сомневаться, что именно это обстоятельство послужило самым главным из всех прочих причин для Академии наук поддержать данный проект.
— Источник топлива размером с буханку хлеба — это здорово. — Сталин наконец вышел из раздумий. — Облегчающие нелёгкие трудовые будни рабочего класса железные роботы, которые функционируют от такой топливной ячейки, несомненно, очень нужная и полезная вещь. Как и освоение других планет Солнечной системы. Но всё хорошо в своё время. Партия считает, что сейчас этот проект является неоправданно затратным. Советская наука сможет вернуться к нему позже, когда обстановка в мире будет не столь напряжённой. В настоящее время СССР не может себе позволить рисковать настолько крупными средствами. Партия приняла решение пока отказать.
Сталин взял перьевую ручку, обмакнул её в чернила и собственноручно наложил на первый лист докладной записки резолюцию: «Слишком дорого! Не сейчас».
— Вы можете идти, товарищ Молотов. — Вождь протянул ему пачку листов от Академии наук. — Ваше время истекло, меня ждёт беседа с товарищем Кагановичем.
— Что делать с Вавиловым и Королёвым, товарищ Сталин? — уточнил Молотов.
— Пусть ими, — Сталин неторопливо вытряхнул трубку в урну возле стола, — займётся НКВД. Советское правосудие — самое гуманное правосудие в мире, оно беспристрастно, партия доверяет ему. Советский суд никогда не осудит невиновных.
— Я вас понял, товарищ Сталин! — Молотов забрал бумаги и торопливо покинул кабинет вождя.
***
Стоящий на письменном столе телефонный аппарат разразился звонком вызова, и сидящий за столом учёный в белом медицинском халате отложил перо. Он аккуратно отодвинул исписанный химическими формулами лист с ещё не просохшими чернильными строками и снял с трезвонящего на весь кабинет телефона трубку.
— Сеченов у аппарата!
— Дима! — В трубке глухо зазвучал голос Захарова. — У нас стряслась беда!
— Здравствуй, Харитон, — вздохнул учёный. — Ты уже в курсе? Наш проект признали слишком затратным и положили под сукно. Я видел резолюцию на нашей докладной записке, это почерк Сталина…
— Всё гораздо хуже, Дима! — перебил его Захаров. — Вавилова и Королёва арестовали! Их обвиняют в пособничестве врагам народа и в антисоветской деятельности!
— Как?! — ужаснулся учёный. — Когда?!
— Сегодня под утро, — мрачно объяснил Захаров. — Никто не знает, куда их увезли. Как бы после этого не пришли за тобой. Ты же возглавляешь наш проект.
— Надеюсь, до этого не дойдёт, — Сеченов скривился. — Товарищу Сталину понравились результаты предложенного мною лечения. На следующем же медицинском осмотре я буду ходатайствовать перед ним об освобождении наших друзей!
— Дожить бы ещё до этого медосмотра! — зло отрезал Захаров. — Пожалуй, не стоит дальше говорить на эту тему по телефону. Я выезжаю на вокзал, через три часа поезд. Завтра к полудню буду в Москве, сразу поеду в институт. Везу любопытные данные по результатам экспериментов и интересные гипотезы от наших коллег.
— Счастливого пути, Харитон, ждём тебя! — Сеченов повесил трубку и задумался.
Арест Вавилова и Королёва явился для него неожиданностью. Он надеялся на то, что у высшего политического руководства СССР хватит разума оценить всю глубину и масштаб перспектив, открывающихся благодаря полимерам и водородной ячейке, хотя на мгновенное согласие на столь колоссальные траты Сеченов не рассчитывал. Но вот аресты… Максимум, чего он ожидал, — это отказ от проекта, как оно в итоге и произошло. Кто же знал, что гнусные наветы подлецов-карьеристов перевесят весь сонм заслуг выдающихся учёных… А ведь Харитон предупреждал, что такое возможно. И оказался прав. Оставлять такое ни в коем случае нельзя, при первой же возможности Сеченов попытается убедить Сталина освободить Вавилова и Королёва или хотя бы добиться для них смягчения условий содержания. Пусть переведут под домашний арест, так они смогут продолжать научную работу.
Пока же придётся вести исследования без них. Это очень плохо. Два выдающихся ума за день принесут науке и стране в сотню раз больше пользы, нежели все те, кто добился их ареста, вместе взятые, за всю свою жизнь. И всё из-за чего? Из-за патологической зависти и жажды увеличения собственной значимости у злопыхателей, которые либо далеки от науки, либо, что многократно хуже, стремятся сделать карьеру любыми способами именно в научной среде. Сеченов испустил тяжёлый вздох. Сколько стои́т мир, столько им правит людской эгоизм. Правители рвут на куски планету в угоду своему эго, а эгоцентристы попроще сжирают друг друга и всех тех, кто вольно или невольно оказывается на их пути к власти. И цель их всё та же: стать ровней правителям и рвать планету на куски вместе с ними.
Если бы люди хотя бы на день отказались от эгоцентричного индивидуализма и смогли взглянуть на мир иным взглядом, свободным от мелочной меркантильности, убогой жажды собственной значимости и примитивной личной наживы, этот самый мир мог бы измениться до неузнаваемости. Имей человечество общие стремления, всё стало бы совершенно иначе: расцвет науки, торжество интеллекта, полёты к звёздам, освоение новых миров… Но подавляющее большинство людей интересуют лишь три вещи: власть, деньги и собственный статус. Так не может продолжаться вечно! Наука — вот что откроет миру глаза! И он сделает всё, чтобы это произошло как можно раньше.
Тема исследования пороков, которые несёт человечеству индивидуальность, давно уже принявшая ужасающе гипертрофированные формы, интересовала Сеченова с детства. Едва ли не с тех самых пор, когда будущий учёный, а в ту пору младой ребёнок, играя со сверстниками, наблюдал за первыми проявлениями эгоизма, выражающегося в детской фразе «Это моё!» и совершенно беспричинной злобе по отношению к тому, у кого есть некая игрушка, владеть которой тебе не повезло. Юный Сеченов уже тогда понимал, что совместными усилиями домик из снега можно построить гораздо быстрее, чем по одиночке. И если не делить лопатки, ведёрки и место на снежной поляне на каждого, а использовать всё имеющееся снежное пространство целиком, то места под домик выйдет больше и само строение, соответственно, получится крупнее.
Вроде бы мелочь, детские забавы, однако же дети в какой-то момент могут строить снежный домик сообща, позабыв об эгоистичных сентенциях. Длится такое, к сожалению, недолго и, что ещё хуже, случается нечасто. Но таковое по крайней мере бывает. Взрослые же без личной заинтересованности вообще неспособны к совместной беззаветной деятельности. Страх, выгода либо непреодолимая необходимость — вот все причины, заставляющие людей сплачиваться в общество. Не было бы ни одной из указанных причин, так человечество до сих пор жило бы порознь, каждый в своей норе, очерченной собственной государственной границей.
Но раз возможность беззаветного взаимодействия, не основанного на личной выгоде, имеется у детей, значит сама по себе она в человека заложена. Что, в свою очередь означает, что её можно выделить и сделать основополагающим фактором развития
