живём, а он эсчо двойки по тригонометрии таскает и дэрзит самой редакции!.. Вэди завтра суда свой мат! И кончаэм эту базар-вокзал!.. Поговорю, чито ви с Глэбом за соколи… Випустила она вас из рамок… Глэб через раз является на уроки… Как солнышко… А конец апрэля совсем нэ ходил на школ!.. Этот ругаэт рэдактора, хватает двойки и эсчо, — он охмелело выкрикнул, — опаздиваэт!
Его шалый взгляд вмельк зацепился в углу за недоделанный стенд дежурного класса. Густой гнев поднёс Иллариона Иосифовича к стенду, и в верх пустой ещё колонки он разбежисто и криво влепёхал красным карандашом:
П А З О Р О П А З Д У Н А М!
Затем с угрюмой, с мстительной раздражительностью толсто обвёл свой позор и под номером первым красно, разгонисто влепил мою фамилию.
Ну не ёперный театр?..
Всякий человек может поступать так, как ему не хочется.
Г. Малкин
На переменке я вернулся в класс.
Подлетела Почему.
— Антонеску! Кучерявка [86] тебе улыбнулась? Срочно рапортуй, какие успехи! О чём шептался с тобой святой отец Арро?.. Да этот недоструганный папахен тебя не стукнул? Он может…
Я кисло отмахнулся.
— Отвянь, дерево…
— А всё же? Ты чего нахохлился, пернатый?
— А-а!.. То… сё… Благодарил клыкастый попе-ремен-ке то за громкое поведение, то за тихие успехи… Большущее спасибо подал, да я до класса не донёс.
— Не тяни… — зудела Почему. — Похоже, падре серьёзно готовился к важной встрече с тобой. Вырядился начикчик. При кляузе [87]… Дедушка на выданье! Обалдемон!.. Чего ему от тебя надо?
— Дерьма с брусникой.
— А точней? Что этот кипячёный тебе шепнул?
— Слил кипяток и приспокоился… Поздравь… Я persona non grata.
— Ненадолго?
— Пока мамычку не приведу. Соскучился по ней папашка Арро. Привести просил покорно, наступя на горло.
— Приведёшь?
— Неа. Ко́кушки ему! Что я, свистнутый? Придётся отказать Кошкоеду в горячей просьбе. Пускай этот диря сперва остынет, а там… Чего захотел… Мать в краску вогнать…
— Слушай, чем ты дурика огорчил? Чего он из штанишек выпрыгивает?
— Из колонны не помотал ему лапкой Первого мая на трибунку.
— Серьёзко? Не был на демонстрации и за этот гнать? Из-за такого глупства? Финиш!.. Ну что с той демонстрации? Мёду опиться? Кому она нужна? Что она даёт? Ну?.. Какой-нибудь перекормленный боровок после сытого завтрака чинно собирает отрыжку в кулак и с трибуны на потешку дуря гаркнет через динамик в текучую толпу: «Ур-р-ря-я, товарищи!» В ответ колонна без ума машет бумажными букетами, шарами, визжит поросяче: ур-ря-яяа!.. Ну и какой прибыток от этого ора? Что продемонстрировано? Кому? Ну, до дуру наорутся славиц в честь каких-то своих кижевских победок, наурякаются, наулюлюкаются над гнилым Западом, загнивание которого нам с минуту на минуту твёрдо гарантируют сорок с гаком лет, а он всё никак, гад, не гниёт… Ну, нагалдятся и разбегутся по своим чумам. Усталые, голодные, захмелелые. А кто подсчитывал себестоимость демонстраций? До-ро-гая штукария. Тонны рублей! В маленьких городах ещё так-сяк. А в Москве, соседский знакомец рассказывал, ещё потемну, в шесть утра слипаются, как мыши, в колонны у своих заводов и с окраины тёпают к Кремлю. До трёх часов на ногах. Людям отгулы за демонстрацию дают. Чего всё это сто́ит? Так не лучше эти убитые миллионы пустить тем же старикам? Вон моя бабушка получает в колхозе в месяц один рубль пенсии. Пустить на те же дома. Вы три взрослые сына живёте с матерью в одной комнатёхе. Может… Не может, а точно вашу квартиру слопала та же демонстрация. Что же перед нею приседать?.. Что ты собираешься делать?
— Мыслята кой да какие шевелятся… Программа-максимум прежняя. Учиться, учиться, учиться. Программа-минимум… Не скажу матери. Не рвать ему крапиву моими руками. Второе. Устрою свою демонстрацию по кличке забастовка. Бастую до понедельника. Двигану в закос. [88] Постараюсь завтра не осквернять школьный горизонт своим присутствием. Перекукую бурьку в стакане воды на огороде… Досевать тоже надо. А в понедельник сам при встрече и не вспомнит, чего же хотел от меня сегодня, в пятницу. Могу я надеяться на помощь его верного друга склероза?
— Как на себя! Я, бастун, тоже не приду завтра. Ты ж во всём прав до неба!
Она положила передо мной на парту однушку. Я отдал ей свою. Разменялись горем: бери моё, а я твоё. На удачу!
— Выменял слепой у глухого зеркало на гусли, — пробую я шутить, но как-то не шутится.
Я благодарно кивнул ей за поддержку, вбросил тетрадь, дневник с двойкой за пазуху, самоловчик в карман и быстро вышел.
В саду меня нагнал запыхавшийся Юрка.
— Что ж ты так летишь впереди поросячьего визга? Чего втихаря линяешь?
— Отвали на метр сорок…
— И не подумаю! Так чего ты втихарька?
— А надо, — поднимаю глаза к болтуну репродуктору на столбе, — по радио объявить?
— Клевяк! [89] Я тоже срываюсь с уроков досрочно!
— А льгота где? Ты почему даже задачку не решил?
— А! По случаю праздника размагнитился… Творческий климакс… В другой раз…
— Такую простуху не решить…
— Простуха? Да над этой простухой весь генералитет жарился и не решил! Я срываюсь вместе с тобой!
— А ты заработал на то право?
— Хох! У меня тот же минимум трудодней. На демонстрации, на воскреснике не был, парашу [90] честно вырвал. Всё чик-в-чик. Как у тебя. Странно. Не пойму… За одни и те же достижения одного скачнули на цугундер, [91] другому всё до упора прощено. Даже никакого замечания! Будто так и надобится. Почему?
— Везунчик ты.
— А я подачки не собираю. Не хочу! Я сам себе дуректор. Не буду ходить, пока тебе не разрешат. За ту ж вину сам себе выписываю равную кару. Стребует подать родителей… Пожалуйста! Пообещаю мамайю привести. Он у меня позеленеет, ожидаючи её. В больнице ж… Может по звоночку проверить. А батечку заявлять не стану. Скажу, в отпуске. Уехамши. А то на радостях ещё пузырь пану дерюжке потащит, да по дороге сам весь и оприходует до упора… В гордом одиночестве нанесёт решительный удар по невнятной жизни… — Юрка уныло щёлкнул себя по горлу. — Страсть пожевать хмельку всю жизнь батеньку качает…
Влетели мы в свою в районную калитку — с жары разбито машет нам бригадир Капитон Джиджиешвили. Его все звали Капитолием.
— Юрика… Антоника…
Внимательней пригляделись — он под мушкой-цокотушкой.
— Капитолио, по какому случаю капитально шатаемся? — любопытничает Юрка.
Капитон зацветает покаянной улыбкой.
— Сэгодня, Юрика, скромно отмэчали дэн
