Вы, епископ, знакомы с нашей проблематикой, — сказала мать Люцилия. — А вот нашего молодого друга надо подготовить, иначе он не поймёт серьёзности ситуации.
Она повернулась ко мне.
— Поблагодарив меня за молитвы, вы, вероятно, иронизировали. Но если серьёзно — зачем, по-вашему, нужны монахи и монахини, молящиеся об общем благе?
Я пожал плечами.
— Он не понимает, — сказал Ломас. — Другое воспитание.
— Я всё же попробую объяснить. Помните, Маркус, то место в книге Бытия, где Бог обсуждает с Авраамом положенную Содому кару?
— Смутно.
— Господь говорит так: «Если найду в Содоме пятьдесят праведников, прощу весь город ради них…» Толпа грешников может быть помилована ради нескольких праведников.
— Вот как.
— Да. Поэтому присутствие монахов и подвижников духа, да и просто добрых людей в нашем мире важно именно для нечестивцев. Праведники и есть те скрепы, ради которых Бог терпит наш мир и позволяет ему существовать. Представьте насильника, охваченного ненавистью, злобой и похотью. Очень скоро он встретится с полицейской пулей. А вот если в нём просыпаются сострадание и любовь, да хотя бы страх Божий, наступает…
— Шизофрения, — буркнул я.
— Нет. Неустойчивое равновесие бытия. Праведники молятся за презирающий их мир — и спасают его изо дня в день. Вы не представляете, мой друг, насколько могущественна молитва.
Я сделал вежливый жест, давая понять, что желаю баночному престолу всяческих удач на всех направлениях.
— Маркус немного простоват, — сказал Ломас, — но это идеальный оперативник. У него лучшие результаты по отделу на семи последних кейсах.
— Я помню только два, — признался я честно. Ломас улыбнулся.
— Контролируемое каше оперативной памяти — гарантия приватности. Можете не опасаться утечек, мать Люцилия.
Мамская нунция с сомнением поглядела на меня, потом на Ломаса.
— Он точно всё забудет?
— Точно, — подтвердил Ломас. — Это часть его работы — забывать. Опасаться нечего. Говорите как со мной.
— Хорошо, — сказала мать Люцилия. — Сейчас я повторю то, что уже изложила епископу Ломасу неделю назад.
— Я весь внимание.
— Как я упоминала, я курирую связи с нулевым таером. Помимо внутрицерковных дел это означает также, что я занимаюсь контактами духовного мира с поверхностью планеты. Именно здесь таятся многие опасности, о которых обычный человек даже не подозревает.
Я хотел пошутить, но удержался. Блаженны слушающие и помалкивающие.
— Вы справедливо заметили, — продолжала мать Люцилия, — что у баночного престола сохраняется всё меньше связей с миром плоти.
Процесс этот, увы, столь же объективен, сколь прискорбен. Но тем крепче наша связь с миром духа.
Я вспомнил, что в Добром Государстве значительная часть граждан считает Ватикан главной цитаделью мировой ваты (так регулярно намекает конспирологический канал «Ватинформ»), и мне потребовалось усилие, чтобы сохранить на лице серьёзно-благочестивую гримасу.
— Некоторые теологи, — продолжала мать Люцилия, — говорят, что христианство прошло три диалектические стадии развития — катакомбную, наземную и баночную. Баночный этап — наивысший в духовном отношении. А в физическом измерении мы теперь спустились гораздо ниже катакомб. Моя банка, например, находится на глубине почти в километр.
— Какой у вас таер? — спросил я.
Ломас сделал круглые глаза, что означало «заткнись уже, Маркус», но было поздно. Такие вопросы среди баночников задавать не принято — но меня отчасти извиняло то, что мамская нунция сама подняла эту тему.
— Пятый, — поджав губы, промолвила мать Люцилия.
— Благослови вас господь, — сказал Ломас. — Какое счастье, что вы будете молиться за нас так долго.
— Так при чем здесь мир духа? — спросил я.
— Терпение, Маркус, — ответила мать Люцилия, — всё по порядку. Как вы считаете, чем занимаются монахини и монахи баночных орденов?
— Никогда не интересовался этим вопросом.
— Они ме-ди-ти-ру-ют, — сказала мать Люцилия, выговорив слово по складам. — Знаете, что это значит?
— Примерно. Сидеть у стены и ни о чём не думать.
— Нет, — ответила мать Люцилия, — не совсем так. Не путайте буддийскую медитацию с католической. То, что практикуют буддисты, есть простое угнетение высших функций мозга. Человек, так сказать, добровольно отвергает свою второсигнальную божественность, перестает раздумывать о вечном и переживает бессмысленное блаженство по ту сторону добра и зла. В точности как животное.
— А как медитируют католики?
— О, — сказала мать Люцилия, — это неисчерпаемая тема. У нас есть разные методы и подходы. Например, «Лектио Дивина». Божественное чтение. Мы медитируем над отрывком Писания, размышляя о различных уровнях смысла. Это позволяет встретиться с Богом через рассудок. Или «Исихия». Иисусова молитва. Почти как ориентальная практика мантр, только развернутая в правильном направлении. «Розарий» — набор медитативных молитв, повторяемых в определённой последовательности…
Ломас осторожно поднял руку, но мать Люцилию было не остановить.
— «Экзамен совести», — продолжала она, — это попытка мысленно пересмотреть свою жизнь в свете веры. Вы обдумываете отношения с другими людьми и так далее. «Тихая Молитва» — молчание перед Богом, открытость Ему и бессловесное призывание Святаго Духа. Близка к этому и контемпляция, хотя в ней есть особенности. Духовной медитацией можно считать виртуальное путешествие по святым местам или тематические симуляции наподобие «Моисея в Красном море», «Назарета» и так далее…
— Мы знаем, как огромен арсенал католического учения, — сумел наконец влезть Ломас.
— Влияет ли на подобные практики баночный модус? — спросил я. — А то про монахинь ходят разные слухи.
— Хороший вопрос, — ответила мать Люцилия. — Про баночных монахинь и монахов действительно говорят много дурного. И кое-что, увы, соответствует действительности. Если вы хотите тешить бесов, в цереброконтейнере это делать гораздо удобнее. Следов практически не остаётся, если не считать шрамов на грешной душе. Но если вы действительно устремлены ко Всевышнему, вам тоже проще.
— Почему?
— Баночные монахини и монахи, по сути, уже освобождены от оков плоти. При правильной гормональной настройке многие из них быстро достигают в личной симуляции вершин святости. Со всеми сопутствующими переживаниями.
Ломас осенил себя крестным знамением. Мне пришло в голову, что он подумал не о баночных святых, а о себе — и своей долгой корпоративной вахте.
— Поскольку духовные достижения баночных подвижников трудно повторить на земле, — продолжала мать Люцилия, — мы не слишком их афишируем, чтобы не вводить наземную паству в соблазн. По этой причине, подтверждая святость баночных подвижниц, Римская Мама уже много лет пользуется секретными буллами.
Ломас кивнул с
