теперь уж точно мой будет, не денется никуда! Он женился, конечно… Он же такой, по натуре очень порядочный. Мне казалось, мы очень хорошо жили… Да, он не любил меня, я это чувствовала. Но мне хватало своей любви, поверьте! А он… Он вдруг ушел, развелся со мной…
Ольга говорила все это горячо, с душевным надрывом, и Лера чувствовала ужасную неловкость, будто подглядывала сейчас за чужой жизнью в замочную скважину. Зачем она с ней сейчас откровенничает? Разве это уместно — именно с ней? Странно как-то, ей-богу…
Ольга почувствовала ее смятение, проговорила уже более спокойно:
— Да вы не смущайтесь, Лера, пожалуйста… Я понимаю, вам странно, что я все это сейчас рассказываю про себя. Но просто мне очень понять надо — почему… Почему он так со мной поступил? Ведь я любила его, он знал об этом… Ну, нашел бы себе любовницу, развлекался бы с ней сколько угодно… Я бы все терпела, да, все бы прощала. Даже ушел бы к ней, а я бы ждала… Но он вдруг решил — окончательно и бесповоротно. В одночасье решил… Ну, разве это нормально? Ведь это безбожно, это жестоко… Неужели можно так жестоко распорядиться чужой любовью? Ладно, сам не любишь, понятно… Но ведь ответственность надо нести за того, кто тебе свою любовь отдает! Хотя, наверное, глупости я сейчас говорю… Именно вам… Да, я понимаю…
Ольга сглотнула нервно, отпила из бокала вина. И замолчала надолго, пребывая в мыслях. Не выдержав этого молчания, Лера спросила тихо:
— А сейчас… Вы все еще любите его, да?
— Не знаю… — пожала плечами Ольга. — Как-то отгорело уже все, наверное. Сейчас у меня муж есть… Он меня очень любит, а я… А я не знаю. Знаете, о чем я часто думаю? Вот меня Иван не любил, а я все равно была до ужаса счастлива. Счастлива, что он был просто рядом… А теперь меня любят, а я почему-то несчастлива. И даже развестись собираюсь. Получается, в то же самое положение попала… В его положение… Наверное, так бывает, когда все зеркально потом отражается…
— Да, бывает, — грустно улыбнулась Лера. — Это проклятое зеркало нас всех стережет, да… А иногда еще и наказывает очень больно. И учит…
— И что мне теперь делать, не знаю! — снова продолжила Ольга. — Как теперь быть… И правда разводиться, что ли? И с дочкой мой новый муж плохо ладит… Вернее, он был бы рад поладить, да она не принимает его. Впрочем, это уже мои проблемы, что ж я с ними к вам лезу. Простите… Лучше ответьте, а вы Ивана любите? Если честно?
— Если честно — не знаю пока. Он появился в такой момент, что я и правда пока ничего не знаю…
— Значит, любите. И не сомневайтесь даже.
— Почему вы так решили?
— Да все очень просто, что вы… В любви ведь нет середины, она не принимает вот этого «не знаю». Есть только два полюса — да или нет.
— Ну, если так… Тогда я его люблю, да.
— И он вас тоже любит, я это сейчас увидела. Потому мне и обидно стало, снова все в душе поднялось… Но я больше не буду вас мучить, простите! Просто почему-то хотелось выговориться — именно вам… Все, все, не буду больше, не буду! Пойдемте лучше пройдемся по берегу… Я успокоюсь немного.
Солнце палило нещадно, и гуляли они недолго. Ольга глянула на часы, проговорила быстро:
— Ого… Нас уже потеряли, наверное. Пора возвращаться. А вашу дочку как зовут, Лера?
— Ксюша… Ей шестнадцать уже.
— Да, я поняла… А сколько вам лет? Мне кажется, вы чуть постарше меня.
— Да, наверное…
Лера хотела ответить на вопрос о своем возрасте, но Ольга ей не дала, махнула рукой, будто извиняясь за бестактность:
— Да это и неважно, впрочем. К тому же для меня… Надеюсь, ваша Ксюша с моей Настей поладят. Она ведь у меня такая… Очень общительная. И довольно резкой может быть, если что не по ней.
— Да и моя не лучше, что вы! Тоже бывает… как выдаст чего. Хоть стой, хоть падай!
Они рассмеялись дружно и так и зашли с обоюдным смехом во двор. Иван глянул, улыбнулся довольно. Наверное, переживал, как они там с Ольгой общаются…
Остальные дни прошли так быстро, что она не успела опомниться — пора было возвращаться домой. Где их совместный теперь дом — так и не решили еще…
* * *
Лера открыла глаза, улыбнулась. Как быстро прошли последние дни! И вот она снова дома… Иван рядом лежит, спит еще. Надо пойти на кухню, завтрак ему приготовить… И надо решать уже, где будут жить. И с Ксюшей пора на эту тему поговорить…
Накинула халатик, вышла на балкон, глянула вниз. И замерла от того, что увидела. Смотрела как завороженная на эту картинку.
Внизу грузили мебель в большую машину. Никита руководил грузчиками, а Даша стояла в стороне, прижимая к груди горшок с цветком. С тем самым цветком, который требовал ежедневной поливки.
Переезжают, стало быть… Квартиру, наверное, поменяли. Чтобы ее не видеть, стало быть, чтобы не вспоминать никогда. И она их больше не увидит. И пусть живут счастливо! Молодец Даша — смогла простить…
Да, молодец. Только лицо у Даши другое, изменилось в нем что-то. Нет прежней открытости, беззаботной веселости. Вот подняла голову, и пришлось отпрянуть, чтобы Даша ее не увидела. Не надо ей видеть ее, не надо…
Потом снова глянула вниз осторожно. Даша так и стоит с цветком в руках, думает о чем-то сосредоточенно. И обратилась к ней мысленно — не думай, Даша, не думай… Ты ведь любишь Никиту, а потому просто живи… Люби и живи. И прости меня, если можешь. А лучше — забудь. Я очень благодарна тебе буду, если забудешь. И правильно, что простила Никиту… Ты выучила свой урок, наверное. Правильно!
Или все же неправильно? Ведь если опять отзеркалить, на себя спроецировать… Представить, что она сама простила бы Стаса… Разве она могла бы жить с ним счастливо? Как раньше? Теперь даже страшно представить, что Ивана бы тогда в ее жизни не было… Ведь так?
Нет, все-таки невозможно ответить на этот вопрос — надо прощать или нет. Да и кто на него может ответить, скажите?
Кто?
