молча упал и умер, а ворона как ни в чем ни бывало продолжила заниматься своими делами.
У сов же было всё по-другому. Любой птенец совы мог сесть в любом месте, куда закинула его судьба, и начать сообщать о голодном бедствии криком. Находящиеся рядом птицы брались его кормить, пока тот не затихнет. Если вдруг вы слышите крик совы, знайте – это не собачье перегавкивание от скуки, а всего лишь у кого-то большой детский голод. А вот если все затихло, значит вопрос решен обществом трудолюбивых пернатых хищников. Они даже менее удачливых немощных стариков своего вида подкармливают. Все, конечно, упрощенно-субъективно, но в общих чертах обстоит именно так. Вторым удивительным фактом было то, что пролетела сейчас эта птица совершенно бесшумно благодаря своей сказочной аэродинамике. И при всём этом словит она ежика, который съел ужа, который съел лягушку, наевшуюся комаров. Потом съест его вместе с его защитой и выплюнет только иголочки, собранные в шарик. И никакой падали или чужих птенцов, как у ворон. Совы даже спящих птиц не атакуют, разве что по ошибке. Такова придуманная не нами природа.
* * *
На этой мысли вернулся откуда-то Кирилыч, деловито собираясь на ферму.
– Кирилыч, что это за Нарколандия у вас здесь? – выдал я сразу вопрос, который мучил меня ещё со встречи на ферме. – Откуда всё, это же нелегально?!
– Ты о конопле, что ли? – как ни в чём не бывало уточнил он.
– Да, о ней.
– Да кто его знает. Людям сажать столько точно не нужно, нереально переработать. Скорее всего, птицы разнесли. Раньше, пока всякие неблагополучные элементы не возвели это растение в культ, из него изготавливали очень полезное масло, из его волокон шили весьма долговечную одежду. Сейчас всё с ног на голову перевернуто, на растение внимание обращают только с самой некрасивой стороны.
– А что же насчет корысти, это ведь стоит кучу денег? – хитро поинтересовался я.
– Тут всё просто. Сам я эту гадость не люблю. Племянник как-то приезжал, тихонечко попросил насобирать для него и его друзей шалопутных. Ну, я насушил мешок, а он приезжал, отсыпал себе в коробочку. Так одной весной был у меня дома сосед, увидал мешок и стал рассказывать про то, что это очень опасно – мол, если полиция прознает, то до конца жизни можно в тюрьму загреметь. Я недолго думая прям на его глазах весь мешок и сжег в печи – и больше не возвращался к этому вопросу.
Мне сразу представилась картинка, как горько рыдают растаманы с улыбкой девять на двенадцать, узнавшие о таком поступке. Как они были бы готовы отдать свой единственный футбольный мяч за возможность оказаться в тот момент на печной трубе старенького дома. А еще представилось, как пролетавший мимо косяк журавлей мирно влетает в небольшое облачко над домом Кирилыча… И тут бац – ни с того ни с сего ровно выстроенный ключ покорёжило. Летели они, такие серьезные, из самой Африки тысячи километров, и вдруг, уже на подлете к конечному пункту назначения, полное непонимание, зачем и куда нужно лететь дальше. И плюс ко всему – боязнь высоты.
Эти мысли выразились на моем лице в подавляющей смех улыбке.
– Что ты такой загадочный? – спросил Кирилыч подозрительным тоном.
– Представил в уме дым из печной трубы в тот момент.
– Ясно. Хорошо хоть ветер тогда был, а то иногда такой штиль стоит, что дым пластами в воздухе висит над землей. Вот бы всех в деревне накрыло.
– А полиция почему же не борется с плантациями?
– Бурьян попробуй выведи, если эта дрянь тут повсюду.
– Понятно. Кирилыч, можешь мне сделать воды лекарственной, пока не ушел сторожить? Зуб мудрости лезет, десна ноет, нет сил терпеть.
– Тут вода особо не поможет, ты бы лучше водки напился, это надежное обезболивающее.
– Ладно, тогда потерплю.
Но потерпеть мне пришлось изрядно. Всю ночь я почти не спал, мучаясь от ноющей боли и мыслей. Мне вспоминался то восхитительный вид цветущего леса с пьянящими ароматами, то покрытые коноплей холмы перегноя вокруг фермы. В мыслях всплывали образы усеянной абрикосами земли посадок между полей растущего рапса. Образы разбитой бомбежками невероятной бесхозяйственности дороги, заросшей огромными кустарниками нелегального растения фермы. Всё это казалось невероятно глупым и неправильным, как будто придуманным только для того, чтобы проверить иммунитет мира к глупости. И в эту территорию вкололи тестовую порцию пробы. Так, как делают пробу манту, вводя под кожу болезнь и ожидая покраснения. Только вот эта проба глупости по какой-то неведомой миру причине не отторгается, и всё, что окружает меня, здесь считается нормой жизни.
Мысли так долго переваривались в голове, что с ними я встретил рассвет. Под утро в дом вломился Кирилыч и с озорным видом сказал:
– Извини, что бужу рано, но ты должен это увидеть. Собирайся, бегом.
– Я не хочу, у меня вон уже пол-лица опухло, – пробурчал я.
– Филька, не глупи, отек скоро сойдет, а такое ты вряд ли ещё раз увидишь. Давай быстро!
Ворча себе под нос, я собрался и направился в сторону фермы.
– Да что ты там хочешь показать-то?
– Коров сейчас выпускать будут.
– И что, пусть себе выпускают, что я, коров не видел?!
– Таких – нет, занимай лучшие места в зале! – Кирилыч ткнул в холмик неподалеку от выхода из центрального барака. – Первый выход на молодую травку. Я каждый год любуюсь скачками, – добавил он довольно.
Пока ничего не понимая, я с недовольным лицом сел возле него. Билеты никто не проверял, попкорн не носили, свет не выключили. Работники фермы открыли общие ворота бараков и, видимо, стали открывать отдельные загоны внутри. Вот появилась первая корова, за ней ещё и ещё. Угрюмые животные, грязные, с отвисшим пузом, мирно выходили из мест зимовки. И вдруг первая корова дернулась, как в судороге, выпрямив и немного подкосив задние ноги. Судороги повторились и участились, став похожими на осмысленные прыжки. Корова начала прыгать, мотая головой и радостно мыча.
Волна покатилась по торопливо шагающему стаду и начала набирать обороты. Всё бы ничего, если бы выпускали диких необъезженных скакунов с сидящими на них всадниками! Но коровы, символ тихой мещанской хозяйственности, с тучными животами и огромным выменем… Бешеные скачки животных завораживали несовместимостью тела и выполняемых этим телом действий. Казалось, они сейчас себе навредят. При каждом прыжке коровье пузо болталось из стороны в сторону, побулькивая содержимым, а вымя в таком джига-дрыганье было изюминкой, вишенкой на торте. Вы когда-нибудь видели уши радостно скачущего спаниеля?! Так вот, розовое вымя с четырьмя длинными торчками снизу вмещает в себя больше десяти литров молока, и такую штуковину оставили прикрепленной к прыгающим животным. Описать это сложно!
Кирилыч был, как и всегда, прав – это действительно нужно было
