Ванной в квартире не было. Андреас разделся до пояса и стал умываться в кухне над раковиной. Вода капала на пол. Умывшись, он вытер пол и сполоснул руки.
Андреас не торопился одеваться, он налил воды в электрический чайник, сунул вилку в штепсель и отыскал пачку с чаем. Кофе врач не советовал ему пить.
Когда прозвенел звонок, он все еще не был одет, но не стал наспех натягивать рубашку, вышел в переднюю и открыл входную дверь.
За дверью стояла Маргит.
- Прости, что в таком виде, - извинился Андреас. - Привезли брикет, и я завозился.
Андреас помог Маргит снять пальто, провел ее в комнату и оставил одну,
Маргит проводила его взглядом. Трудно представить, что Андреас болен, таким здоровым и сильным он ей показался. По мускулистому росту и рукам его можно было принять за гимнаста, тяжелоатлета или боксера. Ни жира, ни дряблых складок на коже, ни отечности, ничего, что говорило бы о долгой болезни и плохом кровообращении, Маргит почувствовала, что вид полуголого Андреаса взволновал ее. Она достала из сумочки зеркальце и увидела, что лицо ее действительно закраснелось; в этот миг она была противна себе.
Маргит уже бывала здесь. Однажды, до болезни Андреаса. Тогда она подумала, что Андреас крайне нетребователен, если он чувствует себя уютно в этой набитой мебелью конуре. Или он духовно примитивен. Маргит показалось, что время между этих стен остановилось. Так обставляли квартиры еще до войны. Посреди одной комнаты тяжелый круглый обеденный стол со стульями, возле стены буфет, под окном два кресла и низкий круглый столик, накрытый вязаной скатертью, на ней безвкусная ваза. В соседней комнате двуспальная кровать, по обе стороны кровати тумбочки, у противоположной стены трехстворчатый шкаф и в углу трюмо, все по моде тридцатых годов, под мореный дуб со светлой ореховой окантовкой. Для маленьких комнаток мебель была излишне громоздкой, свободного места для передвижения почти не оставалось. Мебель принадлежала хозяину. Андреас купил лишь книжные полки, с остальной мебелью книжные полки не гармонировали. Сейчас Маргит не думала ни о застывшем времени, ни об устаревшей мебели, она положила зеркальце обратно, в сумочку, взяла вазу, набрала в кухне воды и поставила туда осенние астры. Для длинностебельных цветов ваза была низкой. На кухне Маргит удивила чистота. Ни грязной посуды на столе, ни запачканных полотенец на вешалке, ни одежды на спинке стула, ни мусора на полу. Как муж Андреас, видимо, не доставлял бы особых хлопот.
Инфаркт через несколько лет, говорят, повторяется?
Маргит села в кресло.
В печи гудел огонь, тяга была хорошая. Об этом говорил Андреас. Неужто он так и останется печником? И опять она была себе противна.
В этот момент открылась дверьми на пороге остановился Андреас. Он был в темно-серых брюках и тонком, с открытым воротником, свитера Маргит была не в силах удержаться, она встала и направилась навстречу шагавшему к ней Андреасу. Положила ему руки на плечи и подставила для поцелуя губы. Хотела сразу же отстраниться, но вместо этого еще крепче прижалась к нему. Сознание говорило, правда, что она не должна волновать Андреаса, но желание было сильнее. Мгновение спустя сопротивление сознания полностью унялось, и она желала только одного, чтобы Андреас не отпускал ее, крепко обвила руками его шею и стала жадно целовать. Чувствовала, что и он загорается, не думала больше ни о болезни Андреаса, ни о чем другом, она жила лишь этим мгновением, тем, что предстояло. Хотя и шепнула еще, что им нельзя, но это было уже игрой, не запретом, ее тело, руки, бедра и ноги действовали вопреки словам. Маргит на секунду оттолкнула Андреаса, лишь затем, чтобы освободиться от платья, потом она сказала себе, что сделала это ради Андреаса, чтобы еще больше не возбуждать его. Отдаваясь ему, Маргит ощутила особую нежность к Андреасу, его самоотрешенность странным образом подействовала на нее, одеваясь, она снова подумала, почему бы ей все-таки не начать жить вместе с Андреасом, болезнь нисколько не изменила его.
Андреас оставил ее одну, звонок в дверях позвал его в прихожую. Маргит не встревожилась, Андреас сказал, что кто-то, видимо, опять разыскивает хозяина квартиры, у железнодорожника было много друзей и знакомых.
Вдруг послышались возбужденные голоса.
Что там случилось?
Незнакомый, явно молодой голос перекрывал слова Андреаса.
Вначале Маргит решила остаться в спальной. Но тут же сказала себе, что должна быть рядом с Андреасом, в конце концов они одно целое.
В столовую слова доносились уже ясно.
Маргит поняла, что Андреас пытается сдержать себя и унять скандалиста. Поняла и то, что молодой голос принадлежит сыну Андреаса, это открытие отрезвило ее.
Маргит знала, что у Андреаса взрослый сын, но до сих пор он оставался для нее далеким, почти что абстрактным понятием. Теперь вдруг он оказался рядом, явно выпивший; он не выбирал слов, наоборот, злил отца. Грубые, распущенные молодые люди зачастую стараются побольнее задеть ближнего, и сын Андреаса вел себя именно так.
- Замолчи! - услышала Маргит крик Андреаса. - Я не желаю слушать твое хамство. Ты не получишь от меня и пенни.
- Копеечку, папочка, копеечку! Теперь у нас копейки, дорогой папочка, - раздался насмешливый голос. - Если выложишь мне десятку, я исчезну, не то и с места не сдвинусь.
