вы о них узнаете? Есть какой-то список? Шар с предсказаниями? Календарь из будущего? – Все без конца строят догадки о том, откуда Отдел Смерти получает сведения, которые бесповоротно меняют жизнь людей. Тэго рассказывал мне всякие безумные теории, которые прочитал в сети, типа Отдел Смерти берет консультации у группы настоящих ясновидящих или, что совсем уж смехотворно, что они приковали к ванне инопланетянина и правительство заставляет его передавать данные о Последних днях землян. Эта теория – чистая фигня, но мне сейчас некогда объяснять почему.
– Боюсь, эта информация недоступна глашатаям, – заявляет Виктор. – Нам тоже любопытно, но для выполнения нашей работы знать подробности необязательно. – Еще один ответ на отвали. Готов поспорить, все-то он знает, просто не имеет права говорить, если не хочет потерять работу.
Ну и пошел он.
– Йоу, Виктор, побудь человеком хоть на минутку. Не уверен, знаешь ли ты, но мне семнадцать. Три недели до восемнадцатилетия. Тебя не огорчает, что я никогда не пойду в колледж? Никогда не женюсь? Не стану папой? Не поеду путешествовать? Сомневаюсь. Ты просто сидишь на своем маленьком троне в маленьком офисе, потому что знаешь, что у тебя в запасе еще есть несколько десятилетий, верно?
Виктор откашливается.
– Хотите, чтобы я был человеком, Руфус? Хотите, чтоб я слез с трона и посмотрел правде в глаза? Хорошо. Час назад я разговаривал с женщиной, которая плакала над тем, что больше не сможет быть матерью своей четырехлетней дочери, потому что малышка сегодня умрет. Она умоляла меня подсказать, как можно спасти дочери жизнь, но ни у кого из нас нет таких полномочий. А потом мне пришлось подать запрос в Детское подразделение, чтобы к ним выслали полицейского. На всякий случай – вдруг в смерти будет виновата мать. Можете мне не верить, но это еще не самое ужасное, что мне приходилось делать на рабочем месте. Руфус, я вам очень сочувствую. Правда. Но в вашей смерти нет моей вины, а мне сегодня, к сожалению, нужно еще многих обзвонить. Вы не могли бы сделать одолжение и пойти мне навстречу?
Черт.
Этому парню, конечно, не следовало рассказывать мне о других звонках, однако я не перебиваю его до конца разговора и теперь думаю лишь о матери, чья дочь никогда не пойдет в школу. Он говорил с ней прямо передо мной. В конце звонка Виктор произносит фразу, которую я привык слышать в каждом сериале и в каждом фильме, в котором фигурирует Отдел Смерти: «От лица всех сотрудников Отдела Смерти приношу вам свои соболезнования. Нам очень жаль вас терять. Проживите этот день на полную».
Сложно сказать, кто повесил трубку первым, но это и не важно. Зло уже сотворено – будет сотворено. Сегодня мой Последний день – персональный Армагеддон Руфуса. Не представляю, как это случится. Молюсь только, что не утону, как родители и сестра. Единственный человек, которому я по-настоящему нагадил в жизни, это Пек, так что надеюсь, меня не застрелят, хотя кто знает, вдруг кто-нибудь обознается. Конечно, что я сделаю перед смертью, важнее того, как я умру, но мне не дает покоя полное незнание, как именно это случится. В конце концов, умираем мы только однажды.
Возможно, виноват будет все-таки Пек.
Я поспешно возвращаюсь к парням, беру Пека за воротник и с силой прижимаю спиной к кирпичной стене. Из открытой раны у него на лбу сочится кровь, и я не могу поверить, что этот дебил довел меня до такого исступления. Не надо было ему болтать направо и налево о том, почему я больше не нужен Эйми. Если бы до меня не дошли эти слухи, я бы не душил его прямо сейчас и он не был бы напуган сильнее меня.
– Ты не «победил», понял? Эйми со мной рассталась не из-за тебя, так что выкинь эту лажу из головы. Она любила меня. Да, у нас с ней все было сложно, но рано или поздно она бы вернулась ко мне. – Я знаю, это чистая правда, и Малкольм с Тэго тоже так думают. Я напираю на Пека еще сильнее и не отрываясь смотрю ему в незаплывший глаз. – Не хочу тебя видеть до конца жизни. – Да-да, не так уж это и много. Но он же реальный мудак, так пусть не расслабляется. – Понял?
Пек кивает.
Я отпускаю его, вынимаю у него из кармана телефон и швыряю об стену. Экран разлетается на куски, а корпус Малкольм давит ногой.
– Вали отсюда.
Малкольм хватает меня за плечо.
– Нельзя его отпускать. У него связи.
Пек уходит, испуганно прижимаясь к ограде, как будто идет по карнизу небоскреба высоко над городом.
Я стряхиваю руку Малкольма с плеча.
– Я же сказал: вали, чтоб я тебя больше не видел!
Пек переходит на бег зигзагами. Он не оборачивается, не проверяет, бежим ли мы следом, и не останавливается, чтобы забрать комиксы и рюкзак.
– Разве не ты рассказывал, что у него друзья в какой-то банде? – продолжает Малкольм. – Что, если они вернутся за тобой?
– Это не настоящая банда, и вообще его оттуда поперли. Нет смысла бояться банды, которая сто лет назад его пригрела. Он даже позвонить им не сможет, ни им, ни Эйми. Об этом мы позаботились. – Я не хотел, чтобы он набрал Эйми до того, как это сделаю я. Мне придется с ней объясняться, а я не уверен, что она захочет меня видеть, если узнает, что я наделал. И не важно, Последний у меня сегодня день или нет.
– Отдел Смерти тоже теперь ему не дозвонится, – говорит Тэго, и шея его дважды дергается.
– Я не собирался его убивать.
Малкольм и Тэго молчат. Они видели, как я набросился на него, будто с цепи сорвался.
Меня продолжает трясти.
Я мог бы его убить, даже при том что не собирался этого делать. Не знаю, как бы я дальше жил, если бы все же его прикончил. Не-е, все вранье, я точно знаю как, просто хочу казаться крутым. Но никакой я не крутой. Я терзаю себя даже за то, что выжил, когда моя семья погибла, а ведь в их смерти не было моей вины. Без вариантов: я не смог бы спокойно жить, зная, что забил кого-то до смерти.
Я срываюсь с места и бегу к нашим великам. Мой руль застрял в колесе Тэго, когда мы бросили их на землю, преследуя Пека.
– Вам со мной нельзя, парни, – говорю я, поднимая свой велик с земли. – Поняли, да?
– Ну нет, мы