жителями, проложили асфальт, состоял из двенадцати участков. Когда пятничным вечером машина Игоря проехала по улице Рябиновой, соседи начали обсуждать воссоединение Лавровых. Игорь вышел из машины и откашлялся.
Это был иной мир, переселение в который происходило моментально, как только ноги ступали на мелкий гравий дорожки. Двенадцать шагов от калитки до дома. Тишина, солнце, деревья. Изредка слышно, как открываются и закрываются соседские ворота.
Игорь присел в старое зеленое кресло, стоявшее у бани, — мягкое и удобное. Муравей прополз вдоль подлокотника и исчез в неизвестном направлении. На столе под рябиной стояли три банки сливового компота: сливы прижимались к крышке, будто хотели выпрыгнуть наружу. Игорь вспомнил вкус. Этим компотом он запивал коньяк. Тень рябины падала на кресло и заслоняла солнечные лучи. Сколько раз он фотографировал жену под этой рябиной! В соломенной шляпе, очках и резиновых шлепанцах. С ведром малины в руке и обгоревшим носом. После бани в обнимку с дочерью.
Спустя полчаса Игорь поднялся — устала спина — и прошелся по участку. Поставил на место лейку, брошенную у теплицы. Сорвал с дерева яблоко, покрутил в руках. Червивое. Под лестницей переспелые плоды лежали на простыне. Наверняка Наташа сделает настойку. На веревках развешено постельное белье, запах хлопка едва ощущался в какофонии цветочных ароматов. Калитка скрипнула, раздался смех. Наталья в длинном черном сарафане с огромным зонтом в руках кивнула и пошла в дом переодеваться. Вероника несла в руках сумки. Она приобняла отца и побежала ставить чайник.
К торту никто не притронулся. Своим приездом Игорь нарушил привычный ритм дачной жизни, но Вероника не могла скрыть радости. Они снова сидели втроем, задевали ноги друг друга под столом. Вероника подписала заявление и спросила о здоровье отца. Пока Наталья ходила в дом за медом, он сказал:
— Вероничка, ты по-прежнему моя. Я знаю, что обидел тебя, поступил как трус. Да я и есть трус. Но ты должна знать, я всегда буду рядом и всегда буду тебя любить.
Игорь положил сухую ладонь на руку дочери. Она улыбнулась.
— Отец ты хороший, — сказала Вероника. — А вот человек — так себе. Можно задать тебе вопрос? Какое отношение ты имеешь к тому, что я и твоя любовница попали к одному психологу? Ведь не может это быть простым совпадением.
— Ну а что это, по-твоему? — спросил Игорь.
— По-моему, ты специально отправил нас туда. Чтобы мы познакомились, подружились и я поддержала тебя, когда ты решишься уйти от мамы, — ответила Вероника.
— Вы с мамой очень любите драматизировать, — ответил Игорь. — Кстати, как она? Держится?
С участка соседей раздавались детские крики. Игорь набрал воздуха в легкие и выпрямился. Наталья вернулась в голубом платье и села за стол.
— Да никак. Жара стоит ужасная, — сказала она.
Лицо у нее обгорело. Красные пятна на щеках, пигментные на лбу, будто забыла умыться. Из-под шляпы торчали сухие кончики волос.
Наталья потерла усталые глаза, зевнула. Вероника обняла отца и ушла в дом.
— Ты все-таки покажись врачу и сдай анализы, — тихо сказал Игорь, стараясь не смотреть в глаза Наталье. — Я скоро уезжаю во Францию. Хочу там обосноваться. А ты, пожалуйста, заботься о здоровье. Хочешь анекдот?
Наталья замотала головой.
— А как тебя касается мое здоровье? О своем лучше думай. Щетину отпустил, сбрей. Тебе не идет.
Игорь дотронулся до щек и подлил себе чая. Наталья встала, держась за поясницу, подошла к забору.
— Ну чего ты приехал? Перед соседями покрасоваться? Про Францию рассказать? Хотел жить новой жизнью, так живи. Уезжай, Игорь, и не вздумай меня жалеть, слышишь?
Она взяла со стола пустые тарелки и понесла в дом. Поставила в раковину, открыла шкафчик, где хранились крупы и чай. Из банки кофе достала две желтые таблетки и положила под язык.
Когда скрипнула калитка, Наталья села за стол и беззвучно заплакала. Заснула она только к шести утра, но уже в восемь варила овсяную кашу.
Перемена, которая случилась с Натальей после этой встречи, стала заметна не сразу. Вероника вернулась в город, чтобы закончить оформлять документы на машину. Кирилл весь день провел в офисе.
На дачу они подъехали, когда уже стемнело. Свет горел только в одном окне. В халате, накинутом поверх ночной сорочки, Наталья вышла на крыльцо. На глазах — очки, в руках — журнал, сложенный вдвое. Мопс, выпущенный на волю, с визгом побежал вдоль дорожки.
Только подойдя ближе, Вероника увидела, что мама пьяна. Под руки она завела ее в дом. На кухонном столе бутылка коньяка, кружочки огурцов и поломанный руками хлеб лежали на разделочной доске. Телевизор включен без звука. Наталья села на диван и чихнула.
— Мам, все нормально? — спросила Вероника.
Кирилл присел рядом с Натальей и принюхался.
— Ник, ей нужен холодный душ, — сказал он. — А чем здесь так воняет?
На плите подпрыгивала кастрюля, из-под крышки шел дым. Кирилл бросил кастрюлю в раковину и подул себе на пальцы.
— Во Францию собрался, — проговорила Наталья тихо. — Кому он там нужен, господи. Хотел меня выставить посмешищем, чтобы все надо мной смеялись, так пусть теперь над ним посмеются. Я не позволю себя позорить.
Вероника обняла маму за колени. Они были холодными.
— Мам, пойдем умоемся, пожалуйста.
Наталья не реагировала, а только раскачивалась из стороны в сторону.
— И что он там делать собрался? Москва ему надоела. Это я ему надоела, а не Москва! Какая я старая. Уродливая, жирная, старая. — Наталья подняла подол ночной сорочки и обеими руками ухватила себя за живот. Зубы у нее стучали. Левая грудь выбилась из сорочки. Пугающе белая на фоне загорелого тела.
Кирилл поднял ее на руки и отнес на второй этаж. Закрывшись в ванной, он раздел Наталью до белья, включил прохладную воду и направил на нее струю душа.
Когда он закончил трехмесячный курс реабилитации, его допустили до волонтерских обязанностей — встречать и оформлять новых пациентов. Здание старой школы, переоборудованное в реабилитационный центр, поначалу напоминало колонию строгого режима. Но Кирилл быстро освоился. Наверное, потому, что на этот раз он правда хотел завязать.
Каждый день в клинику поступало десять или двадцать новеньких, половина из которых были женщины. Все надеялись вернуться домой уже через неделю, а оставались минимум на полгода. Некоторые женщины оказывались буйными. Кусались, кричали, а одна и вовсе чуть не пырнула его ножом, когда он занес в женское отделение теплые носки для новеньких. Алкоголь все выжигает. И внутренние органы, и человеческие качества.
В ванной Кирилл просидел двадцать минут, пока Наталья не перестала бредить. Потом завернул ее в махровое полотенце и отнес