- Говорю тебе последний раз, что и пенни тебе не дам. Приходи трезвым, поговорим, помогу, как сумею. А сейчас - доброй ночи.
Послышался щелчок, - наверное, Андреас открыл дверь.
Сын повысил голос:
- Для потаскух у тебя хватает денег! Чье пальто здесь...
Раздалась звонкая пощечина, и донесся рык сына. Послышалась возня и кряхтенье, и потом все стихло Испуганная Маргит отступила в спальню. Она старалась двигаться тихо, понимая лишь одно: она должна как можно скорее исчезнуть отсюда и никогда не возвращаться. Связав себя с Андреасом, она свяжет себя и с его сыном, выпущенным из рук, опустившимся парнем, который станет шантажировать и ее. Зачем самой совать в петлю голову. Боже мой, насколько легкомысленно и необдуманно она собиралась поступить. Обыденность и без того наседает отовсюду, с какой стати позволить ей совершенно подавить себя. Маргит стояла перед зеркалом и ждала Андреаса. Она. уже полностью привела себя в порядок, поправила прическу, подкрасила губы, натянула получше колготки. До этого она все же спешила. Но Андреас не появлялся. Она еще раз внимательно оглядела себя в зеркале. На платье ни одной складочки, краска возбуждения сошла с лица, прическа безупречная. Так как Андреас не приходил, Маргит осторожно открыла дверь спальной, пробралась между обеденным столом и буфетом - квартира и впрямь была забита мебелью - и вышла в прихожую. Прихожая была пуста. Пустая прихожая испугала ее. Где же Андреас?
Ощущение у Маргит было весьма неприятное. Андреаса она нашла в кухне.
Он сидел на табуретке, тяжело уставив локти на ' стол.
"Боже мой, - подумала Маргит, - он же совершенно больной человек". Громко спросила:
- Тут кто-то был?
Вопрос прозвучал неподдельно.
Андреас медленно перевел взгляд на Маргит. Лицо его было в пятнах и набрякшим. И снова Маргит отметила про себя, что Андреас болен. Болен куда больше, чем она думала..
Ее встревожили глаза Андреаса.
Так он раньше никогда не смотрел на нее. Это был совсем другой взгляд*, под которым Маргит потеряла свою уверенность. Андреас, казалось, видел ее насквозь.
- Извини, - сказал он и поднялся. Опираясь рукой о стол, выпрямился.
- Мне надо идти, - быстро сказала Маргит. - Завтра на коллегии слушается мой отчет, нужно еще немного подготовиться, и я зашиваюсь со временем. Сейчас еще девять, думаю, к полночи успею.
Ей было тяжело врать, но еще тяжелее было оставаться здесь.
- Спасибо, что пришла, - сказал он. - Прости.
- Тебе плохо?
Андреас мотнул отрицательно головой.
Он проводил ее в прихожую и помог надеть пальто. У мужчины, который только что был таким сильным, теперь каждое движение вызывало одышку. Маргит сказала себе, что она не смеет оставлять Андреаса одного. И все же позволила одеть пальто, старательно приладила перед зеркалом в передней свою широкополую шляпу. На Андреаса она боялась глянуть.
- Я вызову доктора? - сказала она, когда Андреас собирался открыть входную дверь.
- Не надо, - успокоил Андреас. - Все прошло. Приходил сын, у нас произошла некрасивая стычка, я не сумел своего сына... не сумел своих детей воспитать... Спасибо тебе .. за все.
Так как Андреас заверил, что все в порядке, Маргит внушила себе, что она вполне может уйти, что если кто напрасно волнуется, так'это она, Маргит. Андреас чувствует себя лучше. Она была рада, что дело не приняло худший оборот. Уходя, Маргит не подставила для поцелуя губы, она боялась сейчас Андреаса, боялась его глаз.
Андреас закрыл следом за Маргит дверь, волоча ноги, добрался до кухни, сел, тяжело дыша, на табурет и, склонившись над столом, подпер руками голову. Так он сидел и перед тем, как пришла Маргит, так вроде было легче. Ожидая, пока пройдет боль, он сидел некоторое время, опершись грудью о стол. Тут он вспомнил, что купил в аптеке нитроглицерин, и поднялся, чтобы найти его. Нашел в ящике тумбочки и сунул таблетку под язык. Подумал, что должен, наверное, полежать, но потащился обратно на кухню. Распахнул окно, время от времени появлялось чувство удушья. С улицы доносились треск мотоцикла, скрежет автомобильных тормозов и лепет пьяных мужиков. Андреас снова уселся за обеденный стол. В груди немного отлегло, сердце словно освободилось от тисков. Наконец Андреас все же прилег. Жгущее щемление в груди полностью отошло, удары сердца уже не отдавались в ушах, но нетерпение снова погнало его на кухню. На этот раз он не сел к столу, а достал из-за занавески доску для лепки, специальную подставку он еще не успел изготовить себе, ею он обязательно обзаведется, сам сделает ее, потому что таких приспособлений нигде не продают. Доска для лепки представляла из себя обыкновенную чертежную доску, которую он купил, когда мучился головными болями, поворачивать чертежную доску было хлопотно. Доска вместе с куском глины в человеческую голову весила порядочно, и он подумал, что разумнее было бы избегать всяких напряжений. И все же напрягался еще больше, потому что вспомнил, что видел в почтовом ящике письмо, собирался взять его, когда начал подниматься из подвала, но забыл и решил -теперь сходить за ним. Письмо могло быть от дочери.
