до рассвета, пока слушал шуршание статики и негромкий звук дыхания брата, я вдруг подумал о том, как мало я старался хотя бы попытаться понять, что происходит вокруг.
Сам я не «про» и не «анти». Я — ничто.
Ничто, которое не может заснуть.
И вот теперь я сижу в бизнес-центре мотеля посреди ночи, и размышляю, и читаю, и что-то узнаю, и я готовлюсь стать одним из миллиона сильных.
Я готовлюсь встать на чью-то сторону.
На следующее утро наконец, после нескольких недель долгой, мучительной ходьбы и проигрышей в блек-джек, я задаю Бо важный вопрос:
— Почему не на машине? Не на поезде? Не на автобусе? Почему мы всю дорогу до Вашингтона должны пройти пешком?
— Просто я люблю ходить пешком.
Я спрыгиваю со скейтборда:
— Чушь собачья!
Бо не останавливается.
— Мог бы мне рассказать! — кричу я, потому что расстояние между нами нарастает. — Я хочу знать!
Бо молчит. Я стою, держа в руках скейтборд. Настал один из тех моментов, когда надо сделать свой выбор.
Я мог бы развернуться и покатить на старом скейтборде Цима домой. Мог бы принять ответ Бо типа «Отцепись», пусть так. А мог бы привязаться к брату и дать ему понять, что мне действительно важно узнать ответ. Я вправду хочу узнать, почему он отказывается от транспорта. Хочу узнать, потому что тревожусь за Бо и для меня это важно. Он для меня много значит.
Несколько раз хорошенько оттолкнувшись правой ногой, я нагоняю Бо:
— Ты подолгу торчишь под горячим душем, потому что это создает у тебя ощущение безопасности. Это я понимаю. Ты мне про это рассказал, и это нормально. Ты со мной этим поделился, и ничего ужасного не случилось. Ну, так почему ты не желаешь ездить в машине?
Брат не смотрит на меня. Не отвечает. Он молча шагает вперед. Я молча качусь рядом с ним. Мы вместе пересекаем границу штата Мэриленд. Я представляю себе, что когда-то люди истово сражались за эти границы. Думаю о том, что когда-то эти границы много значили для жителей. А теперь ты бы и не догадался, что ты что-то там такое пересек и попал из одного штата в другой, если бы не приветствующий тебя стенд, который сообщает о том, что цветком штата является «черноглазая Сусанна» [32], птицей штата — балтиморская иволга, а девизом — «Мужские дела, женские слова».
— Мы находились на окраине одной северной провинции, — вдруг начинает говорить Бо. — Это одна из самых адских областей в этой адской стране, и нас везли, и были сумерки, и думать про СВУ нельзя, потому что если бы ты про них подумал, то тебе и не стоило бы садиться в джип, а на СВУ можно напороться везде и в любое время, и мы это знали, мы это видели много раз, но нужно продвигаться вперед и просто надеяться на то, что ты не стаешь одним из тех, кому не повезло, кому довелось лично познакомиться с этими треклятыми СВУ…
Если бы я не обшаривал Интернет прошлой ночью, я бы не знал, что аббревиатура СВУ означает «самодельное взрывное устройство». Иначе известное как мина-ловушка. Одной из целей марша «Миллиона сильных» было добиться оснащения армии большим числом «кугуаров» [33]. «Кугуары» — это что-то вроде накачанных стероидами джипов «хамви», они лучше защищены от встреч с СВУ.
— И вот как-то раз ночью едем мы в патруле, и перешучиваемся мы с моим дружком довольно тупо, и тут вдруг — жуткий взрыв. Словом, наш «хамви» и то СВУ официально познакомились. И наша машина просто разлетается на куски к чертовой матери. Вот только что все было нормально, тихо, ты даже мог позволить себе подухариться насчет чего-то такого, о чем потом и не вспомнишь, а в следующий момент твой дружок лежит на земле, а его ноги валяются в трех футах от него. А ты ощупываешь себя. Голова на месте, руки, ноги тоже. Это невероятно, но ты цел, ты в полном порядке. Ты смотришь на своего друга. И на его ноги. И твои мозги отказываются осмыслить то, что ты видишь. Ты не можешь погрузиться в темноту. Ты должен что-то сделать. Что-то сказать. Но что скажешь тому, чьи ноги валяются на расстоянии трех футов от него?
У брата дрожит голос. Он шагает, низко надвинув на лицо козырек моей бейсболки «Red Sox», поэтому я не вижу, плачет ли он, но я и не пытаюсь это выяснять. Я не смотрю на Бо. Одно из преимуществ ходьбы: мне всегда нравилось то, что ты не обязан кому-то смотреть в глаза.
— Не знаю, — говорю я, — представить не могу.
— Так вот, если у меня нет необходимости сесть в армейский джип, или в грузовик, или в легковушку, или даже на поезд, если есть выбор и не надо исполнять приказ, если я могу делать то, что хочу, и у меня еще ходят ноги, я пойду пешком.
Я спрыгиваю со скейтборда, беру его под мышку и больше не встаю на него до конца дня.
* * *
Сегодня мы ночуем в доме сестры Пола. Иначе говоря, в доме тети Селин. Можно было бы предположить, что это обстоятельство вызовет ответный звонок, но не тут-то было. Оставлять сообщения на автоответчике Селин — все равно что писать письма Санта-Клаусу. А я делаю это с такой же надеждой, с таким же оптимизмом, как маленький ребенок. Ну и надежды получить ответный звонок у меня примерно столько же, сколько у малыша дождаться письма, написанного рукой Санты.
Но все равно.
Я делаю еще одну попытку.
И на этот раз Селин берет трубку:
— Привет, Леви, что случилось?
— Привет. Да я, ну вот я и подумал про тебя.
Да… Повторяю: разговоры по телефону — не мой конек.
— Где ты?
— Я в Эджвуде. В двух кварталах от дома твоей тети.
— Ну, и как тебе Эджвуд?
— В это время года тут очень симпатично.
— Где ты конкретно?
— До нужного дома осталось полтора квартала.
— Ты мне рассказывай обо всем по пути, ладно?
— Конечно.
— Ты мне нравишься, Леви. Ты это знал?
— Правда? Так сразу и не поймешь.
— Нравишься.
— Рад это слышать, потому что ты мне тоже нравишься. — А теперь ты где?
— Думаю, это нужный квартал. Теперь осталось только дом найти.
— Через два дома,
