- Я не мог этого понять до тех пор, - говорил скульптор, - пока не увидал сегодня входившего к тебе герцога.
- Да, и когда ты его увидал, ты тоже ничего не понял.
- Я понял, что ты тоже не прочь подделываться.
- К кому?
- К великим мира.
- Ну!
- В самом деле! Да ещё к таким, как этот герцог, который, говорят, рычит, а не разговаривает с людьми по-человечески.
- Это неправда.
- Ты за него заступаешься!
- А отчего бы нет?
- Он тебя причаровал.
- Он держал себя со мною как бравый малый... немножко по-солдатски, но... он мне понравился, и я даже не хотел бы, чтобы о нём говорили неосновательно.
- Он купил чем-то твоё расположение.
Фебуфис вспыхнул. Его горячий и вспыльчивый нрав не дозволил ему ни отшутиться, ни разъяснить своего поведения, - он увидел в намеке скульптора нестерпимое оскорбление и в безумной запальчивости ответил ему ещё большим оскорблением. Завязался спор и дошёл до того, что Фебуфис схватился за стилет. Скульптор сделал то же, и они мгновенно напали один на другого. Их розняли, но Фебуфис, однако, успел нанести скульптору лёгкую царапину и сам получил довольно серьёзный укол в правую руку.
В дело сейчас же вмешалась полиция, - римские власти обрадовались случаю наказать художника, оскорбившего своею нескромною картиной кардинала. Фебуфис, как зачинщик схватки, ночью же получил извещение, что он должен оставить Рим до истечения трех суток.
Гнев овладел Фебуфисом в такой степени, что он не заботился о последствиях и сидел в своей мастерской, когда к нему опять вошли герцог-incognito с его молодым провожатым и старцем со звездою.
Фебуфис привстал при их входе и, держа правую руку на перевязи, левою открыл картину.
Высокий гость сразу обнял взглядом "Пандору", прищурил левый глаз и расхохотался - столько было в ней нескромного и в нескромном смешного. Картина, видимо, доставляла зрителям величайшее наслаждение и привела герцога в самое доброе расположение. Он протянул художнику руку. Тот извинился, что подаёт левую руку.
- Принимаю её, - отвечал гость, - она ближе к сердцу. А кстати, я слышал, с вами случилась неприятность?
- Я не обращаю на это внимания, ваша светлость.
- Однако вас высылают из папских владений?
- Да.
- В этой истории я оказываюсь немножко причинен... Я был бы очень рад быть вам полезен.
- Я на это не рассчитывал; но вы были мой гость, и я не хотел, чтобы о вас говорили неуважительно.
- Вы поступили очень благородно. Сколько стоит "Кранах"?
Фебуфис сказал цену.
- Это дёшево. Я её покупаю и плачу вдвое.
- Это сверх меры, и я...
- Ничего не сверх меры: благородная идея дорого стоит. И, кроме того, во всяком случае, я ещё ваш должник. Скажите мне, куда вы теперь намерены уехать и что намерены делать?
- Я застигнут врасплох и ничего не знаю,
- Обдумайтесь скорее. Вы ведь не в ладах с вашим государем.
- Да, ваша светлость.
- Это нехорошо. Я могу просить за вас.
- Покорно вас благодарю. Я не желаю прощения.
- Дурно. Впрочем, все вы, художники, всегда с фантазиями, но я хотя и не художник, а мне тоже иногда приходят фантазии: не хотите ли вы ехать со мною?
- Как с вами? Куда?
- Куда бог понесёт. Со мною вы можете уехать ранее, чем вам назначено, и мы посетим много любопытных мест... Кстати, вы мне можете пригодиться при посещении галерей; а я вам покажу дикие местности и дикий воинственный народ, быт которого может представить много интересного для вашего искусства... Другими никакими соображениями не стесняйтесь - это всё дело товарища, который вас с собой приглашает.
Фебуфис стоял молча.
- Значит, едем? - продолжал гость. - Сделаем вместе путешествие, а потом вы свободны. Рука ваша пройдёт, и вы опять будете в состоянии взяться за кисти и за палитру. Мы расстанемся там, где вы захотите меня оставить.
- Вы так ко мне милостивы, - перебил Фебуфис, - я опасаюсь, как бы мысль о разлуке не пришла очень поздно.
Гость улыбнулся.
- Вы "опасаетесь", вы думаете, что можете пожелать расстаться со мною, когда будет "поздно"?
Фебуфис сконфузился своей неясно выраженной мысли.
- Ничего, ничего! Я люблю чистосердечие... Всё, что чистосердечно, то всё мне нравится. Я приглашаю вас быть моим товарищем в путешествии, и если вы запоздаете расстаться со мною на дороге, то я приглашаю вас к себе и ручаюсь, что вам у меня будет не худо. Вы найдёте у меня много дела, которое может дать простор вашей кисти, а я подыщу вам невесту, которая будет достойна вас умом и красотою и даст вам невозмутимое домашнее счастье. Наши женщины прекрасны.
