как КИТ, встретили с огромной радостью: такое количество подарков они не получали за все свои дни рождения и Новые года! Их поздравляли, качали на плавниках, обнимали, наперебой спрашивали что-то о походе, фотографировали и даже просили автографы. Кроме того, спустя пару дней им всем пришлось выдерживать натиск журналистов, которые просто не имели право пропустить такую сенсацию. Благо, капитан Аун сжалился над своей командой и принял весь удар на себя, так что остальным нужно было только стоять рядом и по возможности улыбаться в камеру. Надо сказать, у многих такой возможности не имелось: просто не осталось сил.
— Как твои родители, Алу? — спросила водителя Аен. Тот слабо усмехнулся и пожал плечами.
— Никак. Они думают, я у друга на даче.
Уон пустым взглядом смотрел куда-то поверх толпы журналистов и мыслями явно находился где-то очень далеко — может быть, головой он остался у порога в последний человеческий город. Его пальцы сами по себе шарили в карманах, как вдруг наткнулись на что-то незнакомое. Уон встрепенулся и, забыв про направленные на него камеры, вытащил из своего комбинезона странную круглую коробку с острым сколом на одном краю.
— Что это? — спросила у него Иен, стоявшая рядом. Уон пожал плечами.
— Не знаю. Я нашёл её в тоннелях под Колючими Гребнями после крушения «Суши», — Уон показал ещё не до конца зажившую ладонь. — Я подумал, что порезался об осколок, но уж больно ровный край у него был. Решил взять и посмотреть при свете, а потом забыл.
Спустя месяц во всех кинотеатрах шёл документальный фильм под названием «Сердце Суши». То, что нашёл в тоннелях Уон, оказалось плёнкой, на которую кто-то из разумных обезьян снимал панорамы земли. Потом человек — почему-то Уону казалось, что это были Изгой или Тоска, но он не мог утверждать точно — зашёл в проём в стене железного купола, за который не смогли попасть киты, и стал снимать вид изнутри. Это было поистине захватывающее зрелище: скважина невозможно большого диаметра уходила вниз, и там, далеко-далеко, мигали тысячи огней на разных этажах. Камера спускалась и поднималась по лестницам вместе с человеком, снимала других людей — они были другие, не такие, как Изгой и Тоска — и даже записывала обрывки их разговоров. Всё вокруг было ржавожелезное, кирпичное и бетонное, и только иногда эту унылую картинку разбавлял свисающий откуда-то плющ. Однако было в этом городе что-то своё, что-то могущественное, фундаментальное и… Другое.
— Уол! Уол!
Уон ринулся вперёд и подхватил под руки ослабевшего брата. Тот покачнулся.
— Ни… Ничего… Всё в…
Уол закашлялся. Уон положил один его плавник себе на плечо и повёл навстречу спешащим к ним врачам.
— Сердце не задето, а значит, всё в порядке, — осторожно вытащив гарпун, быстро осмотрев и перевязав рану Уола, заверили всех остальных Ална и Ойлэ. — Жить будет.
Уон в гневе обернулся на берег. Разумные обезьяны, видимо, поняв, что ловить им здесь больше нечего, стали постепенно возвращаться в глубь материка, и только Изгой и Тоска всё ещё смотрели китам вслед.
— Паршивый я путешественник, да? — хрипло спросил Уол Уона с носилок и слабо улыбнулся. — Видишь: и меня подстрелили…
Уон ответил не сразу.
— Может быть, ты паршивый учитель-реалист, философ, советчик, писатель, моралист, резонёр, учёный и путешественник, зато ты самый лучший брат на свете, — ответил ему Уон на удивление серьёзно. Гул взволнованных голосов долетал до него, как сквозь вату.
— Спасибо, братец — слабо улыбнулся Уол и закрыл глаза. Краска постепенно возвращалась на его побледневшее лицо.
— Пойдём, Уол, — Уон нетерпеливо отвернулся от берега и, не оглядываясь, поплыл вперёд. — Они не заслуживают того, чтобы мы их изучали, а уж тем более спасали.
— Не расстраивайся, Уон, — тихо и грустно сказал Уол с хриплым присвистом. Закатное солнце окрасило небо в малиновый цвет. — Эра разумных обезьян заканчивается, и начинается новая, китовая эра: эра тех, кто сможет стать умнее.
