и смотрю на свое отражение в экране смартфона:
– У вас в порядке вещей лезть не в свое дело?
– Ну, так что? – Ни секунды на анализ. Я поднимаю голову, а он все также сидит и все также смотрит. Словно не было моей реплики. Такой самодовольный наглец, очень влюбленный в себя и свои привычки. Как к такому не проникнуться симпатией? – Джей тебе не нравится? У тебя кто-то есть? Ты не по мальчикам? Что не так?
Все не так. Вот, например, Доминик. Он сидит через три стола от меня и наблюдает за тем, как проходит здесь то, что проходит. Почему это происходит? Я очень хочу, чтобы не происходило. Знаешь, как тяжело собирать свой купол снова и снова по тем мелким кусочкам, что оставляют твои друзья под моими ступнями?
– Ты в курсе, что он ни с кем не трахается из-за тебя? – Коди Бертон совсем не похож на Юнина и Лиена. У него ни акцента, ни попытки быть тактичным. Ничего. – Он совсем уже сдурел, ночами за тобой шляется, как идиот. Я вообще-то давно об этом знаю, просто не говорил никому, пока он сам не раскололся.
В закусочной сегодня много мартовского солнца. Но Коди не щурится. Я, наверное, тоже. Звуков много, как и запахов, но для того, кто ночью видел монстров, даже в надписи «осторожно: горячо» кроется самая настоящая опасность.
Мне неуютно. Я по тебе скучаю. Я очень к тебе хочу. Мне жутко из-за этого страшно.
– Я подозреваю, что у тебя есть какая-то причина его динамить, но советую ее пересмотреть. – По-моему, Коди прекрасно видит, что я неважно себя чувствую. Что-то заставляет его убрать руки со стола, выпрямиться и сменить тактику. – Но если твое «нет» окончательно, приди и скажи ему это еще раз как-то помягче, что ли. Он не выходит из комнаты всю неделю.
Я сегодня спал лишь тридцать минут. Мне снилось, как мы целуемся. Ты кусал мне губы, было больно, я подбородком ощущал, как стекает кровь, но не отстранялся. Я проснулся возбужденный.
Марка уже не было, и я мог бы помочь себе рукой, но не смог прикоснуться. Потом я плакал и думал, как жалко выгляжу. Пока плачу, скулю и трусь собственным членом о бугры скомканного одеяла, чтобы сбросить напряжение. Много о чем думал.
Например, что возбудился от сна, в котором ты целовал меня. Но больше всего о том, что вообще возбудился. И что ты выиграл в тот раз, когда взял меня на слабо. Потому что я по тебе скучаю. Как сумасшедший. Очень-очень.
Слышишь? Я скучаю так сильно, что тело принимает тоску по тебе за команду мозга тянуться к тебе любыми способами.
– Наша комната во втором корпусе, если что. Четвертый этаж, четыре три восемь. – Коди Бертон встает из-за стола, привлекая внимание к слишком ярким бордовым джинсам. Как и Юнин, прежде чем уйти, этот твой друг тоже ищет что-то за решетками моих ресниц. – Поговори с ним, сделай милость.
Милость – это что? Доброе, человеколюбивое отношение. Должна быть доброта себе в ущерб? Мне двадцать три, и я знаю, что ответ отрицательный. Только что от этого проку, если я в любом случае маюсь.
Мы так не договаривались. «Оставь меня в покое» не означает «исчезни из поля зрения». Мне нужно тебя видеть. Это же понятно? Мне нужно, чтобы как прежде! До того дня в январе, когда ты за мной побежал, нагнал и врезался словом.
Ты всегда меня нагоняешь. Как в субботу. Когда меня парализовало страхом.
Мне сейчас думается: если я, смотря это видео, перестаю быть собой, то ты наверняка тоже что-то почувствовал, так? И хотел озвучить. Выговориться. А я не позволил. Испугался, не дал тебе ничего сказать. Ведь самое худшее – это далеко не слово. Это миг, когда чужие глаза начинают смотреть на тебя иначе. Когда взгляд меняется. Зеркалит душу и все показывает, как есть.
Что мне сделать теперь, когда я понимаю свои ошибки? Дать тебе высказаться? Или высказаться самому? Я же могу ответить на твои сообщения! Все изложить иначе. Как просят твои друзья, не подозревая, в чем проблема. Дать тебе возможность. Могу?
Могу же? Что в этом сложного, да? Открыть чат и написать. Потом отправить и трястись в нервном ожидании. Ожидании чего? Взрыва земной коры, вероятно. Как еще справиться с чувством упрямого тяготения, если не поставить ему преградой глобальную катастрофу?
На подоконнике пятого этажа сквозь ставни тянется холодный ветер.
Я упрямо сижу, рассматривая вход через толстое стекло. Людей много. Разного цвета, телосложения, взглядов. Одинаково снуют, курят, здороваются, говорят, толкаются. Их полным полно, а я жду всего одного. Столько лиц, голосов, душ, галактик. А я изучаю их всех, лишь бы не упустить одну конкретную. Зачем?
Наверное, если тебя увижу, смогу хоть немного утихомириться. Остановлю себя от необходимости постучаться в комнату. Необходимость – это шифр патологического лгуна, читать как «желание».
Темнеет, и все макушки внизу красятся в желтые тени ближайшего фонаря, мимо меня поднимаются по лестнице, мимо меня голоса и запахи. Еда, пот, парфюм, табачный дым.
Тебя не видно.
Я стираю очередную попытку написать тебе сообщение. Если верить цифрам вверху экрана, пишу уже сорок минут. Но, стоит перечитать, понимаю, что передо мной настоящая липа. Эти мои обороты речи и дохлая попытка казаться сдержанно рассудительным, когда как на деле мне хочется кричать, не выбирая слов, и обладать хотя бы одной эмоцией сильнее страха, чтобы иметь возможность безудержно ею бросаться.
Я листаю чат, где только твои сообщения. Я не слушаю музыку. Я схожу с ума.
Я по тебе скучаю. Я к тебе хочу. Я спрыгиваю
и спускаюсь на четвертый этаж.
4 3 8
За ней не слышно звуков.
4 3 8
Я стучусь негромко. Надеюсь, что никто не услышит, а мечтаю – наоборот.
4 3 8
Спрашиваю себя: з а ч е м? А внутри бегущая вирусная строка:
«япотебескучаюяктебехочуядурак»
4 3 8
«ядурак»
4 3…
Коди Бертон на пороге в трениках и мятой кофте цвета оливок. За ним свет и стены. Он молчит. Смотрит и молчит.
«ядурак»
Потом отнимает ладонь от ручки двери:
– Никуда не уходи.
Будущий графический дизайнер пропадает из поля зрения, оставляя наполовину распахнутую дверь.
Я никуда не ухожу.
«ядурак»
Не поднимаю глаз с пола, сжимаю кулаки и только сейчас понимаю, что продрог в одной толстовке с запахом черники на рукавах.
– По-моему, он заснул. – Коди появляется так же быстро, как исчез. В руках книга с тетрадью,
