успел, потому что с берега донеслись вдруг выстрелы. Там уже началась охота на диких коз. Клер вскочила. Сделав два шага к иллюминатору, она выглянула в него. Охотников видно не было. Удалось увидеть только троих матросов около шлюпок, которые были вытащены на берег.
Сжав кулаки от негодования, Клер опять села на диван. Между тем, стрельба не то сбила француза с мысли, не то, напротив, вбила в него какую-то мысль – и, кажется, неплохую. Выдвинув другой ящик стола, де Шонтлен извлёк из него три сияющих золотых испанских дублона и протянул их Клер.
– Это вам, сударыня.
Деньги Клер схватила без колебаний. Потом спросила:
– За что?
– За то, чтобы вы никаких вопросов не задавали и не вскрывали конверт. Я не исключаю того, что вы всё же знаете две – три буквы французского алфавита, но это вам не поможет – письмо написано по-английски. Я вас прошу доставить его миледи Джоанне Грэмптон. Это жена губернатора Ченная. Именно там господин ван Страттен должен будет забрать груз опия и индиго. Вам всё понятно?
– Конечно, – с нежной улыбкой молвила Клер, почёсывая висок. Должно быть, её глаза сияли иронией, ибо господин де Шонтлен нешуточно разозлился.
– Чёрт вас возьми! – проговорил он, – что вам ещё нужно?
– Так это, значит, и есть та знатная дама? – спросила Клер, – любопытно! Ой, ой, простите! Я обещала вопросов не задавать. Вы мне заплатили за это. Больше не буду.
Француз кивнул.
– Я знал, что вы умница. Вы всё твёрдо запомнили?
– Разумеется.
– Повторите.
– Леди Джоанна Грэмптон, – тоненьким голоском повторила Клер, плаксиво захлюпав, – это жена губернатора Ченная – города в Индии, где ван Страттен должен будет забрать груз опия и индиго, а также шёлка и чая. Я не ошиблась ни в чём?
– Наверное, лишь в одном, – сказал де Шонтлен. Опять не завершив фразу, он резко встал, прошёлся из угла в угол, и, так же резко остановившись перед своей соотечественницей, продолжил:
– Вы очень добрая девушка, несмотря на ваши кривляния. И я знаю, что вы меня не обманете. Я вас тоже обманывать не хочу. Сокрытие правды иногда можно расценивать как прямую ложь. Вы зря напросились на этот бриг. Очень зря. Поверьте.
– Я не могу понять, почему английская леди стала женой голландского торгаша, а не дворянина? – слегка изогнув свой рот надменной улыбкой, спросила Клер. Её собеседник ни слова не произнёс. Но его лицо побледнело.
– Зачем вы мне сказали сейчас про этот корабль? – вскричала Клер, внезапно утратив свою иронию, – вы чего добиваетесь? Какой смысл имели ваши слова? Вам, может быть, хочется, чтобы я бросилась за борт? Или повесилась?
Де Шонтлен молчал. Он смотрел на Клер очень пристально, и она с убийственной ясностью поняла: да, именно этого ему хочется – несмотря на то, что леди Джоанна Грэмптон ждёт от него письма. Конечно же, ждёт, даже если сама об этом не знает.
И Клер заплакала. Де Шонтлен принёс ей вина из кают-компании. Она выпила.
– Ради Бога, простите, – пробормотал француз, взяв пустой стакан, – если можете.
– И это – всё, на что вы сейчас способны? – шмыгала носом Клер, злобно утирая его ладонью, – как омерзительна ваша жалость, желающая мне смерти! Больше она ничего не может? Как это жалко и как нелепо! Просто абсурд!
Де Шонтлен молчал. Он, похоже было, что-то обдумывал. Тут опять раздалась стрельба.
– Ах, эти охотники не уймутся! – взвизгнула Клер, – лучше бы они убили меня, чем этих несчастных коз! Пожалуйста, сделайте что-нибудь, сударь, сделайте!
– Только ради вашей гитары, – чуть слышно вымолвил де Шонтлен, – она вся рыдала, когда просила меня об этом.
Странно – его досада была сильнее свойственной ему деликатности. Тем не менее, Клер, не будучи леди – ни по рождению, ни по запаху из подмышек, первая обняла его, стискивая пальцами край конверта. Когда они встретились губами для поцелуя, выстрелы неожиданно прекратились. Это, конечно же, было чудо. И де Шонтлен им не ограничился. Клер стонала, всерьёз рассчитывая на то, что шальная муха не залетит боцману Гастону в сопящий нос. А какого чёрта? Она, портовая проститутка, вовсе не претендует на то, чтобы провести с дворянином вечность. Она уже слишком любит его, чтобы отвлекать от более важных дел. Но дайте ей час! Всего только час, который будет сиять сквозь всю эту вечность! Нет, не слепить, не жечь, не обманывать – просто слабо сиять, без всякой надежды. Но – для неё. Для неё одной.
Глава шестая
Клер взбешена
Не один час судьба подарила Клер, а двадцать часов, потому что боцман, похоже было, всё понял. Он даже близко не подходил к корме, а все остальные вернулись с пресной водой и вяленой солониной из диких коз только ранним утром следующего дня, когда был прилив. Услышав плеск вёсел, Клер убежала в кают-компанию и легла, притворяясь спящей, а де Шонтлен остался в своей каюте. Но через пять минут ван Страттен разбудил Клер, велев ей готовить завтрак. Эдвардс, тем временем, принёс ром, а Уилсон достал из шкафа стаканы. Взойдя на верхнюю палубу, Клер спросила у Энди, сколько он настрелял свирепых мадагаскарских львов. Шестнадцатилетний марсовый ей на это ответил, что у неё пустая башка. Добыча была обильной. Выгрузив и её, и пресную воду в трюм, матросы по приказанию капитана подняли якоря и установили нужные паруса. Измученный де Шонтлен, опять встав к штурвалу, вырулил из залива, после чего положил корабль на правый галс и взял курс к северо-востоку, где была Индия. И лёг спать. Его заменил у штурвала Дэнисен.
Все следующие полторы недели ветер был переменчивым, и корабль, что называется, рыскал. Матросам в этой связи хватало работы. Им приходилось по нескольку раз на дню переустанавливать паруса, травить и выбирать шкоты. За сутки бриг проходил полтораста миль, что было совсем неплохо при таком ветре. Ван Страттен и де Шонтлен замеряли скорость с помощью лага. Также они ежедневно, в полдень, брали секстант с хронометром и определяли местоположение корабля. Эдвардс наносил все координаты на карту. Ещё он вёл судовой журнал, а когда был трезв – запоем читал какие-то книги.
Это его занятие натолкнуло Клер на определённую мысль. Однажды, спустившись в кают-компанию и увидев, что капитан занят вычислением курса, Уилсон спит, де Шонтлен отсутствует, а не пьяный Эдвардс читает, девушка подошла к последнему и спросила, может ли он её научить читать.
– Зачем тебе это, Клер? – удивился Эдвардс, – ты и без того уже слишком умная!
– Если это ирония, ты – осёл, – оскорбилась Клер, – я вовсе не дура, но и не слишком умная. Слишком умной быть невозможно!
– Так попроси де Шонтлена! Он, как мне кажется, справится с тобой лучше.
Вот это уж точно была ирония. Или нет?
