Незримые - Рой Якобсен

Дом было видно даже с фактории. Его было видно с небес, с моря, с гор на материке, из правительственного квартала в столице и с Борнео – в мире не нашлось бы глаз, не замечающих его.

Они впрягли ленивого коня в косилку и покосили Розовый сад, и Паршивый сад, и Рай. Они отыскали старые отверстия от вешал и поставили вешала там, где те всегда стояли, с севера на юг, чтобы ветер не повалил их, серо-зеленые набухшие стены поперек каменных изгородей.

Тем летом они отыскали друг в дружке много такого, чего и не надеялись отыскать. Дядя Эрлинг, вместе с семьей навестивший их, поддержал Ингрид в вопросе о школе: Ларсу придется набраться терпения, на Лофотены его возьмут лишь через год. Тетушка Хельга не узнала Марию и не смогла скрыть разочарования, чересчур заметного разочарования. Сюсанну с Феликсом она тоже не узнала – малую она видела совсем ползунком, а Феликс, прежде пухлый, вытянулся в жердь и выглядел старше своих лет, почти восьми, если верить копии свидетельства о крещении, выданного на его имя и фамилию, фамилию Томмесен, которую Ингрид изменит на Баррёй, как только ей передышка выдастся.

К тому дню, когда Паулус приезжает забрать лошадь, они успевают понять то, что знали их предки: лошадь на острове навсегда останется гостем, причина тому – размеры острова, с ними сложно смириться, причина тому – трава, и деньги, и стремления, и труд, и божественные планы.

Наконец они решают скосить и целину на Йесёе.

Косить будут косой.

Туда отправляется вся семья. Они спорят, надо ли тут ставить вешала. Ингрид настаивает, что надо. Ларс против. Ингрид говорит, что сухое сено перевозить проще, чем не высохшее. Ларс возражает, что в таком случае придется им туда и обратно возить подпоры, и жердье, и молотки, и ломы. Мария согласна с Ингрид. И Сюсанна тоже. Барбру поддерживает Ларса. И Феликс. Ингрид говорит, скоро пора в школу. Феликс отвечает, что ждет не дождется. Ларс ничего не говорит. Они разделились на два лагеря. И один из них обычно добивается, чего хочет. А посреди теплого дня в конце лета, случается, на горизонте встает вдруг серая пелена морского тумана, она медленно движется вперед, сине-серой тьмой наползая на один остров за другим, холодным мокрым одеялом обволакивает и окутывает всех и вся. Только недавно, куда ни глянь, они видели все вокруг, а теперь не разглядеть ни собственных овец, ни вешал, ни кустов, ни сигнального огня, ни сверкающего дома на Баррёе, лишь травинки под ногами и поблескивающие на них слезы, хотя дождя еще нет.

Туман приносит тьму посреди дня, солнечное затмение и куриную слепоту. Они кладут на землю инструменты и умолкают, и закутываются теплее, и садятся на камень, и обращают мысли к внутреннему свету подобно тому, как делают, не умея иного, слепые, и смотрят внутрь себя и находят воспоминание или намек на что-то непонятное, чем и с другими не поделишься и сам к делу не пристроишь.

Когда видимость исчезает, обостряются другие чувства, в нос бьет резкий запах крапивы, и болота, и тины, и мокрой овечьей шерсти, туман соленый, как и море, породившее его, он гладит кожу чужим прикосновением, и хотя гага забирается на утес и расправляет крылья, а насекомые и животные молчат, как и люди, в тумане слышен странный шелестящий звук, как море в раковине или звук, с которым тащат по сухому снегу дохлую крысу.

Но проходит всего час или два, и солнце раскалывает туман – сперва оно в нескольких градусах к северу проглядывает сквозь пелену вареным тресковым глазом, потом начинает желтеть, золотеет, истончая оставшуюся дымку, и наконец уничтожает ее совсем, дает простор глазу до края небес, будто диким лошадям, выпущенным на волю. Так что страдный день, почитай, уполовинился, или же в прежний день добавили еще один, и они снова берутся за косу.

Лепешки из картофеля и муки (здесь и далее примечания переводчика).

Длинный двухэтажный жилой дом, где живет семья фермера.

Мера длины, соответствующая 1,8 метра.

Сайда, ферментированная для длительного хранения.

Домик, в котором ночуют рыбаки.

Земельная мера, равная 1000 кв. м.