class="p1">— Всё в порядке, мам. Это слезы радости.
— Не пугай меня, Милк, — говорит с лёгким укором. — Поделись лучше радостью, — слышу, как она улыбается.
— Что ж, Нина Ивановна, — откашливаюсь, — скоро вы станете бабушкой.
Секундное замешательство на том конце провода вызывает улыбку.
— Господи, Милка! Вот это новость! — мама практически кричит от радости, но и слёзы не заставляют себя долго ждать. Но это тоже слёзы радости.
Разговор приходится закончить поспешно, потому что мне пора собираться и тоже отправляться вслед за Павлом. Мама берёт с меня обещание, что как только появиться возможность, мы с Пашкой сразу приедем её навестить. Я беру с неё обещание, что она пока никому и ничего не скажет, особенно семье Бесовых. А то, чего доброго, вперед меня сообщат Павлу о том, что он скоро станет отцом.
В приподнятом настроении оглядываю себя в зеркало, подкрашиваю губы и мысленно строю планы на скорейший поход к гинекологу. Взгляд совершенно случайно падает на полку под зеркалом возле входной двери. На этой полке обычно лежат ключи и расческа, но теперь там ещё и файл с какими-то документами появился. Любопытство выигрывает битву с совестью, и я беру листочки в руку, извлекая их из файла.
Это контракт. Наниматель Степанов К. И. Отчётливо вижу его размашистую подпись в нижнем правом углу. Но тот, кого он нанимает, ещё не поставил на этом контракте ни точки, ни закорючки. И это меня обнадеживает. Мы станем родителями, и Пашке больше не место в подобном спорте.
Решаю, что поговорю с ним снова. Позже. Теперь он должен взглянуть на ситуацию под другим углом. Он победит сегодня, и всё снова станет хорошо. Он вернётся в строй. По-другому и быть не может.
Складываю контракт в файл и убираю обратно на полку. Поразмыслив немного, перекладываю контракт в свою сумочку. Хочу иметь его под рукой, когда Пашка победит, и я смогу наглядно продемонстрировать, что ему это больше не нужно. Салютую своему отражению в зеркале и поспешно выхожу на улицу, потому что в телефоне пиликает сообщение от Маши. Она уже приехала за мной.
В машине напускаю на себя взволнованный вид, который объясняю предстоящим боем. О том, что жду ребенка, не говорю подруге, лишь стараюсь контролировать глупую улыбку, которая время от времени расцветает на моём лице.
— Ты сделала тест? — всё-таки спрашивает Маша, видя, что сама я об этом не заговорю.
— Да и незачем было, — пожимаю плечами, — я просто даты перепутала. У меня нет задержки, — вру с лёгким зазрением совести.
— Ох, ну слава Богу, — девушка будто с облегчением выдыхает.
— Почему? — обижаюсь я.
— Ты серьёзно? — бросает на меня не верящий взгляд. — Ты считаешь, что это было бы к месту сейчас?
— Под словом «это» ты подразумеваешь ребенка?
— Я подразумеваю беременность. Ну и в конечном счёте ребенка, да.
— Ребенок не может быть не к месту. Машк, откуда такое отношение к детям? — в моём взгляде жалость, и она тут же это замечает.
— Ой, вот только не надо так смотреть, — картинно закатывает глаза. — Нормально я отношусь к детям. Я и сама, знаешь ли, из многодетной семьи. И прежде чем уехать от родителей, успела вдоволь «насладиться» нянченьем своих младших братьев и сестер. Поэтому в ближайшее время даже не могу смотреть на детей. И уж точно пока не собираюсь их заводить. — Хочу вставить хоть слово, но Машка меня прерывает. — И тебе не советую, Милл. Поживите для себя. Тебе всего-то двадцать четыре. Ну какие дети?
Обидно, конечно, что она не может меня поддержать, но я даже рада, что ничего ей не сказала. А то сейчас не на бой ехала бы, а в ближайшую клинику на аборт. Потому что Маша, я думаю, не задумываясь, меня туда отвезла бы.
Арена, на которой состоится сегодняшнее событие, встречает неприступностью стен. Куча охраны, машины скорой помощи и толпы людей, собравшихся на улице, но ещё не имеющих возможности попасть внутрь, буквально давят, пока пробираемся с Машкой к входу. Достаю свою карточку секунданта, и нас без проблем пропускают. Подруга сразу уходит в зал, спеша занять те места, что были отведены для сотрудников и приближенных. Руслан всё ещё на сборах, и Машке составит компанию только Влад.
Я направляюсь сразу к раздевалкам. Благо я знаю расположение помещений, так как Паша ещё вчера провел для меня экскурсию этого места.
Впереди две плотно закрытых двери. За одной меня ждёт мой чемпион, за другой готовится к бою соперник. Всем давно известно, кто он. Один подающий надежды боксёр, двадцати двух лет, и он, так же как и Павел, не знает поражений.
Распахиваю нужную дверь и застаю своего чемпиона в окружении обоих тренеров. Иваныч, как и всегда, орёт, стараясь дать последние напутствия, а Джаннини молча орудует бинтами, затягивая Павлу руки.
— Привет, — шепчу в самое ухо, подходя со спины. Быстро целую в щеку, но он сосредоточен на брани Иваныча. Бросаю сумку на край лавочки, укладываю руки на спину боксёра, разминаю напряжённые мышцы шеи и плеч. Джаннини заканчивает с бинтами, первый тренер прекращает орать, и время так неумолимо приближает нас к самому главному событию. Для каждого оно главное по-своему. Для Джаннини — это радость и гордость за тот длинный путь, который он прошёл с Пашкой. Для Иваныча — возможность в очередной раз прославить свой спортивный клуб и громко сказать всем, что этот чемпион принадлежит ему. Для Пашки — это шанс снова вернуться в строй. Ну а для меня… для меня это сама судьба.
— Ты победишь, — говорю ему, прежде чем уйти и занять своё место по правую руку от ринга.
— Я постараюсь, Милк-Милк, — Пашка смеётся, но я вижу, как он нервничает. Серо-зелёные глаза смотрят куда угодно, но только не на меня.
— Ты должен победить! — говорю настойчиво, притягивая его лицо к своему. Его губы к своим губам. Целую, как в последний раз, и ухожу.
Паша
Когда-нибудь тебе попадется соперник, который будет превосходить тебя в технике, в выносливости, будет физически сильнее. Вот тогда твои эмоции не помогут…
Голос Джаннини, словно тихий шелест, звучит в голове.
Но я сопротивляюсь эмоциям, не иду у них на поводу. В остервенении буквально бегаю по рингу, стараясь настигнуть противника, но наоборот загоняю себя, словно глупого зверька. Я проигрываю.
Гонг.
Падаю на стул в своем углу. Тренер что-то орёт, но я слышу лишь стук собственного сердца. А ещё я вижу Милкин взгляд. Он взволнован, он испуган, и он разочарован.
Гонг. Всё повторяется по кругу. «Рвать
