мной. Не забыли про меня.
Цим крепко, по-мужски обнимает меня, похлопывает по спине, а потом я провожаю их взглядом — ребята спускаются по лестнице к машине Перл. Цим держит Перл под руку. Открывает для нее дверцу. Обходит машину с другой стороны и садится за руль. Они уезжают.
Бо все еще в ванной. Под душем он проводит времени больше, чем представители некоторых малочисленных народов, вместе взятые. Я сажусь на кровать и разворачиваю подарок Цима.
Это его скейтборд.
Бо выходит, обернув полотенце вокруг бедер. Он озадаченно смотрит на меня.
— Это скейтборд Цима, — объясняю я. — У меня скейта больше нет. А когда-то мы то и дело катались. Жили ради катания.
— Помню.
— Цим и Перл заехали и сделали мне подарок. — Я верчу скейтборд в руках. — У меня сегодня день рождения.
Бо одевается. Вытирать волосы ему не нужно — слишком короткая стрижка.
— Похоже, я там, под душем, много чего пропустил.
— Да ты под душем часами стоишь.
Бо садится рядом со мной. Крутит одно из колесиков скейтборда.
— Я прожил месяц без душа, — вздыхает брат. — И даже когда душ был, порой приходилось вставать под него только на минутку, потому что очередь была. Часто мы жили в старых казармах, где вообще не было горячей воды, поэтому нанимали рабочих, чтобы они установили электрические нагреватели, и человек двадцать погибло от удара током, стоило только включить воду. Я своими глазами такого не видел, но слухи ходили. Поэтому подольше постоять под горячим душем там, где это безопасно… может быть, это самое лучшее, что случилось со мной после моего возвращения. — Колесико скейтборда перестает вертеться. — Вот поэтому я подолгу торчу под душем.
— Спасибо, — киваю я. — Приятно об этом узнать.
— Не за что, — отвечает Бо, привстает, но тут же снова садится рядом со мной. — У тебя самый худший день рождения в жизни?
— Да нет, что ты!
— Я не считаю тот, на который так и не пришел фокусник, а я нацепил галстук аббы и пытался заставить пенни исчезнуть в моем рукаве, а твои друзья меня опозорили.
Я об этом совсем забыл. Тогда мне исполнилось пять. — Я хохочу.
— Тогда было хуже. И еще тогда было паршиво, когда мы отправились за окаменелостями.
— Ага. Улицы на окраинах Бостона практически усеяны костями динозавров. Я пробовал тебя отговорить от этого похода, но ты ни в какую.
— Вот видишь? Так что сегодня у меня не самый худший день рождения.
Это хорошо, потому что для меня это — самый лучший из твоих дней рождения.
Я качусь на скейтборде Цима — медленно, чтобы не обгонять Бо. Сейчас не время для трюков и лихачества. Качусь по прямой линии, но это куда более классно, чем топать на своих двоих.
Примерно с милю мы молчим. Потом Бо спрашивает:
— Селин позвонить не собираешься?
— А откуда ты знаешь, что я ей уже не звонил?
— Просто так спросил, наугад.
— Позвоню.
— Тебе восемнадцать. Вперед!
Бо сталкивает меня со скейтборда и забирает его. Проворно оттолкнувшись одной ногой, он быстро укатывает вперед и тем самым дает мне возможность поговорить с Селин наедине. Ну, то есть настолько, насколько можно быть наедине на Балтимор Пайк [31].
Я открываю крышку телефона. Пролистываю телефонную книгу до буквы «С».
Ничего нет.
Из этого становится ясно, что у меня нет ни одного знакомого, чье имя или фамилия начинаются на «с». И там, где должно быть имя Селин, я не нахожу ровным счетом ничего.
Ни-че-го. Ноль. Зеро.
Сердце уходит в пятки.
Но я же видел! Я видел, как девушка забивала свой номер телефона в мой список контактов! Она это сделала у меня на глазах!
Или это была такая изощренная шутка? Селин сделала что-то, чтобы показать, будто я ей нравлюсь, а на самом деле она вовсе не хотела еще раз услышать мой голос?
Я закрываю крышку телефона. И снова открываю. Пролистываю список контактов, начиная с буквы «А». Отчаянно перескакиваю с имени на имя и вдруг нахожу ее. Сразу после «Демарио-пицца» и перед Довом.
Дион, Селин.
Я жму клавишу вызова.
И — словно звук пощечины — мертвый голос автоответчика.
Гудок.
— Привет, Селин. Это Леви. Пришла в себя после прогулки? У меня поясница побаливает, а я-то к ходьбе привык, так что могу только вообразить, как у тебя болит поясница. Ну, в общем, я поэтому и позвонил, чтобы узнать, как твоя поясница, да и все остальное тоже. Если хочешь, позвони мне. А если не хочешь, можешь все равно позвонить — из вежливости. Потому что у меня сегодня, понимаешь, день рождения, поэтому, если ты не позвонишь…
Гудок.
А я продолжаю что-то бормотать. Я понятия не имею, как отправлять короткие голосовые сообщения. Жаль, что я не продумал ничего заранее. Не подобрал слова. Но на самом деле мне все равно. Она таки оставила мне свой номер. Только это и важно.
Я бегу, догоняю Бо. Моего брата, катящегося вперед на скейтборде.
Пять дней. По моим расчетам, через пять дней мы окажемся в Вашингтоне.
Шесть дней — вот сколько осталось до марша в поддержку армии на Национальной аллее.
Два часа ночи. А я заснуть не могу.
Лежу и пялюсь в потолок.
И тогда я начинаю размышлять. Обо всем на свете.
Я дожидаюсь, когда Бо заснет наверняка. Не так просто услышать его дыхание на фоне жужжания статики в радиоприемнике, но зато я вижу, что его грудь опускается и поднимается ровно и медленно. Сомнений нет — брат заснул.
Я натягиваю носки и, на цыпочках выйдя из номера, направляюсь в бизнес-центр мотеля. Нечего удивляться тому, что в такой час здесь нет ни души. Да разве уважающий себя бизнесмен остановился бы в таком захудалом мотеле?
Я вхожу в Интернет.
Читаю о марше. Он грандиозен. У него даже имеется собственный веб-сайт «Миллион сильных за Америку!». Я не знаю, реально ли это число. Возможно, нет. Но может быть, да. Может быть, люди летят, едут на машинах и идут пешком в Вашингтон со всех концов страны.
«ПРИНОСИТЕ ФЛАГИ!» — гласит лозунг, размещенный снизу на главной странице сайта.
Неужели это оно и есть? Неужели это то самое, что прячет клоун под крышкой обувной коробки? Флаг, сложенный в точности так, чтобы он уместился в коробке из-под детских ботинок?
Я продолжаю поиск. Читаю еще и еще.
Читаю, потому что, пока я лежал без сна и смотрел на цифры на дисплее цифровых часов в номере мотеля, отсчитывающих время
