- А я зато был красивый.
Засмеялись.
Отец Дзыни вообще довольно известным дирижером был. Дирижировал всю дорогу, жили они неплохо: породистая собака, рояль. Теперь уже, конечно, не то. Серебро продали. Бисер уронили в кашу. Рояль разбит. Собака умирает. Минор.
Правда, Дзыня сам дирижирует теперь, но пока без особого успеха.
Сели на кухне, я быстро перед ним, как на молнии, всю душу открыл. Дзыня говорит:
- Ты неверно все делаешь! Стихи надо по заказу писать, к случаю, тогда и деньги и известность - все будет!
- А думаешь, удастся мне: стихи сочетать и научную деятельность?
- Уда-астся! - Дзыня говорит.
- А давай, - говорю, - я буду писать стихи, а ты будешь их пробивать. А считаться будет, что мы вместе пишем.
Дзыня подумал одну секунду.
- Давай!
- Только ты все же, - говорю, - серьезной музыкой занимаешься, я наукой. А для стихов, мне кажется, нам псевдонимы придумать надо.
Долго думали, напряженно, придумали наконец: Жилин и Костылин.
Дзыня говорит:
- Я немного вздремну, а ты работай! На карнизе лягу, чтобы тебе не мешать.
Лег Дзыня на карнизе спать - я голову обвязал мокрым полотенцем, стал сочинять.
Час просидел - два стихотворения сочинил, но каких-то странных.
Первое:
Жали руки до хруста
И дарили им Пруста.
С какой это стати, интересно, я должен кому-то дарить Пруста?
Второе:
С праздником Восьмого марта
Поздравляем Бонапарта!
При чем тут Бонапарт - убей меня Бог, не понял! Да-а. Видно, краткость - сестра таланта, но не его мать!
Дзыня просыпается, влезает в окно - бодрый уже такой, отдохнувший. Смотрит мои стихи.
- Годится!
Особенно готовиться не стали, выгладили только шнурки. Вышли на улицу, пошли. Первым учреждением на нашем пути Госконцерт был. Заходим в кабинет к главному редактору - женщина оказалась, Лада Гвидоновна.
- Вы поэты? - спрашивает.
- Поэты!
С подозрением косится на мой пахучий портфель - не хочу ли я тут подбросить ей труп?
- Ну что ж, - говорит. - Давайте попробуем! Тут заказ поступил от ГАИ - ОРУДа - песню для них написать... Сможете?
- Сможем!
Сел я за столик у дивана, карандаш взял. Дзыня, верный товарищ, рядом стоял, кулаками посторонние звуки отбивал.
Минут двадцать прошло - готово!
Я пошел служить в ОРУД,
Это, братцы, тяжкий труд:
Столько лошадиных сил
А я один их подкосил!
Посади своих друзей,
Мчись в театр и в музей,
Но - забудешь про ОРУД
Тут права и отберут!
Где орудует ОРУД,
Там сигналы не орут,
Не бывает катастроф
И любой всегда здоров!
Прочла Лада Гвидоновна. Говорит:
- Но вы-то понимаете, что это бред?
- Понимаем!
- Впрочем, - плечами пожала, - если композитор напишет приличную музыку, может, песня и пойдет. Тема нужная.
235
- А какой композитор?
- Ну, маститый, надо думать, сотрудничать с вами пока не будет?
- Все ясно!
Вышли мы на улицу. Дзыня говорит:
- Знаю я одного композитора! На последнем конкурсе я симфонией его дирижировал... Полный провал! Думаю, он нам подойдет.
Приехали к нему, какая-то женщина - то ли жена, то ли мать, а может, дочь? - говорит:
- Он в Пупышеве сейчас, там у них творческий семина-ар!
- Ясно!
Стали спорить с Дзынею, кому ехать.
- Ты Жилин, - говорю. - Ты и поезжай!
- Ты перепутал все! - говорит. - Ты Жилин!
На спичках в конце концов загадали - выпало, конечно, мне ехать!
Сначала я не хотел пахучий портфель свой брать, потом вдруг жалко как-то стало его - пусть хоть воздухом свежим подышит, погуляет!
Пока ехал я туда, волновался: все-таки Пупышево, элегантное место, Дом творчества!
Но к счастью, все значительно проще оказалось: домик стоит на краю болота, поднимается холодный туман.
И все.
Зашел я внутрь, по тускло освещенным коридорам походил... никого!
Потом вдруг запахи почуял... Столовая.
Вхожу - официантка мне грубо говорит:
- Ну что? Долго еще по одному будете тащиться? Через десять минут ухожу, кто не успел - пусть голодный ходит... Вы что заказывали?
Что я заказывал? Довольно трудный вообще вопрос.
- Сырники или морковную запеканку? Прям даже и не знаю, что предпочесть!
- А мяса нельзя? Посмотрела на меня.
- Ишь! Мяса!.. Один хоть нормальным человеком оказался!
Приволокла мне мяса. Большая удача! Подходит ко мне распорядитель с блокнотом.
