вспомнила тот год, когда отец купил матери на Рождество дорогое колье. Он тоже целую неделю ходил взад-вперед по квартире, весь из себя довольный, и в итоге не вынес и подарил его на три дня раньше срока. Мама была в восторге, и когда они поцеловались, он так и зарделся, увидев счастье на ее лице.
Лицо Петара не светилось тем же счастьем, и я все больше настораживалась, с тех пор как поняла, что я и есть предмет его тревог. В итоге как-то вечером за ужином, когда Петар, не сводя с меня глаз, все откашливался, Марина бухнула кружкой о стол и резко выдвинула стул из-за стола.
– Петар, да расскажи ей уже, ради бога!
– Что рассказать? – спросила я.
– Я не хочу рассказывать, пока не владею всей информацией.
– Что рассказывать?!
– Мы нашли Рахелу и ее приемных родителей, – сказала Марина. – Они собираются ее удочерить.
– Что?!
– В «Медимиссии» мне не хотели сообщать, где ее разместили, это против правил, но я ее разыскал.
– Ее должны были вернуть, когда она поправится. Она моя сестра.
– Ну, – вмешалась Марина. – Есть и другие варианты.
– В каком смысле?
– Приемные родители сказали, что готовы взять и тебя, если мы тебя к ним доставим.
– Взять меня?
– Удочерить тебя, Ана. Ты сможешь жить у них, вместе с Рахелой. В Америке.
Я ощутила, как в груди поднимается гнев. Мне захотелось врезать по чему-нибудь, и я пнула нижнюю перекладину стула. Почему они стараются избавиться от меня? Кинуть меня с какими-то чужими людьми на другом континенте?
– Но почему мы не можем просто остаться с вами? Мы вам не нужны?
Петар помотал головой.
– Ты правда думаешь, что это хорошая мысль? Перевезти Рахелу, больную, из Америки обратно в эту сраную зону боевых действий?
– Петар! – воскликнула Марина.
Я затрясла головой. Я и не думала об этом с такой стороны. Марина подозвала меня жестом, и я подошла и села к ней на колени. Она погладила меня по волосам и глянула на Петара.
– Я думаю, это все к лучшему, – сказала она. – Для Рахелы, да и для тебя.
– Прости, что накричал, – извинился Петар, уже ласковей. – Но я же знаю, ты девочка умная и все понимаешь. Понимаешь ведь, правда?
Я кивнула.
– Придется попотеть, чтобы тебя отсюда вывезти. Но с этим, думаю, я справлюсь.
Петар связался с «Медимиссией», и от них пришел краткий ответ, что воссоединение семей вне их компетенции, но что он может подать повторное заявление, если я вдруг заболею. Тогда он вспомнил про статус беженца, вот только американского посольства в Хорватии еще не было. А консульство в Белграде переводило звонки на автоответчик с извинениями за ожидание и объяснением, что в связи с участившимися обращениями рассматриваются пока что только заявления, поданные ранее.
– Ну и неважно, – говорил Петар. – Знаю я одного человека.
На следующее утро мы с Петаром позвонили в дверь, ведущую в подвальную квартиру под лавкой мясника в южной части города, где я ни разу не бывала. Мы ждали, слушая лязг цепочек и засовов по ту сторону двери. И тут она приоткрылась на щелочку, ровно под размер чьего-то бледного глаза, а затем закрылась, чтобы можно было отпереть остальные задвижки.
– Все ради безопасности, – сказал мужчина. – Сам знаешь, такие порядки.
Наконец дверь открылась достаточно, чтобы пройти, и мы с Петаром юркнули внутрь. В квартире было сыро и попахивало плесенью. Сначала трудно было что-то разобрать, но когда глаза привыкли, стало ясно, что эта однокомнатная студия – не просто жилище грузного холостяка; вся столешница была сплошь заставлена оборудованием – от печатных машинок и станков вплоть до, насколько я могла понять, паяльной лампы.
– Что с тобой стряслось? – спросил мужчина, показав на руку Петара.
– Плечевую кость расщепило. Шрапнель так и не вытащили.
Мне стало обидно, что я об этом так и не спросила, хотя мне все время казалось, что он не хочет это обсуждать, и я его понимала.
Мужчина сменил тему.
– Тогда чем я могу тебе сегодня помочь? – Он сел на корточки, когда заговорил со мной. – Хочешь водительское удостоверение?
– Ха-ха, – отозвался Петар, и мужчины обменялись рукопожатиями с объятиями. Мужчина расцеловал Петара трижды, на ортодоксальный манер, и меня передернуло.
– Ана, – сказал Петар, – это Срджан.
Имя бесспорно было сербское. Сердце у меня учащенно забилось.
– Давний друг из старшей школы. Срджан знал твоих родителей.
Срджан протянул мне руку.
– Да, – подтвердил он. – Мне очень жаль.
– Ну же. Пожми ему руку.
– Я могу помочь, – сказал Срджан. Я вложила свою руку в его. – Слышал, тебе нужна американская виза.
Я посмотрела снизу вверх на Петара, и он кивнул в ответ. Я тоже кивнула.
– Ну что ж, к счастью, я делаю самые что ни на есть надежные визы, – сказал Срджан, обведя рукой мастерскую. – У меня даже есть та самая бумага, которую используют в США. Он стал обшаривать набитые бумагой шкафы. – Вы как лететь собираетесь?
– Наверное, через Германию, – ответил Петар. – Нюансы я пока еще дорабатываю.
– Германию, – задумался он. – Главное – не выходить из международного терминала аэропорта, и все обойдется.
Он понажимал какие-то рычажки на печатных машинах, и те загудели.
– С этой бумагой я могу сделать точную реплику с американского образца! Достал ее у одной стажерки из посольства…
– Гй незачем знать, откуда ты ее достал, – перебил его Петар, предвидя, куда тот клонит.
– Сиськи, – Срджан развел руками далеко от груди, – прямо дыньки, как пить дать.
Петар тревожно посмеялся, и Срджан с удивлением отметил беспокойство у него на лице.
– А с сиськами-то что не так? Она же девчонка. У самой когда-нибудь вырастут.
– Ладно, ладно! Хватит про сиськи.
– Как скажешь. – Он глянул на меня сверху вниз. – Не знал, что он у нас такой впечатлительный.
– А что насчет паспорта?
– В смысле? Просто прикрепим визу на внутренний паспорт.
– Он… потерялся, – отозвался Петар.
– Ну, всегда можно подать на новый.
– Времени в обрез. А ты не можешь сам ей сделать? Сделай ей немецкий!
– Ага, сейчас подделаю немецкий паспорт, а потом отправим с ним девчонку, которая ни слова не говорит по-немецки, в Германию! – Срджан замахнулся тыльной стороной ладони и шлепнул Петара по лбу, а мне подмигнул. – Берегись, у нас тут настоящий гений завелся!
– Ладно, ладно, – отмахнулся Петар. – Наш тогда ей сделай. Для него случайно не надо сфотографироваться?
– Несомненно.
Срджан установил студийный свет, напоминавший зонтики, и я стоически позировала возле белой простыни, пока он фотографировал.
– Вернусь тогда за документами в среду? – Петар вручил Срджану конверт, и тот, откинув пальцами клапан,
