поскуливать.
– Как дела? – спросил Мишка Риту.
– Ништяк, – усмехнулась та и коротко рассказала о том, что произошло около Госдумы. Подвиг француженки впечатлил двух парней не меньше, чем приключения Инги и Малики. Они оба расхохотались так, что Тишка залаял, а Юлька, высунувшись из комнаты, рассудительно пригрозила вызвать психушку.
– Нет у вас выпить? – спросила Рита, когда тишина вернулась.
– Отлично! – заявил Мишка, пододвигая Рите уполовиненную бутылку вина, стоявшую на столе, – мне кажется – тебе надо уже не выпить, а выжрать.
У Риты от изумления и стыда дрогнули реснички.
– Вот дьявол! – пролепетала она, вынимая пробку, – как я её не заметила? Да, конечно, она прозрачная, но ведь в ней – красное вино!
– Так ведь ты дебилка, – объяснил Блин со свойственной ему прямотою, – и лесбиянка.
– Нет, ничего подобного. Просто я не люблю блины.
Вино оказалось очень креплёным и сладким. Оно у Риты вызвало отвращение. Тем не менее, она выпила сразу всё. Как будто почуяв запах спиртного, на кухню разом пришли Маринка, Димка и Ромка с аккордеоном. Но было поздно – таинственная бутылка уже летела из форточки на газон.
– Свинья! – хныкнула Маринка, воспламенив под чайником газ, в то время как парни, с ней притащившиеся, садились, – это ведь было моё вино!
– Оно и сейчас твоё, – прошептала Рита, – я далека от того, чтоб это оспаривать.
Алкоголь грубо заграбастал в липкие щупальца её мозг. Было непонятно, для чего Ромкой притащен аккордеон. Играть он на нём не мог, его специальностью были гусли. У Риты возникла версия, что он просто решил сойти за Серёгу, так как был должен Шильцеру сто рублей. Маринка, усевшаяся за стол с большой кружкой чая, и Блин продолжили разговор о животных, зайдя уже с другой стороны. Они выясняли, кто лучше – кошки или собаки. Тишка порыкивал на Блина, хоть тот был всецело на стороне собак. Пёс очень любил Маринку.
– Если бы я была кошкой, то я бы сдохла! – вдруг заявила та. Естественно, у неё мгновенно спросили, что ей мешает сделать это сейчас, будучи овцой. Прозвучал ответ ни к селу ни к городу, что когда она сдохнет, пусть её отдадут бездомным собакам. Сделав такое распоряжение, музыкантша расплакалась и дрожащей рукой стала гладить Тишку.
– Тогда тебе надо потолстеть хотя бы из любви к ним, – заметила Рита, пощупав её бедро, – от тебя остался только скелет, обтянутый кожей! Даже болонке на второй завтрак не хватит.
– Да, да, точняк, – согласился Димка, и, подойдя к сидящей Маринке сзади, задрал на ней мятую футболку с портретом Уитни Хьюстон, – и кожа – жёлтая, будто ты уже умерла! Маринка, набить тебе на спине эмблему какого-нибудь собачьего корма?
Ввиду того, что Маринка была жестоко оскорблена общим равнодушием к её смерти, прыткий татуировщик получил в морду сильно. Они сцепились. Никто из тех, кто сидел на кухне, их разнимать не стал. Они уже всех достали. Устранять шум примчались Серёга с Юлькой.
– А Веттель где? – поинтересовалась Рита, не замечая драки уже целых четырёх идиотов. Кто-то каким-то чудом её услышал и объяснил, что Веттель уже лёг спать. Тогда она поднялась, немного качаясь, также каким-то чудом прошла сквозь линию фронта и забрела сначала в сортир, потом уже к Веттелю. Тот, действительно, спал в полной темноте. Рита начала раздеваться, бросая снятые вещи на пол и мысленно проклиная себя за слабохарактерность. Впрочем, теплилась маленькая надежда, что Веттель нюхал врага несчастной Уитни Хьюстон, которого обезвредить телохранитель не смог, и не среагирует. Но, как только она улеглась с ним рядом, он моментально проснулся и прошептал:
– Инга, это ты?
– Нет, это не я, – прошептала Рита, ставя ему на шее засос, – не Инга!
– А кто же ты?
– Малика! Ты что, меня не узнал?
Этот вариант его полностью устроил. Она это поняла очень глубоко. Веттель ей понравился. Но не сильно. Видимо, потому, что диван кошмарно скрипел. Буянившие на кухне, услышав весь этот хор пружин, нескромно притихли. Кажется, они даже сели за стол. Конечно, было неловко. Но когда Веттель опять уснул, Рита потащилась на эту самую кухню, чтобы напиться воды.
Действительно – все сидели, включая Ингу и Малику. Интересно, когда они успели вернуться? Увидев голую Риту, все, кроме двух несчастных скрипачек, устроили ей овацию. Инга и Малика были беспримерно подавлены. Видимо, полицейские не особенно церемонились. Блин принёс из комнаты стул для Риты, так как свободных мест за столом уже не осталось.
– Я очень сильно устала, – пробормотала Рита, развернув стул и сев на него верхом, – я сейчас подохну! Дайте воды.
– Сволочь этот Веттель, – вздохнула Юлька, – наглец. Хоть раз бы он отказался!
– Не от него я устала! – вдруг испугала Рита храбрых спасателей, перейдя на жалобную писклявость, – я ничего не хотела! И не хочу! Правда, не хочу!
С большой озадаченностью взглянув на её лицо, пятеро парней снова опустили глаза пониже. Инга и Малика посмотрели мрачно на её волосы, потерявшие блеск от грязной подушки. Кроме того, они были так взлохмачены, будто Рита спрыгнула не с постели, а с дикой лошади, в зад которой впихнули кактус. Маринка, встав, поднялась на цыпочки, чтоб достать гранёный стакан на самой высокой полке разваливающегося шкафа.
– Чего ты, дура, не хочешь? – осведомилась она, наполнив стакан водой из-под крана и вручив Рите. Та выпила всё до дна, сперва расплескав немножко. Всем интересно было глядеть, как капля бежит по её груди. Затем побежали ещё две капли, поскольку рука тряслась и зубы стучали о край стакана.
– Я не хочу цепляться за жизнь ногтями! – сказала Рита, высушив ручейки поданной салфеточкой, – пусть они будут целы, а она – нет!
– Какая ты замечательная! – внезапно взорвалась Юлька, – тебе, конечно же, хорошо рассуждать о том, что жизнь гроша ломаного не стоит – после тебя останется пара книг! А Веттель – художник. Тоже неплохо! А нам что делать? Нам, музыкантам! Спиваться только ради того, чтобы вообще никакие мысли не лезли в голову? Ради бога, не говори мне про интернет! Да, он помнит всё – в том числе помойку, из-под которой ничто не может пробиться, так как её – триллионы тонн! Не надо мне предлагать лечь в эту могилу! Она вонючая!
– Но я тоже художник, – напомнил о себе Димка, очень досадуя, что его не заметили. Но его опять не заметили.
– Это всё не имеет особенного значения, – возразила Рита, погладив Тишку, который поставил лапы на перекладину её стула, – мы все очнёмся на радуге. А с неё – совсем другой вид. Я не верю в то, что Высоцкий прав и райские яблоки – это дрянь.
– Ах, какое счастье! – всплеснула руками Юлька, – так значит, если они – не дрянь, можно обосраться от радости? Это мне говорит поэт? Пошла
