написать докторскую, но она только смотрит на него и смеется.
Из окна спальни на втором этаже Эдвард наблюдает, как Сил уродует их лужайку. Он никогда не видел, чтобы кто-то был столь безутешен. Сегодня вечером он окажется в Сингапуре, куда едет на конференцию по природоохранному законодательству. Наконец он пожимает плечами и кричит ей через двор: «Я поехал. Позвоню из аэропорта».
Сил выпрямляется; продолжает. Она машет ему и убедительно улыбается. «Хорошо, удачи!»
Украдкой она отсчитывает шаги, отделяющие его от такси. В последнее время Эдвард мешает ей контактировать с отцом. Она гладит посаженные тюльпаны: ну вот и готово. Вспоминает, как читала когда-то, что шейкеры [55] разговаривают с посаженными ими растениями, желают им всего хорошего.
Тюльпаны вянут, пока самолет Эдварда летит где-то над Австралией.
Заниматься ченнелингом лучше, чем быть официанткой, радостно думает Дейрдре Сэксон.
Прошло больше половины сессии, которая длится шесть часов, не считая перерыва на обед, — наступает момент, когда она проводит присутствующих в Пещеру Воспоминаний, чтобы они отыскали свое право по рождению — «…В пещере темно. Она приветствует вас. Вы спотыкаетесь в темноте, вам страшно». Сама она вспоминает историю похищенной Персефоны — совместное ритуальное пение помогает задать нужный настрой.
Двенадцать женщин самых разных форм и возрастов сидят скрестив ноги на полу в ремуэрской англиканской церкви. Сил Дэвис — одна из них.
«А теперь из комнаты на первом этаже льется свет. Вас к нему тянет, но ноги отяжелели…» — Дейрдре по-прежнему считает себя актрисой. Она по-своему величественна. Сегодня она отхватит тысячу долларов, что покроет счета за квартиру и ремонт подшипников в ее машине-развалюхе. Большинство актрис, с которыми Дейрдре училась, теперь работают психотерапевтками или пиарщицами. Ченнелинг дает ей фору. В течение недели она свободна и может ходить на кастинги и репетиции, если ее когда-нибудь утвердят хоть на какую-то роль.
На нее пялится сидящая сбоку женщина в кашемировых трениках. В такие моменты многие теряют самообладание, но эта женщина, наоборот, бдительна и собранна. Все остальные в глубоком трансе. Дейрдре пробует адресовать последние слова из Монолога Героя ей: «А теперь вы можете решить: уйти прямо сейчас или попробовать подняться по ступеням». На лице женщины мелькает еле заметная печальная улыбка.
Дейрдре вынуждена с этим разбираться. «У вас есть выбор», — повторяет она, трогая Сил за плечо. «Но я не хочу выбирать», — отвечает та. «Постарайтесь не бояться, — журчит голос Дейрдре. — Я знаю, что подобные встречи обнажают… чувства».
Но Сил самообладания не теряет. Она встает, переодевается и уходит, кидая спортивную сумку в машину. «Чувства». Поход сюда был глупой затеей. Больше всего ее расстраивает именно глупость, потому что за ней стоит низкое качество внимания. «Чувства». Ей кажется, что эта неряшливая женщина уничтожила ее. Если люди не желают получать новую информацию, то смысла нет. Чувства — это дерьмо, улыбается Сил, чувствуя себя сильной и раскованной. Хитрость в том, чтобы исчезнуть. Она решает прокатиться.
Центральная улица Отахуху, за пальмами разворачивается кровавый закат.
Радио в красивой белой машине Сил настроено на «Дабл-ю-эн-си-эн», концертная программа. «Антонио Ви-валь-ди, — объявляет диктор голосом чересчур образованного человека, — „Маг-ниф-и-кат“, прямо сейчас на „Дабл-ю-эн-си-эн“». Автомобиль Сил едет мимо обшарпанных многоэтажек, бургерных, магазинов подержанной бытовой техники. Сил кроет от этого контраста, она его впитывает.
Когда программу по повышению грамотности перестали финансировать, все ожидали, что Сил останется и попробует найти частных инвесторов. Пусть эта страна станет тем, чего она заслуживает, — вздыхает она. Жилые бунгало в переулках Отахуху, построенные в тридцатые годы как социальное жилье, теперь проданы инвесторам и сдаются в аренду бедным —
А сейчас мы услышим скерцо Шопена. Скерцо № 2 си-бемоль минор, сочинение 31 Фредерика Шопена. Шопена обвиняли в заимствовании скерцо у Бетховена, и хотя слово «скерцо» переводится как «шутка», большинство шуток Шопена были не слишком веселыми, — Сил больше не в силах терпеть голос этого самодовольного мужчины. Она крутит колесико радио.
Последние лучи дневного света пробиваются сквозь доски изгороди. Голос Андре Грегори, известного актера и режиссера: «Пожалуй, я начну с путешествия отдельного человека к самому себе». Да, так не в этом ли проблема? Она перещелкивает обратно на концертную программу, первые четыре такта из Партиты си-минор Баха пронзают ее насквозь, и снова внутри срабатывает сигнал тревоги.
Небо темнеет. Уже почти полночь. Сил долго ехала куда глаза глядят. Она паркует машину в центре Окленда рядом с причалами. Идет пешком. Срезает через автовокзал, мимо ползет свет фар последнего автобуса. Она всё так же слушает партиту Баха в исполнении виолончелиста Уте Уге, любое прикосновение к четырем струнам инструмента отзывается в ее теле узнаванием. Она думает о стихотворении Энн Уолдман «Девочки»:
Если ты живешь у воды, Габриэль
тебе повезло
Если ты живешь в лесу, Ивлин
или глубоко в долине, Морин
высоко в горах, Джанин
Ближе ли ты?
Скажи, ближе ли?
четыре утра
мотор мрачно и впустую тарахтит
возле курицы на вынос через дорогу
я ненавижу его, девочки
ненавижу этот мотор
Рождественская гирлянда с разноцветными фонариками мигает в витрине «Терминал кафе». Сил решает выпить чашку чая. Садится рядом с лысеющим корректором, работающим по вечерам, — тот ковыряет яичницу на тарелке в свете флуоресцентных ламп. Она быстро пишет что-то в дневнике, который носит с собой повсюду уже четвертый месяц. Туристические плакаты рекламируют отдых на солнце. Я записываю всё это, чтобы кто-то другой смог это прочесть, когда наступит конец света… Сил делает глоток чая и вздыхает.
Максу Бохнеру не потребовалось много времени, чтобы избавиться от сотрудников Дома Гёте. Им было неловко за количество людей, пришедших на чтения, впрочем, ему было наплевать. DAAD [56] полностью оплатила его тур по региону Австралазии в счет уплаты какого-то долга его издателю. На следующей неделе он будет в Токио. Несмотря на картонный фасад первого мира — высотки в центре, IBM и Infotech, — больше всего Новая Зеландия напоминает ему о путешествии в Баварию до постройки Стены. Очевидно, здесь не были готовы к его последней книге, «Туалет».
Он прогулялся по Карангахапе-роуд и дошел до отеля «Окленд Интерконтиненталь» в центре города. Среди бизнесменов, занимавших почетные места у стойки пиано-бара, сидели две девушки, и выглядели они как мультяшные шлюхи. Скорее всего, студентки местной школы искусств. Он задумался, а докатилось ли перформативное искусство до Новой Зеландии? Успели ли особо чувствительные барышни сменить гончарное дело на засовывание кореньев себе в анусы?
Грейс —
