что он хорошо знает советское кино, и поэтому, будучи в Локарно, он подумал… подумал – и решил предложить свои услуги, если, конечно, в его услугах нуждаются, и он…
Кукушонок весело перебил косноязычного гостя.
– Но это же просто замечательно, что вы из России и то, что вы пришли к нам. В прошлом году мы показывали «Сталкера», кстати, первыми, после Канн. Вы, конечно, знаете этот последний фильм Андрея Тарковского, это совершенно гениально… С Андреем я познакомился, когда он был в Италии, через нашего общего друга, Гуерру. Вы знакомы с Андреем? Нет? Жаль. А вы знали, что Тарковский будет снимать свой следующий фильм в Италии? К сожалению, в этом году мы не смогли включить в нашу программу ни одного русского фильма, сами понимаете, отношения между Востоком и Западом… хотя что я такое говорю, как так ни одного… – Он хлопнул себя по лбу: – Мы же показываем на следующей неделе новую отреставрированную в Мюнхенской синематеке копию «Броненосца “Потемкин”», обязательно приходите…
– Давид, можно тебя на минутку, – прокричал по-немецки, только что заметивший отвлекшегося от дел кукушонка журналист и небрежно кивнул посетителю из России: – Узнал?
– Извините! Вы видите, меня прямо-таки разрывают на части. Что до работы – сами понимаете… Вы несколько поздно к нам обратились… Только не отчаивайтесь… заходите, – добавил тот, кого только что назвали Давидом, но, увидев, с каким потерянным видом слушает его булькающую речь российский «не пойми кто» – не то гость, не то проситель, не то обычный проходимец, каких немало ошивается по фестивалям, на минутку задумался и вдруг просиял – очевидно, решил про себя, что все-таки перед ним не проходимец: – А знаете, мы можем вам в виде исключения подарить пропуск на все фестивальные мероприятия: фильмы, выставки, встречи… Хотите? Да что я спрашиваю, конечно, хотите… – Он развернулся лицом к журналисту: – Франк, я уже с тобой, дорогой, лечу… Лючия, распорядись, чтобы этому молодому человеку из Советской России выдали фестивальный пропуск, а потом заскочи ко мне, только не откладывай в долгий ящик. Очень приятно было с вами познакомиться.
И с удивительной для его полного тела грацией мужчина уже бежал на другую сторону комнаты, радостно обнимал журналиста, принявшись тут же что-то громко ему объяснять. Свое последнее указание относительно выдачи пропуска на фестиваль незнакомцу Давид отдал успевшей вернуться, но уже без папок все той же девице.
Послушно, как школьник, он шел за улыбающейся девушкой, и, чтобы глупо не молчать, спросил:
– А этот Давид, он – кто здесь?
– Kак кто? Это Давид Солари. Он уже пятый год директор Локарнского фестиваля. А вы действительно из Советского Союза? А где вы так хорошо выучили французский? А как вам нравится у нас в Швейцарии?
Эти, часто задаваемые ему стандартные вопросы, сейчас исходившие от симпатичной девушки, были полны такого неподдельного энтузиазма и интереса, что он, забыв о своей неудаче – как же, рухнули его планы на будущее, – вместо ответа весело рассмеялся.
– Ой, чуть не забыла: у вас есть фотография?
– Чья?
Теперь рассмеялась девушка:
– Ваша. Идемте, тут рядом автомат…
Он хорошенько разглядел пропуск, который позволял ему следующие десять дней сидеть в кинотеатрах хоть с утра до вечера [4], сердечно поблагодарил Лючию, спрятал пропуск в бумажник и, распрощавшись, вышел на пьяццу, где несколько рабочих срочно достраивали деревянный помост перед огромным экраном для вечернего представления.
Вовсю светило жаркое августовское солнце. На невидимой с площади церкви часы отбили полдень. Его начало слегка подташнивать от голода, и он подумал, что неплохо было бы чем-нибудь перекусить.
* * *
К весне «Рокко и его братья» окончательно исчез с экранов. За это время Селим успел еще пару раз посмотреть теперь уже точно «самый-самый любимый фильм», умело скрыв свои походы в кино от родителей. Обманывать он не умел – не получалось, да и легко выдавал себя какой-нибудь незначительной, им же самим забытой деталью, но с «Рокко» все выдумки срабатывали, а ведь фильм, если подумать, шел три часа, ну почти три.
– Я где-то прочитал, что фильм в прокате сильно урезали, почти на целых пятнадцать минут, – торжествующе заявил Гена Селиму и Мирре после уроков.
Друзья обсуждали последние события и, как всегда, говорили об искусстве.
– Разве наши могут без этого, – продолжил он и, ехидно взглянув на Селима, добавил: – А еще я прочитал, что твоя Надя, ну то есть Анни Жирардо, сразу после съемок вышла замуж за Ренато Сальваторе, то есть за Симоне. Представляешь?
– А почему бы и нет, – вмешалась Мирра. Она была на год старше своих друзей и нередко давала им понять, что в чем в чем, а в сердечных делах она разбирается гораздо лучше их обоих. – Вы, ребята, думаете, что нам женщинам подавай красавчиков, а на самом деле…
Селим ничего не сказал и только презрительно пожал плечами:
– При чем здесь красавчики: разве можно кого-нибудь ставить рядом с Рокко?
Геныч не унимался:
– Я слышал, что в кинотеатре повторного фильма, в «Победе» на Ленинском, твой «Рокко» пойдет еще раз в конце апреля. Правда, всего два дня. Я тебя знаю – опять побежишь смотреть, – сказал он и принялся с помощью пальцев довольно точно насвистывать носом, как на флейте, мелодию Нади.
– Ген, твой еврейский нос для этого подходит в самый раз, – засмеялась Мирра. – Ой, мне надо бежать… Пока, мальчики, – и она начала суетливо складывать тетрадки. За тетрадками в пухлую сумку полетели два номера «Иностранки», с модной в то время «Триумфальной аркой». – Селимчик, спасибочки за журнал, верну, не боись. Первую часть я уже прочла – классный роман, скажи. Ой, что бы я дала, ребята, чтобы попасть хоть на минутку в «Шехерезаду».
Идя домой, Селим не сразу избавился от овладевшего им чувства раздражения: «И откуда только Геныч берет все эти свои сведения? Хотя тоже мне – сведения, всего-навсего сплетни».
За прошедшие полгода мальчик вытянулся и повзрослел. Над верхней губой у него прорезались усики, да и голос, правда, далекий от желанного баритона, почти перестал давать петуха. А недавно Селим Дворкин завел себе девочку.
Люся Трошкина, худенькая нимфеточка с большими серыми глазами, хотя и не отвечала мировым стандартам красоты, пользовалась у мальчишек 9-го «Б» успехом. До весенних каникул, она была «девахой» наглого красавчика с польскими кровями, хулигана и заводилы Эдика Богуцкого, и, когда тот собирал свою кодлу, Люся, с нарочито безразличным лицом, обычно стояла в стороне и смотрела непонятно куда. Все в классе знали о том, с кем водится Люська, и поэтому, у Селима екнуло сердце, когда пару недель назад, девочка подошла к нему и предложила проводить ее после уроков.
Какое-то время они шли молча.
