я в обычной комнате. Здесь я осела.
— Понятно.
Дети услышали, как мы разговариваем, и открыли глаза. Увидев Карла, они просто застонали и натянули простыни на головы.
Казалось бы, я должна была испугаться после всего, что вчера случилось, но Карла, как бы он меня ни раздражал, я не боялась. Будь здесь полиция, я бы струхнула. До меня дошло, что Мэдисон и Джаспер больше никому не рассказали ни про меня, ни про детей.
— Умоляю, скажи, что особняк не сгорел дотла, — попросила я Карла.
— Все нормально, — ответил он. — Небольшие повреждения, ремонта где-то на месяц. Нормально. Могло быть гораздо хуже.
— Как вы всё объяснили пожарным? — поинтересовалась я. Моя теория, если хотите знать, в том, что без денег не обошлось.
— Начальник пожарной службы — близкий друг госсекретаря Робертса, — сказал Карл.
Ах да, конечно, сообразила я. Услуги. Услуги у богатеев ценятся больше денег. Я заметила, как Карл назвал Джаспера: госсекретарь.
— Он не уходит в отставку? — спросила я.
— Я здесь не для того, чтобы это обсуждать, — сказал Карл и протянул мне мобильный телефон.
— С кем я должна поговорить?
— С миссис Робертс. Она все это устроила. И хочет с тобой побеседовать.
— Карл, я не уверена, что могу с ней разговаривать. С точки зрения закона, я не знаю…
— Просто поговори с ней, хорошо? — перебил меня Карл и вложил мне в руку телефон. — Нужно просто нажать зеленую кнопку, — сказал он и потряс постель, стягивая с детей простыни: — Хотите мороженого?
— Не очень, — призналась Бесси.
— Ладно, а не хотите слезть с чердака и подышать свежим воздухом? — Карл подошел с другой стороны.
— С тобой? — насмешливо спросил Роланд.
— Идите, — сказала я. — Карл много для нас сделал. А мне нужно немного поговорить с Мэдисон.
— Ты нас не оставишь? — осторожно поинтересовалась Бесси.
— Карл только заберет вас вниз потусить с моей мамой, — ответила я. — Все хорошо.
Дети вылезли из кровати, поправляя одежду. Карл взял их за руки, и они исчезли в дверях.
Я посмотрела на телефон. Если выбросить его в мусорку, если прокрасться по лестнице и вылезти в окно, я смогу уехать, сама по себе. Я поборола это желание, которое всплывало довольно часто: при любых неудобствах я была готова смыться куда подальше. Да, пусть мне приходилось несладко и репутация хромает, но побег всегда того стоил. А потом я представила, как дети сидят в компании Карла и мамы. Несчастные. Я поднесла трубку к уху, ожидая услышать ее голос. Голос, который я столько лет лелеяла в памяти.
— Лилиан? — спросила Мэдисон.
— Это я.
— Хорошо. Слава тебе господи. Скажи мне сразу, ты не натворила глупостей?
— Нет. — Я почувствовала себя уязвленной. — Ну, в смысле, я приехала домой, к маме…
— Да, это страшная глупость, тут не поспоришь. Но я не об этом. Ты не разговаривала с журналистами? Не привлекала внимания к детям?
— Нет, — отрезала я. — Мы приехали к маме. Съели макароны. Заснули на самом неудобном матрасе на всем белом свете.
— Ну… это хорошо.
— Сколько ты заплатила маме, чтобы она сказала, где я?
— Тысячу долларов, — ответила Мэдисон.
Я промолчала.
— А что? Ты надеялась, что больше? Или меньше?
— Честно тебе скажу, понятия не имею. — Я уже не очень хорошо соображала, как работают деньги.
— У нас даже не получилось нормально поговорить, Лил. Тут просто бедлам. Сумасшедший дом. В смысле, да, с церемонией тоже, все вот это. Но ты же понимаешь… Тимоти… загорелся. Он теперь тоже дитя огня и все такое.
— Ты его защитила, — сказала я.
— Да. А сначала я его, мать твою, уронила. Господи, он меня охренеть как обжег.
— Но ты его защитила, когда это было нужно.
— Когда Джаспер решил отослать его в какую-то дикую лабораторию? Да, этого я бы никогда не позволила. Я бы его уничтожила. То, что он вообще об этом подумал, просто показало, насколько он слаб.
— Но ты была готова отправить близнецов на это его… ранчо, или как его там.
— Мы это обсуждали, Лил. Вот и все. Знаю, ты в это не веришь, но у меня, вообще-то, есть совесть. Да, мне нужно больше времени, чем другим людям, но мне бывает стыдно.
— А теперь, когда у тебя самой ребенок загорается…
— Именно… Именно. Да, он загорелся, и это был просто кошмар, но Тимоти после этого остался самим собой. Остался таким же милым. И моим. И я решила: ладно, я с этим справлюсь. Сколько бы раз это ни случилось, я справлюсь.
— Ты очень круто все замяла, — сказала я.
— Если честно, ничего сложного. Я все сообразила еще до того, как мы сели в машину. В богатстве есть много плюсов, и лучше всего то, что можно говорить что угодно, но если ты говоришь уверенно, не моргая, люди будут очень стараться тебе поверить.
— Значит, Тимоти остается с тобой? — спросила я.
— О да, — протянула Мэдисон. — Я это Джасперу популярно объяснила, и он все понял. Мы вчера долго разговаривали — кстати, ночевать нам пришлось в гостевом доме, там классно, хотя Джаспер все время стонал о доме своих предков, — и мне пришлось многое ему разъяснять. Мне пришлось растолковать, как легко я могу его уничтожить. Как легко мы все можем его уничтожить. Пусть он остается госсекретарем. Флаг ему в руки. Ближе к креслу президента ему не подойти.
— Так ты от него не уйдешь? — спросила я, уже, в общем, зная, что она ответит.
— Да, — сказала она. — Ничего. Я получу, что хочу. Сейчас Джаспер дает мне доступ к тому, что для меня важно, и я сейчас не о деньгах. Я о том, что у меня есть возможность думать по-своему, жить по-своему. Кроме того, если честно, он все еще мне нравится. Он, конечно, идиот, но мне симпатичен. И знаешь что? Мне тут предложили баллотироваться на место сенатора вместо него. Представляешь? Правда офигеть?
— А если Тимоти снова загорится? — спросила я.
— Не уверена, что это имеет какое-то значение, честно говоря, — сказала Мэдисон. — Я что-нибудь придумаю. Может, даже во всем признаюсь. С Тимоти все будет хорошо. Я об этом позабочусь. Если подумать… Ты справилась с двумя детьми. Я с одним точно как-нибудь слажу.
— Может, это он станет президентом, — предположила я.
— Ни в коем случае, — отрезала Мэдисон. — Тимоти будет моделью Томми Хилфигера. Женится на ком-нибудь из королевской семьи. У него будет легкая жизнь.
Было так приятно слышать ее голос и слушать, как она рассказывает, чего она хочет. Я никогда не знала, чего хочу, и мои письма были нерешительными
