пригласила к нам. Она ответила, что не хочет. Тогда я написала ей, что сейчас годовщина смерти Оли, может быть, зайдешь на страничку ее памяти, вы ведь долго дружили. И знаете, что она мне ответила? Что не верит в несчастный случай. Мол, это все было подстроено „тем типом, с которым она жила“. Представляете? Сразу говорю: мне эта версия кажется просто глупой. Я ведь знала Олю неплохо так. Правда, потом наши пути разошлись. И у меня в голове не помещается. Не стала бы она жить с человеком, который способен на такое. Все, народ, я не могу с этим быть одна. Так что вываливаю сюда. Пусть будет здесь, сама не знаю, зачем. Просто – пусть будет. А Оле – покоя».
Дальше шли возмущенные стикеры и восклицания: «Какой бред!», «И думать про это не хочу!», «То, что Лена – единственная, кто общался с ней до самого конца, не дает ей права обвинять невиновного человека», «Точно! И прекращаем это обсуждать! Трагические случайности иногда случаются!», «Покойся с миром, Оля!». И снова – свеча, блестящие розы. Художник выключил планшет. Он пока не знал, что будет делать дальше со всем этим.
Проводив бабу Машу, которую Михаил и Вера отвозили в санаторий, Никита закрыл калитку и, дождавшись Дымка, который бежал по снеговой дорожке к крыльцу, вошел с ним в дом. «Я один остался, как тогда, когда Тоха приехал», – почему-то с волнением подумал он. Прошелся по большому дому – такому теплому, надежному, как старинная крепость славян. Поднялся на второй этаж, заглянул в комнату Полины, откуда Антон все-таки забрал свои вещи, поставил окно на зимнее проветривание, взял брошенное на стул покрывало, аккуратно накрыл кровать. Кот ходил за ним следом, терся о ноги.
– Что, проголодался, зверюга? Пойдем, творожку положу, знаю, что любишь. Да, творожку, – повторил он, заметив, как жадно сузились его зрачки.
«Все понимает, похоже. Ну, ключевые слова». Они спустились и прошли на кухню. Никита открыл холодильник, задумался, разглядывая содержимое. Кот нетерпеливо толкнул головой его ногу, что-то мрыкнул. Никита протянул руку за судком с творогом, и тут раздался звонок в калитку. Он вздрогнул, закрыл холодильник.
– Сорян, кошак. Творог переносится на попозже. Интересно, кто там?
Он, по обыкновению раздетый, выскочил на улицу.
– Иду, иду!
– Добрый день! А дядя Миша дома? – раздался из-за калитки девичий голос – напряженный, чуть испуганный, но такой нежный и чистый!
Никита непроизвольно заулыбался и быстро открыл калитку. Он увидел девушку в сером пуховике и черной шапочке, которая помахала таксисту, отпуская машину.
– Дядя Миша дома? – повторила она.
– Он уехал. Да ты проходи, – как-то неловко посторонился он, хотел взять у девушки пакет, но она отмахнулась:
– Он не тяжелый. – Внимательно посмотрела на парня, протянула руку: – Я Полина.
– Никита. Полина, значит. – Она удивленно взглянула на его ставшее сердитым лицо. А он продолжал: – Пошли в дом. Ругать тебя буду. И кота своего сама покормишь заодно, пока я буду ругаться.
Она даже подпрыгнула.
– Дымка?!
– А то кого? – буркнул он, но потом улыбнулся, дотронулся до ее рукава. – Запугал я тебя, да? Не обращай внимания. Идем.
Они прошли прохладную веранду и через холл направились к кухне. Навстречу несся Дымок. Увидев Полину, он резко затормозил и недоуменно развел ушами, как человек руками. А через пару секунд он уже был подхвачен на руки и зацелован, затискан, намочен слезами… Никита, улыбаясь, достал творог, снял крышку, взял из ящика ложку.
– Держи. Он просил у меня творога, когда ты позвонила.
– Спасибо, – сквозь слезы сказала Полина. – Дымок! Вот тебе твоя любимая еда! Ой, Дымо-ок. – Она плакала и улыбалась, размазывала слезы по покрасневшим щекам.
Никиту накрыло волной жалости и нежности к этой невысокой девушке с теплым отсветом на лице от пышных волос. Он осторожно обнял ее за плечи, усадил на стул возле окна.
«И угадал же мое место! Или знал? Кто он, интересно?» – подумала Полина и спросила:
– А за что ты собирался меня ругать?
– Проехали. Я лучше чаю тебе заварю, с мятой, ладно?
Она кивнула, улыбаясь. Глаза все еще были мокрыми. Никита быстро поставил чайник, положил траву в стеклянный цилиндр с ситечком внутри, достал из контейнера на полке две ватрушки.
– Свежие! Баба Маша напекла кучу всего перед отъездом. А доить так и не успела меня научить.
– Я научу, – быстро сказала девушка. – А куда она уехала?
– Сегодня ее в санаторий повезли, на долечивание. Вы с ней прям чуть-чуть разминулись. Так не хотела ехать! Типа, коза скоро рожать будет. Как будто без нее не разберемся!
– Разберемся, конечно! Я кучу родов уже принимала! Окотов то есть. Дядя Миша ее повез, да? Поэтому его нет?
– Ну да, с Верой. Они на обратном пути хотят в строительный заехать. Она же за него замуж выходит и сюда переезжает. Вот, ремонт будем делать.
– Они женятся? Давно пора! Я столько всего пропустила… Слушай, а ты здесь как помощник, да?
– Ну да. Помощник и еще заложник!
– Заложник? Потом расскажешь подробности. Я их подвела, что уехала… Баба Маша не заболела бы.
– Ну ладно, уехала и уехала. Ты ведь на учебу, важное дело. А что не звонила, не сообщала о себе, я хотел тебя ругать. Тут знаешь, как все о тебе переживали! Дядя Миша уже собирался узнавать расписание экзаменов и тебя ловить.
– Не было у меня своего телефона. Только сегодня я его вернула. – Она вдруг посерьезнела и сказала звонким от волнения голосом: – Нужно срочно позвонить дяде Мише. Только он за рулем, наверное? И вот еще. – Она вытащила телефон и протянула парню. – Телефон нужно отключить, чтобы нельзя было понять его местоположение. Так можно?
– Я позвоню Вере, она передаст Михаилу Владимировичу, и мы все сделаем. Хочешь сама с ней поговорить? – И Никита протянул свой телефон.
– Вера! Я вернулась! Да, это Полина! Да, все в порядке! Я с Никитой! Пожалуйста, попроси дядю Мишу заблокировать мой номер телефона и мою карту. Это очень срочно, очень! Номер на него оформлен… Дядя Миша, привет! Дядя Миша, прости! Я так соскучилась! Прости меня, пожалуйста! Не плачу, не плачу, правда! Мне Никита чай сделал, с мятой! Он очень хороший! Да, жду!
Она опять улыбалась сквозь слезы. Никита быстро сунул ей кусочек марципановой шоколадки.
– Так. Чай. Самое главное ты сделала. Здесь ты в безопасности. Думаешь, Михаил Владимирович тебя даст в обиду? Да и я прослежу. Какая твоя чашка, эта, с ромашками?
Полина кивнула. То ли оттого, что увидела его первым, то ли от
