- Вот и напрасно, - сказал Севастьянов. - Главные новости как раз там.
Пока такси мчалось из аэропорта в город, Шемякин и набросал свою заметку.
С Барбарой Чунг Шемякин попал за один столик в переполненном зале клуба иностранных корреспондентов в бангкокской гостинице "Дусит Тхани". Это было вскоре после его возвращения из отпуска. Гигантский застекленный гриб над гостиницей - полыхающий огнями двадцать второй клубный этаж зависал над тремя транспортными уровнями проспекта короля Рамы Четвертого подобно неопознанному летающему объекту.
Пять старичков, четыре азиата и фаранг, то есть европеец, развалились в креслах за столом президиума. Между микрофонами стояли стаканы с пивом, отливавшие янтарем. Азиатские "божьи одуванчики" с пергаментными, слоновой кости лицами и англичанин с красной бородатой физиономией вспоминали бои с японцами, которые они вели в джунглях в сороковые годы. Названия холмов, на которых эти старички, тогда молодые парни, сидели в обороне, названия речушек, в которых они тонули, имена парашютистов, которые выбрасывались с самолетов, прилетавших из Дели, экзотические марки оружия более чем полувековой давности назывались легко и привычно.
- Если спросить имена их собственных внуков и правнуков, наверное, не вспомнят, а стародавняя ерунда засела в головах, будто вколоченная, сказала соседка Бэзила. Она с явной досадой сунула в сумочку крохотный магнитофон.
Старички бодро тарахтели на английском, материал шел густой, очерк о ветеранах мог получиться ошарашивающий. На полях блокнота Бэзил набросал три вопроса самому древнему, к которому он намеревался особо присохнуть в перерыве. Поэтому он слегка поморщился на реплику соседки, давая понять, что ему не до нее. Играющих в журналистику бездельниц хватало даже в клубе корреспондентов. Однако Бэзил нечаянно смахнул локтем со скатерти зажигалку соседки - за крохотным столиком ютились-то впятером - поэтому пришлось нашаривать вещицу на ковре под ногами, улыбаться, бормотать извинения...
- Я Бэзил Шемякин, - назвал он себя.
- А я Барбара Чунг...
Теперь жалеть о неловкости не приходилось. Это имя появлялось в сингапурской "Стрейтс таймс" под финансовыми колонками и экономическими обозрениями, всегда информативными и свежими. Женщина, которая их писала, одела в тот вечер красный жакет с позолоченными литыми пуговицами и буфами на плечах. Длинные волосы, отдающие рыжиной, она зачесала на затылок, обнажив уши с крупными серьгами - сероватые камни в золотых треугольных рамках. Такой же камень был в перстне на пальце. Выпуклый лоб, коротковатый нос и несколько увеличенный разрез глаз - видимо, после косметической операции - выдавали китаянку. Манера смотреть - вперед и вниз, изредка бросаемый, как бы ненароком, скользящий взгляд, в котором не было ни хитрости, ни враждебности, а только врожденная вежливость, подтверждали догадку.
Она протянула руку.
- Господин... господин...
Ладони так привычно легли одна в другую, что удивились оба.
- Шемякин. Бэзил Шемякин, - сказал он и принялся искать в кармашке кожаного переплета записной книжки визитную карточку.
- Вы, что же, ирландец? Независимый? Или ваша газета столь далеко, что я даже не слышала такого имени?
- Нет, мисс... Я правильно говорю?
- Вы правильно говорите.
- Да, мисс Чунг... То есть, нет, в том смысле, что я не ирландец. Я пишу на языке, на котором вы просто не умеете читать. А потому и газеты, для которой я работаю, определенно не знаете.
Барбара всмотрелась в визитную карточку.
- Вау! Да вы, наверное, мафиози!
- Должно быть, - сказал он. - А вы, стало быть, знаток содержимого чужих кошельков и закадычный друг многих крутых людей в этом районе Азии, верно?
- Зовите меня просто Барбарой, Бэзил.
Предложение означало переход на "ты", хотя английский язык не располагает средствами для такого перехода.
- Спасибо, конечно...
Перед ней ничего не стояло, но Бэзил не рискнул предложить что-нибудь, хотя официант вертелся рядом. "Профи" в клубе не угощали друг друга, каждый пил и ел на свои, а если кому случалось поставить коллеге бочкового или баночного, в ответ непременно следовало то же самое. Неписаное правило соблюдалось строго.
- Давно в этом городе, Бэзил?
Он попытался прикинуть, сколько ей лет, и решил, что около тридцати пяти. Но с китаянками или полукровками в этом отношении легко ошибиться.
- Да как считать... Первый раз в пятидесятых, потом еще... и так до сих пор.
