догоняю извилистый ход ваших мыслей.
– Я хочу сделать заявление, что меня никто не грабил.
– И опять я не понял. Вы говорили о свидетельских показаниях…
Лена сосредоточилась и сказала, пытаясь быть максимально точной:
– Да, я свидетель по делу об оконных кражах с участием продуктов. И прошу, чтобы вы составили протокол, что меня никто не грабил. Я совершенно не пострадала, даже наоборот.
– А наоборот это как?
– Это вас не касается, это личное. Одним словом, я не пострадала от действий подозреваемого. А колбасу я преимущественно сама съела.
– Поздравляю! Редкий случай. Рад за вас. – Майор без стеснения присвистнул и положил трубку.
Пришлось идти в отделение полиции и там добиваться составления надлежащего протокола.
Сотрудники отделения полиции по очереди под разными предлогами заходили в комнату, где майор, красный от сдерживаемого смеха, оформлял свидетельские показания женщины, которая пришла с заявлением, что не пострадала. Чувствуя, что ее показания не воспринимают всерьез, Лена убеждала майора, что кризис среднего возраста проявляется у мужчин крайне разнообразно. Кто-то в таком состоянии лезет в петлю, а кто-то в окно. В качестве доказательств она кратко пересказывала майору книги, в которых раскрывалась тема мужской идентичности и ее болезненного обострения. Были упомянуты Печорин, Онегин и Вронский. Майор периодически вытирал слезы, как-то странно подергивая плечами.
Лена хотела попросить очную ставку с задержанным, но постеснялась. Вдруг Сергей не узнает ее, перед майором неудобно получится. Лучше оставить все как есть.
– А что ему будет?
– Я не судья. Может, условно дадут, может, присядет на чуток.
– А туда можно будет посылки посылать?
– Конечно, – жизнерадостно ответил майор. – Теплые носки, сигареты и сало – джентльменский набор.
Лена на всякий случай запомнила.
И не зря. Судья решил, что на какое-то время Карлсона лучше изолировать от общества. Пусть его пропеллер передохнет. Срок дали маленький, почти символический, но реальный.
Лена горько плакала два дня, потом вытерла слезы и полностью пересмотрела свои читательские предпочтения. Теперь ее любимыми писателями стали Солженицын и Шаламов. Кроме них Лена читала чаты и форумы, где бывшие сидельцы делились опытом выживания на зоне.
Постепенно Лена вжилась в образ женщины, проводившей на зону близкого ей человека. Жизнь заиграла новыми красками. Теперь она не просто завтракала, а набиралась сил, чтобы вынести разлуку. Не просто отсиживала положенные часы в своей библиотеке, а зарабатывала деньги на поддержку арестанта. Пожалуй, впервые в жизни у нее появилась цель, причем исключительно благородная. Помогать людям вообще приятно, а уж тем более мужчине с маленькой проплешиной и большим чувством юмора.
Странным образом Лена страдала и ликовала одновременно. Она искренне сочувствовала Сергею и так же искренне радовалась, что в ближайшие месяцы он не сможет залететь ни на одну кухню, где есть потенциальная возможность попить чай с привлекательной хозяйкой.
Посылки шли регулярно, не балуя разнообразием содержимого. Носки, сигареты и сало, – все, как майор советовал. Еще книги, к выбору которых Лена отнеслась со всей ответственностью. Есенин должен был намекнуть, что «хулиганы и пропойцы» имеют ранимую душу и способны на высокие чувства. Достоевский убеждал, что пороки ведут к страданиям и нравственному возрождению. Чехов утешал и воскрешал, а Толстой закреплял положительный эффект, формируя позитивный взгляд на мир.
В ответ приходили маленькие письма. Даже не письма, а записочки. В них Сергей дурашливо благодарил за посылки и переспрашивал, не перепутала ли Лена адресата, то есть арестанта. Он настоятельно рекомендовал ей прекратить это дело, поскольку не заслужил такую благодать. Лена кокетливо отмалчивалась и продолжала свое благое дело.
Теперь она регулярно смотрела криминальные хроники по телевидению, чтобы лишний раз убедиться в том, какой, в сущности, невинный проступок совершил Сергей. Не преступление, а недоразумение.
Однажды в криминальной сводке всплыло несчастное лицо ее бывшего мужа Романа, попавшегося на экономическом преступлении. Лена пожалела его, но как-то отстраненно, как будто он был в ее прошлой жизни. Устыдившись своего бессердечия, Лена решила собрать бывшему мужу посылку. Все, как майор учил, – носки, сигареты, сало. В последнее время упаковка сала была поставлена Леной на поток, для этого пошел на тряпки старый халат с когда-то любимыми вишенками. Как и куда отправлять передачки, Лена, слава богу, знала. Ей не жалко, а ему приятно будет. Зла Лена на него не держала. У нее вообще в душе не было кармашков для плохих чувств.
За то время, что Сергей «парился на нарах», она чрезвычайно преобразилась. Прежняя вялость исчезла, квелые страдания ушли в прошлое под натиском настоящих страстей. Теперь, ложась спать, она представляла себе, каково это – спать на жестких нарах без удобной подушки. Эти мысли будили в ней сострадание, но почему-то клонили ко сну. Всем телом она ощущала достоинства своей домашней постели и тут же засыпала.
Прекратив есть по ночам, она похудела, точнее, постройнела. Разглядывая себя в зеркале, Лена торопила освобождение Сергея. В ней проснулась любовь к жизни, а в некотором возрасте это тождественно любви к мужчине.
Ее просьбу услышали на небесах, и вскоре пришло извещение с почты, что посылка вернулась в связи с невостребованностью. То есть на том конце маршрута посылку никто не принял. «Может, умер?» – ужаснулась Лена. Но Сергей не умер, он был освобожден досрочно за примерное поведение.
И началось ожидание, усугубленное приходом весны. Звон капели заглушали крики мартовских котов. В такой атмосфере решительно невозможно не думать о любви. Окна Лениной кухни призывно распахнулись, а занавески, порхая на ветру, словно зазывали гостя. Но он все не приходил. Ни в дверь, ни в окно.
Лена опять окунулась в бессонницу, усугубленную страхом, что может проспать визит ночного гостя. Полночи она не могла уснуть, а потом впадала в состояние между сном и явью, продолжая прислушиваться к звукам на кухне. Даже шорох таракана не прошел бы незамеченным. Утром, разбитая и унылая, она шла на работу, ведь за регулярную колбасу в холодильнике нужно было платить. Покупала Лена не какую-нибудь докторскую, а сыровяленую высшего сорта.
После месяца такого ожидания ей приплохело. Стала кружиться голова, накатывала слабость. Внешние изменения тоже были не в лучшую сторону. Темные круги под глазами красят только героинь киношных мелодрам, а в жизни мало кому идут. В измученной недосыпом голове промелькнула крамольная мысль, что ей жилось значительно лучше, пока Сергей сидел на зоне.
Выбирая между любовью и собственной жизнью, Лена смалодушничала и выбрала себя. Вместо колбасы она купила снотворное и впервые за последний месяц от души выспалась. Эффект превзошел все ожидания: утро заиграло такими нежными красками, что от одного запаха кофе захотелось признаться миру