- Я это знаю, - отвечал Фебуфис.
- Только они прекрасные жены, но позировать в натуре не пойдут. Так это решено: вы мой товарищ?
- Я ваш покорнейший слуга.
- Прекрасно! И вы с этой же секунды увидите, что это довольно удобно: берите шляпу и садитесь со мною. Распоряжения и сборы об устройстве вашей студии не должны вас волновать. При ране, хотя бы и не опасной, это вредно... Доверьте это ему.
Гость показал глазами на своего адъютанта и, оборотясь слегка в его сторону, добавил:
- Сказать в посольстве, что они отвечают за всякую мелочь, которая здесь есть. Всё уложить и переслать на мой счёт, куда потребуется. Положитесь на него и берите вашу шляпу.
Фебуфис протянул руку провожатому и сказал:
- Мы квиты.
Тот вспыхнул.
Герцог посмотрел на молодых людей и произнес:
- Что между вами было?
- Пари, - ответил Фебуфис и коротко добавил, что граф ему проиграл маленькую услугу и теперешние его заботы он принимает за сквитку.
- И прекрасно! Честный человек всегда платит свои долги! А в чём было пари?
Фебуфис опять взглянул в лицо адъютанта, и ему показалось, что этот человек умрёт сию минуту.
- Извините, ваша светлость, - сказал Фебуфис, - в это замешано имя третьего лица.
- Ах, тайна! Что есть тайна, то и должно оставаться тайною. Я не хочу знать о вашем пари. Едем.
Фебуфис вышел вместе с герцогом и с ним же вместе уехал в роскошное помещение его посла.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Известие о том, что Фебуфис так спешно покидает Рим, и притом в сообществе могущественного лица, мгновенно облетело все художественные кружки. Фебуфис теперь не удалялся из Рима как изгнанник, а он выступал как человек, который одержал блистательную победу над своими врагами. Никто не сомневался, что Фебуфис не испугался бы изгнания из Рима и, может быть, вышел бы отсюда ещё с какою-нибудь новою дерзостью, но выйти так величественно, как он теперь выходит с могущественным покровителем, который добровольно назвался его "товарищем", - это было настоящее торжество. Все говорили: "А герцог-то, значит, совсем не такой грубый человек, как о нём рассказывают. Вон он как прост и как приветлив! Что ни говори, а он достоин симпатий!"
И вот молодые художники - все, кто знал Фебуфиса, побросали работы и весёлою гурьбой отправились на первую станцию, где надлежало переменять лошадей в экипажи путешественника и его свиты. Все они хотели проводить товарища и даже приветствовать его великодушного покровителя. В числе провожатых находились и Пик и Мак.
Здесь были цветы, вино, песни и даже было сочинено наскоро величанье "покровителю художников".
Герцог был очень доволен сюрпризом: он не спешил прерывать прощание товарищей и даже сам поднял бокал за "товарищей" и за процветание "всего изящного и благородного в мире".
Это возбудило такой всеобщий восторг, что герцог уехал, сопровождаемый долго не умолкавшими кликами самого непритворного и горячего восторга.
Экипаж, в котором ехали Фебуфис и адъютант, с разрешения герцога остался здесь до утра, когда оба путешественника были уложены в коляску и, удаляясь, должны были долго слышать вслед за собою нетрезвые крики друзей, смешивавших имена Луки Кранаха с именем Фебуфиса и имя герцога с именем Иоанна Великодушного. Более всех шумел Пик.
- Нет, каков герцог! Каков этот суровый, страшный герцог! - кричал он весь в поту, с раскрасневшимся лицом.
- Смотри, будь счастлив, Фебуфис!- вторили Пику другие.
- О, он будет счастлив! Он должен быть счастлив с таким покровителем!
- Ещё бы! такое покровительство хоть кого выведет к всемирной славе, тем более Фебуфиса. Но как он это обделал!
- А это штука, но что бы кто ни говорил, я ручаюсь за одно, что Фебуфис не дозволил себе ничего такого, что бы могло бросить тень униженного искательства на его поведение!
- Конечно, конечно!
- Я там не был, но я это чувствую... и я за это ручаюсь, - настаивал Пик.
- Конечно, конечно!.. Из нас никто там не был, но мы все ручаемся, что Фебуфис не сказал ни одного унизительного слова, что он не сделал перед герцогом ни одного поклона ниже, чем следует, и вообще... он... вообще...
- Да, вообще... вообще Фебуфис - благородный малый, и если скульптор имеет об этом иное мнение, то он может потребовать от каждого из нас отдельных доказательств в зале фехтовальных уроков, а Фебуфису мы пошлём общее письмо, в котором напишем, как мы ему верим, как возлагаем на него самые лучшие наши надежды и клянёмся ему в товарищеской любви и преданности до гроба.
