на склонах ярко желтеют лиственницы, Зено работает с бригадой, в которой все старше его. Автогрейдером и бульдозером «Катерпиллар RD6» они засыпают ямы, выравнивают размытые участки, улучшают дороги даже в крохотные горные поселки. С наступлением зимы он просит ту работу, на которой ни с кем не надо общаться: ездить на старом армейском снегоуборщике. Три спиральные лопасти бросают снег в лобовое стекло своего рода обратной лавиной. В темноте фары подсвечивают устремленный в небо снежный фонтан, и зрелище это гипнотизирует Зено. Странная одинокая работа. Дворники лишь размазывают снег по стеклу, печка греет примерно двадцать процентов времени, а оттаиватель — вентилятор за решеткой на приборной панели. Приходится одной рукой крутить баранку, а другой — протирать стекло тряпкой, намоченной в спирте.
Каждое воскресенье Зено отправляет письмо в британскую ветеранскую организацию — просит сообщить что-нибудь о ефрейторе Рексе Браунинге.
Идет время. Снег тает, снова падает, лесопилка сгорает, ее отстраивают заново, дорожная бригада засыпает гравием промоины, ремонтирует мосты, дожди или камнепады их разрушают, и бригада ремонтирует их снова. Потом опять зима, и роторный снегоуборщик швыряет на кабину гипнотические фонтаны снега. Машины постоянно замерзают, или их заносит на снегу либо в грязи, и они вылетают с дороги. Зено постоянно их вытаскивает: прицепить трос, дать задний ход.
Иногда с миссис Бойдстен творится что-то странное. У нее резко меняются настроения. Она забывает, что хотела купить в магазине. Спотыкается на ровном месте; собирается покрасить губы и проводит помадой по щеке. Летом 1955-го Зено везет ее в Бойсе и доктор диагностирует болезнь Гентингтона. Предупреждает, что надо будет за ней следить, поскольку дальше она начнет заговариваться и совершать резкие непроизвольные движения. Миссис Бойдстен закуривает и говорит: «За собой следи».
Он пишет в Корейские силы Британского Содружества. Пишет в эвакуационное отделение Оккупационных сил Британского Содружества. Ответы приходят честные, но пустые. Военнопленный, статус неизвестен, другой информацией не располагаем. Из какого он подразделения? Зено не знает. Фамилия командира? Зено не знает. Только фамилию, имя и то, что Рекс был из Восточного Лондона. Ему хочется написать: когда Рекс зевал, он похлопывал себя по рту. У него были ключицы, в которые я мечтал впиться зубами. Он рассказал мне, что археологи нашли тысячи древнегреческих сосудов с надписью ΚΑΛΟΣΟΠΑΙΣ: мужчины постарше дарили их мальчикам, которых находили привлекательными. ΚΑΛΟΣΟΠΑΙΣ, καλός ὁ παῖς, «мальчик красив».
Как может исчезнуть человек, который столько носил в голове, был полон таких энергии и света?
В следующие зимы раз пять-шесть, когда он наклоняется над замерзшим мотором на Лонг-вэлли-роуд или отцепляет трос, другой мужчина берет его за локоть или кладет ему руку на талию. Они уходят в гараж или в мглистой темноте забираются в кабину снегоуборщика. Один работник с ранчо несколько раз словно нарочно загоняет машину в снег, чтобы это повторить, но весной исчезает без единого слова, и больше Зено его не видит.
Аманда Коддри, диспетчер дорожного управления, спрашивает его про девушек из города — как насчет Джесси с заправки «Шелл»? Лиззи из кафе? — и Зено не находит повода отвертеться от свидания. Он приходит в галстуке. Девушки неизменно милы. Некоторых знакомые предупредили, что военнопленным в Корее промывали мозги. Ни одна не понимает, отчего он подолгу молчит. Зено старается по-мужски держать вилку и нож, по-мужски закидывать ногу на ногу. Он разговаривает про бейсбол и лодочные моторы и все равно подозревает, что все делает неправильно.
Как-то вечером, в растерянности и смущении, он чуть не сознается миссис Бойдстен. У нее был хороший день, волосы аккуратно причесаны, глаза смотрят ясно, в духовке пекутся две булки с изюмом, а по телевизору как раз идет реклама. Овсяные хлопья быстрого приготовления, потом таблетки от головной боли. Зено прочищает горло.
— Знаете, после того как папа погиб, когда я…
Она встает и выключает звук телевизора. Тишина в комнате сверкает, как солнце.
— Я не… — снова начинает он, и она закрывает глаза, словно готовясь к удару.
Перед глазами Зено джип разваливается надвое. Сверкают дула. Блюитт убивает мух и складывает их в консервную банку. Военнопленные выскребают пригоревшее зерно со дна котелка.
— Давай, Зено, говори.
— Пустяки. Там снова ваша программа началась.
По совету доктора миссис Бойдстен для поддержания мелкой моторики складывает пазлы, и Зено каждую неделю заказывает новый. Он уже привык находить кусочки по всему дому: в раковине, налипшие на подошвы обуви, в совке, когда подметает кухню. Край облака, сегмент трубы «Титаника», часть ковбойской банданы. В груди шевелится страх, что так будет всегда и ничего другого не будет. Завтрак, работа, ужин, мытье посуды, наполовину сложенный пазл с буквами «Голливуд» на обеденном столе, сорок кусочков от него на полу. Жизнь. Потом холодная тьма.
Сообщение с Бойсе становится более оживленным, так что дорогу теперь расчищают по ночам. Зено едет через темноту за светом своих фар, борется со снегом; после смены он иногда не идет домой, а паркуется перед библиотекой и подолгу стоит между полками.
Там теперь новая библиотекарша, миссис Рэни, которая по большей части оставляет Зено в покое. Сперва он читает только «Нешнл географик»: попугаи ара, инуиты, верблюжьи караваны — фотографии бередят какое-то скрытое беспокойство. Зено перемещается в раздел «История»: финикийцы, шумеры, Япония периода Дзёмон. Он проходит мимо небольшого собрания древних греков и римлян — «Илиада», несколько пьес Софокла, ни следа «Одиссеи» в лимонном супере, — но все равно не может себя принудить взять что-нибудь с полки.
Иногда он набирается смелости и делится чем-нибудь из прочитанного с миссис Бойдстен: рассказывает про охоту на страусов в Ливии, про роспись усыпальниц в Тарквинии.
— Микенцы чтили спирали, — говорит он как-то вечером. — Они изображали их на винных кубках, на стенах и надгробьях, на доспехах своих царей. Но никто не знает почему.
Из ноздрей миссис Бойдстен поднимаются две струйки дыма. Она опускает стакан с «Олд форестером» и двигает по столу кусочки пазла.
— А зачем кому-то про это знать? — спрашивает она.
За кухонными занавесками в сумерках метет снег.
21 декабря 1970
Дорогой Зено!
Каким невероятным чудом было получить сразу три твоих письма! Их, видимо, все эти годы отправляли не туда. Не могу выразить, как я рад, что ты выкарабкался. Я искал рапорты об освобожденных из лагеря, но ты же знаешь, как трудно что-нибудь найти, а я еще только приучаю себя жить заново. Как замечательно, что ты меня нашел!
Я по-прежнему вожусь с древними текстами — роюсь в пыльных костях мертвых языков, как старый учитель греческого,
