сидеть в раскаленной машине, станет только хуже. Я вынула ключ из замка зажигания и вышла. На улице было тихо, дома весело пеклись под жарким солнцем.
Еще не ступив на аллею, ведущую к дому, я увидела в рифленом, с цветочным узором стекле входной двери ручонку. Она исчезла, потом появилась опять. Он был настоящий. И махал мне рукой.
А потом она открыла дверь.
– Привет, миссис Джеймс.
Мне понадобилось время, чтобы ее рассмотреть. Мина обрезала волосы, теперь их кончики касались ключиц. Она стояла передо мной в халате, а на бедре держала малыша. Ей уже сорок два исполнилось, не меньше, но выглядела она намного, намного моложе. И малыш. Неземной, как и мать. Светлые волосы свиваются в тугие кудряшки, глаза голубые, материнские. Он бесстрашно потянулся ко мне – захотел на ручки. И Мина мне его отдала. Так удивительно было ощущать бедром его тяжесть, а он тем временем барахтался у меня на руках, стараясь ухватить кулачком мою сережку.
Я пошла за ней в голубую кухню с высоким потолком. Стены были оклеены нотами. В углу стояла виолончель, а на столе лежал открытый и пустой футляр для скрипки.
Расчистив край стола от бумаг и тарелок, Мина села. Я села рядом, переместила Джереми на колени. А тот, всерьез решив добраться до сережки, барахтался уже изо всех сил. Эту маленькую егозу назвали в честь двух давно исчезнувших малышей, но Джереми был самый что ни на есть настоящий. Румяный и кудрявый, как ангелочек. Я открыла рот, намереваясь что-то сказать, сама не знала что, но тут Мина подскочила.
– Лимонада хочешь?
– Ты лимонад приготовила?
– Да не я, конечно. Джефф. Только за это его можно терпеть. А еще есть лимонный кекс.
Я сказала, что буду то и другое, Мина принялась сновать по кухне, а я наблюдала за ней, и мысль о минувших годах разрывала мне сердце. Пока меня не было, Мина превратилась в нормального человека. С посудой и обязательствами. Конечно, ее сын носил имя цыпленка, но ведь ее собственный сын. Ее ребенок. Он рисовал пальцем, и коллаж из его рисунков висел на стене. У него был детский стульчик, у него был дом. А у Мины – работа, в кассе какого-то театра. Она стала другой Миной, не той, что я сохранила в памяти. Ее безумства остались позади.
Я покачала Джереми на коленке. Изумляясь его тяжести. Не потому, что он много весил, а потому, что был человеком. Сотворенным из ничего.
Она присела, вручила мне тарелку с лимонным кексом. Из пористой мякоти торчал черный волос. Я вытащила его. Волос был толстый. И видимо, принадлежал Джеффу. Забытые стаканы с лимонадом остались на кухонном столе, а у меня пересохло во рту. Мина поставила свою тарелку на колени, отломила кусочек кекса, положила Джереми в рот.
– Не верится…
– Во что?
– Не верится, что ты произвела на свет человека.
Мина просияла:
– Да уж, чудеса да и только!
Пересадила Джереми к себе на колени и краешком халата вытерла ему слюни.
– И неплохого, правда ведь? – обратилась она к нему. – Правда ведь?
Едва не уронив тарелку на пол, Мина подкинула Джереми вверх, и он взвизгнул от удовольствия.
А передо мной будто разверзалась яма, и хотелось в нее провалиться.
В доме Хамфри, в тишине гостиной, я погладила снимок Мины и Джереми. Его безоблачно счастливый визг до сих пор звучал в ушах. Он вырос уже, стал умнее, осторожнее. Интересно, у него до сих пор светлые волосы? И удлинились ли ушки, стали эльфийскими, как у Мины? Больше в конверте ничего не было, зато была надпись на обороте фотографии.
Надпись, сделанная неровным почерком Мины: “Мы переезжаем!” И адрес. Буквы латинские, но с какими-то непонятными значками и закорючками.
Вроде бы что-то знакомое, а вроде и нет.
Мина и Джереми Стар
32 Nguyễn Hũ’u Huân
Lý Thái Tổ, Hoàn Kiếm,
Hà Nội, Việt Nam
Она переезжала во Вьетнам. Ну конечно. Не могла она без приключений. И уж очень давно не совершала безумств.
Я понесла фотографию на кухню, чтобы приколоть к пробковой доске, а заодно и конверт выбросить, и тут поняла, чего на нем не хватает. Цветной картинки в положенном месте. Королевы. Этот конверт не подчинялся монарху. Он был республиканцем. Я уже затаила дыхание, а теперь чуть не задохнулась совсем. И, кажется, выронив и конверт, и фотографию, прямо в полотенце, с мокрыми распущенными волосами выбежала из дома.
Дом Хамфри стоял в поле. К нему вела посыпанная гравием дорожка, ближе ко входу зараставшая травой. А от большой дороги поле заслонял ряд темных высоких деревьев.
Я увидела следы шин, не доходившие до того места, где Хамфри обычно парковал автомобиль. Они сворачивали влево.
Мина была здесь.
Она собственноручно доставила конверт после того, как уехал Хамфри, и до того, как я вышла из ванной. По плечам стекала вода, а я стояла под августовским солнцем и думала, стошнит меня или нет. И такая вокруг тишина – хоть кричи.
Я бросилась на задний двор – вдруг Мина и Джереми пошли на кур посмотреть.
Но увидела только Одри, она сидела в траве, аккуратно подобрав перышки, и жмурилась от солнца.
Мина уехала. Я проглядела ее. Так жестоко она надо мной еще не шутила.
Над нами, в бескрайних небесах, сближались планеты, а мы с Миной сблизиться по-настоящему никак не могли.
Я вернулась в кухню, подняла снимок с пола. И не желая, чтобы Мина смотрела на меня насмешливо с пробковой доски, засунула его в толстую книгу (у Хамфри таких было много) под названием “Пятая ежегодная астрономическая конференция. Калгари, 1972”. Он легко проскользнул между тонкими белыми страницами. Так легко, что и не заметишь.
Пусть Мина остается там, среди звезд.
Отпразднуем счастливую случайность твоего рождения
– Укольчик, – сказала медсестра.
Но я-то знала: это не просто укольчик, игла вонзится глубоко.
Меня будто молния ударила.
– Вот молодец, – похвалил доктор, – теперь не шевелись.
Подлые слезы поползли по щекам.
– Раньше выносливей была, – сказала я, ни к кому не обращаясь.
Марго накрыла мою руку ладонью.
– Смотри на меня, Ленни.
– Еще укольчик, – предупредила медсестра.
– Хочешь, Ленни, уйдем в другое место? – спросила Марго.
Я кивнула.
– Нельзя вам никуда уходить… – предостерег было доктор, но тут Марго начала рассказывать и перенесла меня обратно. В сельский дом, затерянный в Уэст-Мидлендс, где я была уже. И куда наведываюсь порой во сне.
Уэст-Мидлендс, март 1997 года
Марго Джеймс
