уровне, можно понять смысл и целесообразность того, чем мы с тобой занимаемся на уровне деталей.
– Теоретически – да, практически – нет.
– Ох, – вздохнул Абрамов, – этот вечный разрыв теории и практики… Ну да ладно, я не о том… Происходит ломка старых отношений и возникновение новых.
– Ну да, – ответил Веригин.
– И ты, разумеется, как все идеалисты – первый реформатор.
– Я не реформатор, я сторонник реформ, – сказал Веригин.
– Прекрасно, сторонник, как, впрочем, и большинство нормальных людей, которым надоел старческий маразм в сферах управления, которые двумя руками за реформы потому, что они, на их взгляд, устранят дефицит товаров, повысят производительность труда в промышленности и эффективность его в сельском хозяйстве.
– Ну так, – неуверенно ответил Веригин.
– Так, так, – произнес Абрамов, – но дело в том, что большинство нормальных людей и не подозревают, что они помогают осуществить лишь смену правящей элиты и передел собственности… Они помогают элите молодой, слабой еще, укрепиться и потеснить элиту старую… Старая элита безусловно, обречена, как обречен пожилой человек в сравнении с молодым. у последнего есть неоспоримое преимущество – молодость и большая перспектива просуществовать на белом свете. Но приход новой элиты вовсе не означает решения тех проблем, ради которых поддержали перестройку и реформы все нормальные люди, к которым относимся и мы с тобой. Вскоре разница интересов проявится четко, и начнутся так называемые противоречия… А кто побеждает в споре?
– Тот, кто обладает истиной, – сказал Веригин.
– Тот, кто обладает средствами убедить всех, что он прав. И одним из средств убедить всех в правильности своего курса является армия. Но армия в данное время стоит на старых принципах, значит, ее нужно перевести на новые принципы, заставить служить новой элите. А как это можно сделать?
– Не знаю, – искренне ответил Веригин.
– Разрушить старые основы и создать новые. Вот сейчас и идет разрушение основ армии. Ее не финансируют, и из нее уходят лучшие кадры… Ее преобразуют на новых, «общечеловеческих» принципах, пишут новые демократические уставы, причем это делают люди, которые в армии не служили ни одного дня и ничего не знают об армии, а так, сам понимаешь, законы об армии писать нельзя… Законы армейские пишутся, как пишутся уставы караульной и прочих служб…
– То есть кровью…
– Правильно, кровью, то есть исходя из потребностей того организма, который и называется армией… Помнишь, что запрещается часовому (хотя это не гуманно): спать, есть, курить, пить, разговаривать и так далее… Каждый пункт устава был сформулирован так только потому, что когда-то кто-то из часовых уснул на посту и ему отрезали голову, кто-то съел что-нибудь принесенное на пост и не смог выполнять боевую задачу, закурил и отвлекся, а тем временем его сняли… Только так могут писаться законы, которые регламентируют жизнь армии. А что происходит у нас сейчас… Масса людей, объявивших себя специалистами по армии, говорят и не только говорят, – создают законы для армии, самые гуманные в мире, и что из этого получается? Армия, пытаясь жить по этим законам, не может выполнять свою задачу, да и вообще не может существовать. А раз так, происходит то, что и должно произойти… Законы есть, а сама армия не живет по ним, а живет по тем законам, которые возникают из ее потребностей… И появляются такие островки беззакония, как гауптвахта, которая работает на то, чтобы создать командирам возможность управлять подчиненными… В противном случае управляемость вообще была бы потеряна… Таким образом, дорога в армейский ад вымощена самыми благими намерениями гуманизации армейской жизни…
– Минутку, – перебил Абрамова Веригин, – а куда же смотрят наши большие отцы-командиры, утверждая такие приказы…
– Отцы-командиры чаще всего не утверждают таких приказов, без них обходятся. А если и утверждают, то поведение их тоже понятно, всем хочется оставить за собой место на будущем празднике жизни.
– Еще один вопрос, – сказал Веригин, – мне не совсем понятна связь между той глобальностью, с которой вы начали, и нашими мелкими армейскими проблемами.
– Она самая прямая, – ответил Абрамов, – армия разрушается… А затем создается новая армия, на той основе, что и была, потому что армия не может иметь другую основу. И если ей пытаются навязать другую основу, начинает расцветать неуставщина. Там, где командир лишен возможности управлять подчиненными, начинает управлять так называемый дед, он как бы компенсирует то, чего не дали командирам, только более варварски и без каких-либо ограничений… Это происходит и в подразделениях, и на гауптвахте. Скажи, пожалуйста, как ты сейчас можешь вышколить взрослого парня, который пришел в армию и не хочет служить? Поместить его на гауптвахту, в которой все сидят в камерах и получают питание три раза в день? Да это не наказание, а курорт, потому что его сослуживцы, которые за него службу несут, задыхаются на тактике, не спят ночами, а мерзнут в караулах, драят полы в казармах… Так какое же это наказание за провинность? Это скорее поощрение.
– Ни хрена поощрение, – не выдержал Веригин, – вы когда-нибудь сидели на губе?
– Нет.
– Тогда не говорите о том, чего не знаете…
– Ну ладно, – произнес Абрамов примирительно, – я не учел, что твои воспоминания о гауптвахте слишком свежи…
– Дело не в этом, – обозлился Веригин, – если бы Топчан и иже с ним делали то же самое, но я знал, что этим они пытаются достичь целей, о которых вы говорите, то есть пытаются вернуть управляемость в армии, я бы двумя руками голосовал за эти методы… Но ведь для них плевать, выполнил ты команду вовремя или нет. Вся их метода… Да вообще нет у них никакой методы. Они видят во всяком, кто туда попал, дерьмо и поступают с ним соответственно… И сама невозможность выполнить то, чего они от тебя требуют, делает абсурдным все их воспитание… Одного, конечно, они добиваются – это страха перед гауптвахтой, но страх – самый хреновый из всех регуляторов…
– Откуда ты знаешь? – иронически спросил Абрамов.
– Замполит в училище говорил, – съязвил Веригин.
– Хороший у тебя был замполит в училище, – не понял иронии Абрамов, – вишь, какого защитника сформировал.
– Нет, – возразил Веригин, – защитником меня сформировала жизнь, а не мой замполит в училище… Он-то меня как раз оттолкнул от защиты, точнее, от желания кого-нибудь защищать… Потому я и оказался в армии, а не в училище…
– Ну, ты не переживай, – сказал Абрамов, – за одного битого двух небитых дают…
– И то не берут, – закончил поговорку Веригин.
– Ну ладно, видишь, как все хорошо устроилось, хотя я тебя и не переагитировал, но напряжение с тебя снял, и вот теперь мы можем если уж не работать, то поговорить о наших делах… А все, что
