюция к контрреволюции. И все будет хорошо!
"Ля Ренессанс" хочет действовать немедленно. У нее объявился новый дружок:
- Пресветлый батюшка, царь-микадушко, мы твои детушки, самурайчики Семенов с Гукасовым. Нам много не надо. По нескольку тысяч га на человека и небольшое государство со столицей в Чите, какая-нибудь там Россия-Го, с японизацией алфавита. А гимн можно составить очень быстро. Текст взять из "Жизни за царя", а музыку дать из "Мадам Батерфляй". Будет хорошо и патриотично.
Одним словом, пронесли сквозь бури и испытания все, что полагается проносить. Устояли.
1934
Россия-Го. - Впервые опубликован в сборнике И.Ильфа и Е.Петрова "Директивный бантик" (Б-ка "Огонек"), Журнально-газетное объединение, М. 1934.
Печатается по тексту Собрания сочинений в четырех томах, т. III, "Советский писатель", М. 1939.
Название фельетона саркастически пародирует наименование марионеточного государства Маньчжоу-Го, образованного в 1932 году и державшегося на штыках японской оккупационной армии.
В 1933 году авторы совершили поездку за границу по маршруту: Одесса, Стамбул, Пирей, Афины, Неаполь, Рим, Вена, Париж, Варшава. О своих впечатлениях они рассказали на вечере, устроенном "Комсомольской правдой" ("Штрихи современной Европы", "Комсомольская правда", 1934, э 41, 16 февраля). Некоторые впечатления от пребывания авторов в Париже легли в основу этого фельетона.
НА КУПОРОСНОМ ФРОНТЕ
В квартире разгром. Вся мебель сдвинута на середину комнаты и покрыта газетами. Полы заляпаны известкой. Спотыкаясь о помятые ведра с купоросом, бродит растерянный хозяин. Дети перепачканы краской и безумно галдят.
- Что случилось? - спрашивает гость.
- Что случилось? - замогильным голосом говорит хозяин. - Случилось то, что мы гибнем. Погибаем. Все кончено.
Но, видимо, еще не все кончено. Дыхание жизни еще клокочет в груди страдальца. Он неожиданно подымает иссохшие руки к пятнистому потолку и страстно декламирует:
- О, зачем, зачем я решился на этот ужасный шаг! А так было хорошо, такая разворачивалась нормальная семейная жизнь! Помнишь, Лена, еще недавно, каких-нибудь две недели назад... Мы пили чай по вечерам. Я отдыхал в этом кресле. Наши милые чистенькие дети беспечно резвились в коридоре. А теперь...
- Что же все-таки произошло?
- Маляры! - говорит хозяин, обводя комнату блуждающим взглядом.
При этом слове жена начинает плакать, из коридора доносится грохот и сейчас же вслед за ним радостный вой юного поколения. Упала стремянка.
- Видишь, - сквозь слезы говорит жена, - надо было нанять того тихого старичка, который красил двери у Кирсановых. Он бы в два дня все сделал.
- Тихого старичка? - взвизгивает хозяин. - Этого садиста?
Тут начинается такая перепалка, что гость живо откланивается и уходит. Ему уже ясно, в чем дело.
Произошло то, что происходит всегда с теми оригиналами, которые решают произвести в квартире небольшой, выражаясь официально, текущий ремонт.
Где таятся маляры, где их искать, к кому обращаться? Ничего не известно! В таких случаях расспрашивают знакомых или просто подстерегают маляров на улице. Если повезет, то уже на третий-четвертый день хорошо организованной слежки (желательно разослать в разные концы города всех членов семьи) удастся встретить мрачную фигуру с кистью и ведром и при помощи посулов и грубоватой лести затащить ее к себе.
Фигура неторопливо и значительно оглядывает объект работы и после долгого кряхтенья заявляет:
- Что ж, купоросить надо. Без купоросу никак нельзя. Купорос, он действие оказывает. Кругом себя оправдывает. Тут, значит, если не прокупоросишь, колеру правильного не будет. А можно и не купоросить.
- Так как же все-таки лучше? - подобострастно спрашивает наниматель. С купоросом или без купороса?
- Ваше дело, хозяйское. Одни любят с купоросом, другие без купороса.
- Тогда на всякий случай прокупоросьте. А вот эту комнату я хотел бы выкрасить в желтый цвет, знаете, такой веселый, канареечный, солнечный.
- Кроном, значит? - степенно говорит маляр. - Это можно. Возьмем, значит, кроном и покрасим. Кроном, значит, вот так возьмем и как есть покрасим. Кроном. Отделаем уж как полагается, хозяин.
Другую комнату договариваются выкрасить в светло-зеленый цвет. При этом маляр произносит непонятную речь о каком-то стронции, который тоже свое действие оказывает и кругом себя оправдывает.
Переговоры длятся часа два. Бесконечно повторяется одно и то же. Маляр, задрав голову, подолгу смотрит на потолок, будто ждет, что оттуда пойдет дождь, цокает языком и сокрушенно взмахивает руками.
- Ну, кажется, все, - нервно говорит хозяин. - Во сколько же это обойдется?
И тут начинается Художественный театр. Маляр закатывает получасовую качаловскую паузу. У хозяина начинает щемить сердце.
- Вот карточки отменили, - говорит наконец маляр.