- Сердыбаев? - говорит.
- ... Сердыбаев!
- Только что приехал?
- Да.
- Ну - как там у вас в Туркмении с погодой?
- Чудесно.
- С кем будете жить?
Прям, думаю, даже так?
Определился в шестой номер, где как раз нужный мне композитор жил. Вхожу - довольно молодой еще парень, сидит, кипятит кипятильничком в кружке кипяток.
- Ты что? - говорю. - Ужин же как раз идет! В темпе!.. Ну, пойдем!
Привел я его в столовую, говорю:
- Уж накормите его, прошу!
После ужина композитор мне говорит:
- Может быть, сходим тут неподалеку в театральный Дом творчества?
- Давай!
- Только у меня будет к вам одна просьба...
- Так.
- Если увидите там японок - не приставать!
- ... К японкам? Ну, хорошо.
И пока шли мы с ним в темноте, я все хотел спросить у него: "А есть они там?"
Но не спросил.
А там вообще оказалось пусто! Только в столовой двое - явно не японского вида - стояли, раскачиваясь, по очереди пытаясь вложить замороженную коровью ногу за пазуху, нога со стуком падала, - и это все.
Когда мы вернулись, композитор сказал:
- Не возражаете, если я открою окно?
- Пожалуйста!
Всю ночь я мерз. Ну, ничего! Не так уж это много: не приставать к японкам и спать при открытом окне. Ничего страшного.
Для моего скоропортящегося портфеля это даже хорошо!
Всю ночь я мерз - и с благодарностью почувствовал, как на рассвете композитор покрыл меня своим одеялом.
Во время завтрака подошел ко мне один из проживающих, сказал жалостливо:
- Вас, наверное, послушаются. Скажите коменданту, чтобы не запирал бильярдную на замок.
Неожиданно я уже самым главным здесь оказался! И всюду так: издалека только кажется - дикая конкуренция, чуть ближе подходишь - никого!
После завтрака композитор мне говорит:
- Может быть, прогуляемся немного?
- Можно!
- Только единственная просьба! - Он сморщился...
- Не приставать к японкам! - сказал я. Он с удивлением посмотрел на меня.
- Откуда вы знаете?
- Но вы же сами вчера говорили!
- И вы запомнили?! - В глазах его даже слезы сверкнули!
"Да! - думаю. - Что же за сволочи его окружают, неспособные единственную запомнить, такую скромную просьбу?"
Неужто действительно - я самый хороший человек в его жизни?
На прогулке мы разговорились, я рассказал ему о своих делах, он - о своих... Выяснилось, кстати, что связано у него с японками: во время учебы в консерватории влюбился он в одну из японок, с тех пор не может ее забыть. Все ясно!
После прогулки он сидел за роялем, что-то наигрывая, потом пригласил меня и заиграл вдруг прекрасную мелодию!
- Годится? - резко вдруг обрывая, спросил он.
- Для чего?
- Для твоего текста?
Мы обнялись. Обратно ехал я в полном уже ликовании! Здорово я все сделал! И главное - честно! И человеку приятно, и все счастливы!
Иной раз хочется, конечно, приволокнуться за хорошенькой японкой, но можно же удержаться, тем более если человек просит!
Утром зашел я за Дзыней, понесли Ладе Гвидоновне песню.
Лада Гвидоновна наиграла, напела.
- Что ж, - говорит. - Для начала неплохо! Хотите кофе?
- Не знаем, - говорим.
- Учтите: мы только хорошим авторам кофе предлагаем.
- Тогда хотим!
Жадно выпили по две чашки. Лада Гвидоновна в какой-то справочник посмотрела:
- Вам за ваш текст полагается двадцать рублей.
- А за подтекст?
- А разве есть он у вас?
- Конечно.
- Тогда двадцать пять.
Стоим в кассу, подходит к нам Эммануил Питонцев, руководитель знаменитого ансамбля "Романтики".
- Парни, - говорит, - такую песню мне напишите, чтобы английские слова в ней были.
- А зачем?
- Ну, молодежь попсовая - длинноволосая эта, в джинсах - любит, когда английский текст идет.
Приехал я домой, написал - самую знаменитую нашу впоследствии песню:
Поручите соловью
Пусть он скажет: "Ай лав ю!"
Утром думаю: все, хватит! Пусть Дзыня теперь в Пупышево едет! А то текстов не пишет, с композитором не контактирует, а получает половину гонорара в качестве Костылина.
Вызываю его:
- Поезжай в Пупышево! Все я сделал уже - на готовое, что ли, не можешь съездить? Подселишься к композитору в шестой номер и сразу же скажешь: что любишь тех, что при открытом окне любят спать, а ненавидишь тех, которые к японкам пристают. Запомнил? Или тебе записать?
- Запо-омнил! - Дзыня басит. Уехал он, а я все волновался, ведь перепутает все, наоборот скажет!
Так и есть! Появляется, без каких-либо нот.
- Перепутал! - говорит. - Все наоборот ему сказал! Эх, записать надо было - ты прав.
