class="p1">Я на цыпочках спускаюсь вниз, где пока еще спит Селин.
Я ложусь на кровать рядом с ней, крепко ее обнимаю и закрываю глаза.
Я дожидаюсь вечера, чтобы сообщить Бо о приезде Дова.
— Ты насчет ужина думал? — спрашиваю я.
— Не очень.
— Есть одно местечко, куда мне хотелось бы сходить.
— Вот как?
— Да. Там крабов готовят. — Я делаю паузу. — И там нас будет ждать Дов.
В результате я получаю молчание длиной около мили, и все это время я думаю о том, что бы мне хотелось узнать о Селин. Я составляю целый перечень вопросов, которые хотел бы ей задать. А кроме того, мне хотелось ее поцеловать.
Наконец я объясняю Бо, что не могу врать Дову, что я этого не умел никогда и что, уезжая из дому, я рассказал ему обо всем, что мне известно… ну, то есть тогда я был более или менее уверен только в том, что речь идет не об Аппалачской тропе.
Еще я говорю Бо, что Дов его любит, переживает за него и хочет с ним повидаться, чтобы просто убедиться в том, что с нами все в порядке.
— Хорошо, — говорит Бо.
Вроде бы он не сердится. Похоже, мне удалось не лишиться его доверия, с таким трудом заработанного. Я по-лучаю только долгое молчание, но уж к этому я привыкнуть давно успел.
Когда мы подходим к ресторану, Дов встречает нас у входа.
Он крепко, по-медвежьи обнимает нас, целует в обе щеки и только после этого замечает мою панамку с розовыми цветочками.
— Свою заботу о внешности ты вывел на совершенно новый уровень, — усмехается старик.
— Стараюсь изо всех сил, Дов.
Я снова обнимаю его, чтобы ощутить прикосновение его крепких рук.
Дов привез с собой рюкзак. Я-то знаю, что рюкзака у него не было, — значит, он прошелся по магазинам. Старик выглядит как ребенок в первый день в детском саду. Могу представить его в магазине. Он просит такой рюкзак, как у его внука. Я тянусь к рюкзаку, чтобы забрать его у Дова, но он отталкивает мою руку.
Мы заказываем намного больше, чем реально сможем съесть. Нам предлагают крабов, приготовленных по всевозможным рецептам. Жареных, печеных, тушеных, нарезанных крупными кусками, холодных и сваренных на пару. Только жидких, казалось бы, не хватает, но тут я обнаружил в меню крабовый суп.
Дов сидит жутко довольный. Расставляет руки, кладет на спинку дивана. Немного выпячивает живот. Переводит взгляд с меня на Бо и обратно:
— Вы это сделали. Вы это вправду сделали. — Широченная улыбка. — Какое приключение — такой далекий поход. Вы просто молодцы. Такими смельчаками себя показали. Зрелыми. Убежденными. Я только надеюсь, что вы и повеселились по пути.
Я краснею, хотя Дов никак не мог узнать о том, что по пути я познакомился с девушкой, которая мне очень понравилась. Он вообще-то знает кучу всякого, но всего знать не может.
Старик отодвигает тарелки в стороны и кладет огромные ручищи на стол:
— А теперь пора возвращаться домой.
Дов приехал не для того, чтобы полакомиться крабами. Он здесь в спасательной экспедиции. Явился в Балтимор, чтобы забрать нас домой.
— Мы идем в Вашингтон, Дов, — говорит Бо, не теряя спокойствия. Его голос звучит уверенно.
— Балтимор. Вашингтон. Какое значение имеют лишние сто миль?
— Ну правда, Дов, — встреваю в разговору я, — всего-то сорок пять миль осталось.
Дов бросает на меня сердитый взгляд:
— Умников не спрашивают.
К нам приближается официантка, но тут же благоразумно отступает. Явно не первый год работает и знает, когда не стоит спрашивать у людей, все ли у них в порядке.
— А почему бы не закончить ваш поход здесь? Вот этим крабовым пиром? Место не хуже всех остальных.
Бо пристально смотрит на Дова. Впервые в жизни брат кажется мне выше ростом и мощнее, чем дед.
— Я не могу, — говорит он. — Прости.
— Послушай, мотек, — просит его Дов. — Я знаю многое про войну. Понимаешь, да? Знаю. Я там был. Никогда не сомневался — служить в армии надо, а бывали моменты, когда мне даже нравилось быть солдатом. Вот только мне очень жаль, если я так про это рассказывал, что кому-то могло показаться, что это так уж прямо легко и просто. Война есть война. Страх, и уродство, и боль. Но все проходит, забывается. Это так. Эти воспоминания — все, что ты повидал, — это все становится таким, будто ты про это когда-то в книжке прочел или тебе про это кто-то читал при тусклом свете лампочки давным-давно. Нужно время, я понимаю. Вот почему я подумал, что этот поход — не такая уж плохая задумка. Я подумал, что это уведет тебя подальше от этой книжки, что ты сумеешь ее закрыть и начать все сначала. Тебе дан второй шанс. Это все равно что в новый дом переехать. Или в другую страну. Домой вернуться. Забыть про то, что ты должен делать, как тебе кажется. Вернись домой парень. И давай начнем все сначала.
Бо качает головой.
Я закрываю лицо руками. Похоже, Бо не чувствует все так остро, как чувствую я, ведь Дов его умоляет вернуться. Я бы ни за что не поверил, что Дов способен на такое отчаяние, и, глядя на него, я вспоминаю аббу в тот день, когда мы с ним чинили забор. Его и его беспомощное обнаженное тело.
У взрослых, окружающих тебя, есть в душе что-то такое, о чем ты и не догадываешься.
— На улице стоит такси, оно повезет меня в аэропорт, чтобы я успел на последний сегодняшний рейс. Поехали со мной. Пожалуйста, — просит старик.
— Не могу, — отвечает Бо. — Не поеду.
Дов вздыхает. Тянется к Бо через стол, заваленный опустевшими крабовыми панцирями, берет его руку, сжимает:
— Ну хорошо.
Он встает и берет свой новенький рюкзак. Я провожаю его до такси.
— Возвращайся, — говорю я.
— Что? — Дов в растерянности.
— Через три дня. На Национальной аллее будет грандиозный марш в поддержку армии: «Миллион сильных для Америки». Прилетай туда ради этого. Привези маму и аббу. Давай поучаствуем в этом марше вместе.
Дов обнимает меня, и мы стоим, обнявшись, дольше, чем обычно. Старик не пытается отстраниться. В конце концов из его объятий высвобождаюсь я. И Дов долго изучает мое лицо.
— Подумать только, — говорит он. — Восемнадцать лет. Мужчина. — Он протягивает руку и убирает
