врубила до максимума, и они разнесли всю пыль по комнате, в воздухе зависли пылинки. В открытой коробке лежал окаменевший кусок пиццы. Было страшно неловко показывать детям, какой была моя жизнь до них. Наверняка их уверенность в том, что я знаю, что делаю, улетучилась. Я попыталась запихать коробку с пиццей под кровать, но они оба ее уже увидели.
— Мы есть хотим, — сказала Бесси.
Я вдруг поняла, что за лето они привыкли к тому, что стоит просто залезть в холодильник или в шкаф, и тут же найдется еда. Можно было заказать пиццу, но я параноила по поводу полицейских.
— Мой живот, — простонал Роланд. — Послушай, как он рычит…
— Хорошо, хорошо, — сказала я. — Я поняла. Сидите здесь, я что-нибудь принесу.
— А нельзя нам спуститься? — спросили дети. — Здесь жарко.
— Нужно постараться не путаться у мамы под ногами, — объяснила я. — Она не очень ладит с детьми.
Я, пыхтя, сбежала по лестнице. Посередине остановилась, потянулась и дотронулась до места чуть выше пояса джинсов, где нащупала застрявший маленький кусочек стекла. Я попыталась его вытащить, но он засел довольно крепко. Было не больно, но теперь, когда я знала, что он там, только об этом и могла думать. Наверняка вредно с открытыми ранами топтаться на грязном пыльном чердаке. Я не могла сосредоточиться.
На кухне сидела мама, читала журнал под легкий рок по радио.
— Хм, — сказала я, сгорая от стыда. Я ненавидела, когда мне что-то было нужно, и еще больше ненавидела, когда это что-то мне было нужно от мамы. — Дети хотят есть.
— Я с ними солидарна, — ответила она, не сводя взгляда с журнала, в котором рассказывалось о домах на пляже или о чем-то в этом роде.
— У меня есть деньги. Можешь заказать нам всем пиццу?
Она посмотрела на потолок, размышляя.
— Мне не хочется пиццы, — сказала она.
— «Макдоналдс»? «Сабвэй»?
Мама вздохнула, встала из-за стола и начала шарить по шкафам, открывая и закрывая дверцы.
— У меня есть макароны с сыром, — сказала она, затем заглянула в холодильник. — И сосиски.
— Замечательно!
Я достала кастрюлю, набрала воды. Мама швырнула сосиски на стойку у плиты и вернулась к столу. Я ждала, пока вода закипит, и смотрела на нее. Сколько таких вечеров прошло, когда я была ребенком? Обычно мама и один из ее парней смотрели маленький телевизор на кухне, а я готовила маслянистую лапшу или увядший, мокрый салат с соусом «Тысяча островов», нарезала огурцы и зеленый перец, как будто благодаря моим стараниям мы превращались в самых здоровых людей на земле.
Я подошла к лестнице, спросила детей, все ли в порядке. Они крикнули, что в порядке. Когда я вернулась на кухню, мама сказала:
— Я знала, что ты приедешь.
— Вот как? — Я почувствовала, как кожа начинает зудеть, как учащается сердцебиение.
— Недавно звонил какой-то мужчина. Кэл, или Карл, или… что-то в этом роде. Спросил, связывалась ли ты со мной.
— Что ты ему сказала?
— Что не видела тебя все лето, что даже не разговаривала с тобой.
— Ясно. — Я знала, что это еще не все.
— Он сказал, что я должна позвонить ему, если ты приедешь с двумя детьми, — наконец продолжила мама, глядя на меня. — Сказал, что возместит мне все неудобства.
— Ты перезвонила ему?
Она покачала головой:
— Он говорил так сухо и формально… Мне не понравился его тон. Так что нет, я ему не перезвонила.
Вода наконец закипела, и я насыпала макароны.
— Не благодари, — бросила мама.
— Муж Мэдисон, — начала я, — он…
— Я не хочу знать, — перебила она меня.
— Понимаешь, дети, Бесси и Роланд. Тебе нужно знать, они…
— Нет, мне не нужно знать, — сказала она. — Я не буду мешать тебе делать, что хочешь, Лилиан. Я никогда не мешала тебе…
Я фыркнула — теперь пришла моя очередь ее перебить.
— Делай что хочешь, но меня оставь в покое, — через пару секунд сказала мама.
Я посмотрела на нее. Она выглядела такой старой, хотя ей было всего сорок семь, и я знала, что иногда она специально копировала манеры и позы кого-то намного старше, чтобы избежать необходимости делать то, чего ей не хотелось.
Будь я мужчиной, и красивым, она бы не читала, позевывая, журнал о жизни на побережье. Думаю, будь я в принципе кем угодно, кроме ее дочери, она бы вела себя иначе. Но при мне она чувствовала себя старой, потому что я была ее дочерью.
Я помешала макароны, положила сосиски на сковородку.
— Никогда не думала, что увижу тебя с детьми, — сказала мама. — Это на тебя не похоже.
— Да, я тоже не думала.
— Мы очень хотим есть! — крикнул Роланд с чердака.
— Пусть спускаются, — мама указала на стол, встала и наполнила водой четыре пластиковых стаканчика.
— Спускайтесь! — крикнула я.
Наш шаткий дом легко пропустил звук сквозь стены и полы, и дети протопали вниз по лестнице.
— Привет! — сказал Роланд, снова помахав маме, которая взяла свой журнал и подвинула стул к окну.
Я поджарила сосиски, чуть не сожгла их, потому что одновременно сливала макароны, а затем смешала все вместе. Достала и подала тарелки.
— А вы не хотите? — спросил Роланд мою маму.
— Пожалуй, — ответила она и пододвинула стул обратно к столу, попробовала и кивнула: — Вкусно. — Ей всегда нравилось, когда я для нее готовила, неважно что.
— Ты молчишь, — мама ложкой указала на Бесси.
— Я немного устала, — ответила девочка.
— Она милая, — сказала мне мама, не сводя ложки с просиявшей Бесси.
— Мы поехали в путешествие, — объявил Роланд, привлекая внимание моей матери.
— Надолго? — спросила она.
Интересно, сколько времени прошло с тех пор, как она разговаривала с ребенком? Или вообще с живым человеком?
— Мы не знаем, — пожал плечами Роланд. — Трудно сказать.
— Ненадолго, — обратилась я к столу, без всякого желания что-то есть, гоняя еду по тарелке.
— Мы нигде не остаемся надолго, — призналась Бесси.
— Ну, — сказала мама, — это лучше, чем просто сидеть на одном месте всю жизнь.
— Я так не думаю, — ответила Бесси, теперь уже глядя на меня, словно ждала, что я что-то скажу, но мой разум был где-то далеко, не в этом доме. Такое часто случалось: мое тело находилось здесь, в доме, где я выросла, а разум зависал где-то снаружи, дожидаясь, пока я не пойму, что делать.
После того как дети уснули, я была все еще слишком взвинчена, чтобы делать хоть что-нибудь. Вернувшись сюда, на чердак, я почувствовала, как скатилась по самой большой горке в мире — просто какая-то космическая шутка. Я пыталась вспомнить свою жизнь до этого лета, сколько