- И на последующие годы, пока краденные у Запада и собственного населения миллионы не окажутся благополучно отмытыми на офшорных счетах где-нибудь в этой благословенной стране или поблизости, - сказал сидевший с ними рядом Гари Шпиндлер из "Бизнес уик" и по совместительству "Файнэншл таймс" - казначей клуба и ходячий компьютер. Гари походил на Мефистофеля в период полового возмужания. Он тщательно выбривал скулы, а бороденку корнал так, что она походила на жало копья. Тяжелый нос нависал над ярко-красными мокрыми губами, кривившимися от чувства умственного и всяких прочих превосходств, постоянно владевшего Шпиндлером. Это чувство в особенности овладевало Гари, когда ему доводилось встречаться с Шемякиным. Он, как правило, вообще не разговаривал с русскими по причине их врожденной тяги к погромам и казнокрадству.
- Ты опоздал, Гари, - сказала Барбара. - Еще до того, как ты к нам подсел, я попросила Бэзила, принимая во внимание реноме страны, откуда его прислали, коррумпировать меня каким-нибудь особо извращенным образом. Например, купить мне чашку кофе. Я чувствую, что он хочет предложить эту взятку, и не в силах противиться... Русский уже втерся в ко мне доверие. Его происки чудовищны по напору! Ты должен меня спасти, благородный Гари!
- Ты пала, Барбара?
- Ну, не настолько низко, как ты, Гари, в последней статье, где пересказываешь мои финансовые анекдоты...
Лена Кампф и Пит Вонг из "Бангкок пост", сидевшие за тем же столом, развернулись к ним спинами. Пустые разговоры мешали слушать.
Гари подмигнул и скривил толстые губы.
- Думаешь, Бэзил, поступит ловчее, вытянув из тебя потрясающие сведения о безуспешной борьбе с азиатской коррупцией?
- Пожалуйста, два кофе, - сказал Бэзил официанту, который с интересом наблюдал, как Шпиндлер цепляется к русскому. Кажется, официанта звали Супичай.
- Передвинься, пожалуйста, на другой край стола, - сказала Барбара.
Бэзил не понял.
- Чтобы сидеть напротив, а не сбоку. У меня шея затекла всякий раз поворачиваться в твою сторону...
Гари фыркнул и сдвинулся со стулом к Кампф и Вонгу.
Насчет её глаз Бэзил, конечно, ошибся. Не делала она операции. Просто кто-то из родителей был европейцем, а кто-то из Китая. Барбара пила кофе без молока и сахара, то есть родилась, скорее всего, не в Бангкоке. Да и работала на сингапурскую газету. Как она оказалась в Бангкоке? Проездом?
- Я бы задала сто вопросов, - сказала Барбара, допив кофе.
Странное чувство, возникшее после рукопожатия, не оставляло её.
- Я бы тоже... Я представляю собой полного профана в области финансовой журналистики. Это действительно интересно?
- Людям всегда интересно знать все о чужих деньгах... Я вот что подумала, Бэзил... Не слышал ли ты китайскую мудрость о том, почему люди не верят друг другу?
Он ответил по-китайски:
- По двум причинам. Потому что не знают друг друга и потому что знают...
- Гляди-ка, да ты говоришь на мандарине! Неужели в Москве учат?
Мандарином назывался пекинский, официальный диалект.
- Говорить начал в Китае... в материковом Китае. Еще во время войны...
- Вьетнамской? - спросила она.
Бэзил рассмеялся, осознав разницу в возрасте.
- Да нет, во время второй мировой, о которой старички нам сейчас рассказывают. Родители жили в эмиграции. В России я оказался недавно...
Гари Шпиндлер наблюдал за ними от стойки, куда он переместился с Леной Кампф. Лучше было бы свернуть разговор. И не только из-за Шпиндлера. Бэзил чувствовал, как Барбара Чунг, что называется, стремительно идет на сближение, от которого в будущем проку не будет, а вот неприятности появятся определенно. Чтобы перехватить инициативу в расспросах, он сказал:
- Финансовая журналистика - должно быть, невероятно сложная материя...
- Для посвященных финансовые новости на двадцатой полосе представляют собой куда большую сенсацию, чем вопли на первой полосе о смене кабинета... Сун Цзю, китайский стратег, говорил, что государя, генерала или политика отличает от простолюдина только одно - предвидение. Но предвидение возможно лишь при исчерпывающей информации. Экономнее оплачивать сто дорогих лазутчиков, чем содержать большую армию и вести даже самую короткую войну... Мне хорошо платят голубые деньги.
- Голубые деньги?
- Добротные, старинные, самые большие, какие бывают... Которые не мечутся, хватая проценты здесь, проценты там, опять здесь и потом снова там... Деньги, как и люди, бывают аристократами или выскочками. Ты должен бы это знать!
