момент почувствовал, что за ним наблюдают. Посмотрел по сторонам, оглянулся назад: нет, никто на него не смотрел. По улице шла компания из трех мужчин, и они были увлечены разговором и торопливо удалялись в противоположную сторону.
Пройдя еще немного вперед, он почувствовал, что ощущение наблюдения за ним исчезло. Он вернулся назад и снова понял, что за ним следит чей-то взгляд. Паника охватила его, и, добежав до перекрестка и свернув за угол дома, он немного постоял, затем резко выглянул на улицу: никого. Так он проделал несколько раз и с тем же результатом. Наконец, сказав себе: «Да это же сумасшествие какое-то! Возьми себя в руки!» – вышел из своего укрытия и снова пошел по улице к дому, разглядывая по сторонам витрины магазинов.
И вдруг… их взгляды встретились – той ночной гостьи и его. Он стоял около магазина женской одежды, и на него смотрела… женщина-манекен – смотрела нежно и удивленно. Брюнетка, фигура идеальная, одета неброско, но элегантно, одна нога у нее стояла на подставке и была согнута в колене. Черные чулки! В какой-то момент взгляд ее стал теплым и влюбленным. В правом ухе у нее была клипса, в левом – ничего! Он, сломя голову, побежал домой, с трудом разыскал в комоде найденную под кроватью клипсу и быстро вернулся к магазину. Войдя туда, сделал вид, что разглядывает продаваемый товар, даже не заметив, что мужской одежды в магазине нет. Дождавшись, когда на него перестанут обращать внимание, подошел к манекену. Он слишком долго завозился около манекена: клипса никак не хотела прикрепляться на прежнее место. Наконец девушка-консультант подошла к нему:
– Мужчина, что вы делаете с манекеном? – удивленно и недружелюбно спросила она.
– Да вот смотрю: на полу лежит. Решил обратно на манекен повесить. – И он показал клипсу.
– Спасибо, не надо, я сама повешу, – сказала консультант.
Он шел домой в отличном настроении и что-то еле слышно напевал.
Всю ночь он не ложился спать: все ждал, не появится ли она опять, как неделю назад. Она не появилась.
В ту ночь в его жизни появился смысл, и он подумал, что даже безответная любовь может сделать человека счастливым!
Он уснул только под утро и спал полдня, улыбаясь и что-то иногда говоря во сне. Ему снилось ночное море в лунном свете и он – он с ней, с любимой, в маленьком утлом суденышке, которое только чуть касалось гребешков волн; волны нежно передавали лодку одна другой, уводя все дальше и дальше от берега к горизонту, помогая двум влюбленным догнать зашедшее солнце, чтобы эта ночь любви никогда не кончалась, чтобы время остановило стрелки часов на этом мгновении и мгновение превратилось в вечность – вечность любви.
– Ты только мой? – спросила она.
– Да! Только тво… – не успел договорить он и проснулся.
Одевшись, счастливый, он побежал к магазину. Все было по-прежнему, как и всегда. Он ясно видел, что она чуть улыбнулась ему, и тихо сказал: «Доброе утро, любимая». Клипса видна была только одна: ту, что он нашел и принес, закрывали волосы.
С этого дня для него началась новая жизнь: с утра он, проходя мимо нее, говорил ей: «Доброе утро», – а вечером подолгу стоял напротив магазина на противоположной стороне улицы и смотрел на нее, про себя беседуя с ней, так, ни о чем, как умеют говорить только влюбленные.
Он по-прежнему ходил по пятницам к морю и представлял, что они вдвоем, обнявшись, смотрят на горизонт. Теперь он радовался не только бушующему, но и спокойному морю. Буря? Буря чувств была у него в душе!
– Мы когда-нибудь уплывем далеко-далеко? – спрашивала она.
– Да, любимая, обязательно! – отвечал он.
Так продолжалось почти полгода, когда в один из серых ненастных дней он увидел на витринном стекле магазина надпись «Ремонт», на витрине ничего не было, а внутри магазина суетились рабочие.
Он зашел внутрь и спросил, ни к кому конкретно не обращаясь:
– Надолго ремонт?
– Месяц, может, два, – ответили ему. – Вот только магазин будет не одежды – другой, а какой, не знаем.
Он на какое-то время остолбенел и, только придя в себя, спросил:
– Переехал?
– Нет, ликвидирован, – ответили ему.
– Как же так? А где все: прилавки, шкафы и другое? На свалку вывезли?
– Нет еще. На заднем дворе пока свалили.
Он оббежал дом и сразу увидел ее, лежавшую рядом с кучей столов, стульев и другого имущества бывшего магазина. На ней не было ничего – только чулки и клипсы; не было даже парика; накрашенные глаза растеклись по лицу. Он прикрыл ее раздвинутые ноги какой-то тряпкой и посмотрел ей в глаза: взгляд был не бездонный, как раньше, в котором его душа могла утонуть и раствориться вся без остатка, а пустой и бессмысленный.
Он встал на колени рядом с ней, прикрывая ее от дождя своим пиджаком, прижал ее голову к своей груди и немного покачивался, как убаюкивают ребенка. Он укачивал свою судьбу, стараясь заглушить тоску.
Прохожие с удивлением смотрели на плачущего мужчину, прижимающего и целующего голову манекена. Не замечая никого вокруг, он чувствовал только одно: стремительно надвигающееся одиночество, быстро и неотвратимо опустошающее душу.
Смеркалось. Моросящий дождь насквозь промочил его. Он снял на память клипсы и, сгорбившись, старческой походкой побрел домой.
Ночью его лихорадило, поднялась высокая температура, он бредил и метался по кровати. Проболев почти два месяца, он уехал из города.
– Вот и скажите, уважаемый попутчик, мог ли я не уехать хотя бы на время из этого города, и не мистика ли это? – спросил мой попутчик.
– Да, история! – удивленно сказал я, не зная, что ему ответить.
– Я могу показать клипсы, – сказал он.
– Не надо. Я вам и так верю.
– Я все-таки покажу, тем более что я сам, как снял и завернул в платок, больше их и не видел, – настаивал он.
Он долго рылся в чемодане, наконец, достал платок, завязанный уголками, как когда-то делали наши бабушки, положил на столик и развернул.
Мы оба стояли и удивленно смотрели на клипсы.
Клипсы были разные…
В длинных больничных коридорах было тихо и безлюдно. Случайный посетитель, окажись он в это время в данном месте, а на часах, висевших на стене напротив стойки дежурной, было уже два часа тридцать семь минут дня, не догадался бы, что за пациенты находятся здесь и от чего лечатся. Был тихий час. Каждый из больных перед сном получил свою дозу психотропных лекарств, и таким образом достигалась эта тишина
