Серега тащит пластиковые мешки, за ним Витек, обнял распотрошенный телевизор.
Нормально, думаю, абориген есть, животное при нем, третьим теликом обзавелись.
- Сережа, ты б хоть ноги вытирал, - ворчит Виктор.
- Енц, дас ист мейн коллега. - Сережа тащит мешки на чердак. - Маринари, камарад Николая.
Николай чей-то камарад, но не мой, я его никогда не видел.
- Енц спрашивает, приехал ли Колька.
Может, Колька деньги у него одолжил и не вернул? Лучше сразу сказать, что я не камарад, а то не отвяжется. Серега возвращается за следующим мешком.
- Краденое? - спрашиваю.
- Гуманитарная помощь. Она предназначена для народа, а мы его часть.
- Авангард.
- Во, во.
Немцы эти мешки выставляют на крылечки, а они на "Вартбурге" прочесывают средневековье.
- Он не кладанет? - спрашиваю.
- Он свой парень, экскаваторщик, сейчас на больничном или безработный.
- Разведенный?
- Откуда ты знаешь?
Из жизни.
- Кафе, Енц? - предлагает Серега. Намазал паштетом бутерброд.
- Йа, йа. Гут.
- Сережа, тут листья. - Виктор развязал мешок. Идем смотреть. В одном явно листья, дачный мусор, в другом ношеные детские вещи. - Выброси листья.
- Мы их спалим в печке, - говорит Серега.
- Задохнемся.
- Утром выброшу. У меня шея болит.
Я тоже натер ящиками шею и затылок. Виктор вздыхает и волочит мешок вниз.
- Мы здесь дрова не пилим, - говорит мне.
- А где?
- На чердаке есть напиленные.
И уходит с Енцем, а где пилят, так и не сказал.
- Не обращай внимания. - Серега возится у духовки, что-то перемешивает в судке, - Витька должен позвонить от Венцелей, стариков Енца.
Возвращается Виктор и говорит:
- Ну что ты делаешь? Это же волновая печь!
- Я тебе могу на молекулярном уровне рассказать...
Думаю, может. Он плавал поваром, потом закончил факультет общественного питания, работал заведующим столовой.
- Ты звонил Олегу?
- Завтра нужны только двое. А ты, - обращается ко мне, - пока отдохнешь, в магазин сходишь, мы тебе напишем, что купить.
- Яволь - говорю.
Схема обычная. С вечера звонят бугру, узнают. У меня приятель так халтурил в Нью-Йорке. Работа была больше разрушительная, дыры в стенах пробивали или стены ломали, скалывали штукатурку. Леня рассказывал: "Бугор нас предупредил:
"Закройтесь и никому не открывайте". Только ушел, кто-то стучится. Мы шкрябать перестали. "Это я, - говорит. - Ключи забыл от машины". Забрал ключи, снова стук. Открываем, негритянка седая и пьяная. "Вот ю вонт, мэм?" - спрашиваю.
Мэм задирает футболку, а там две копченые курицы".
Леня очень смеялся, когда рассказывал.
Серега идет во двор к крану доливать в судок.
- Открой, пожалуйста, - просит меня. Дверь перекошена и шаркает.
- Это Колька хлопнул, когда Витька его достал.
Витя листает книжку "Как создать совместное предприятие". В дверь стучат громко и решительно.
- Кто там? - спрашивает Виктор.
- Дас ист полицай!
Виктор метнулся к робе, прячет бумажник под коврик. Снова стучат.
- Момент, - говорит он и книгу тоже почему-то прячет. Подходит к двери, отворяет. На лестничной площадке стоит сияющий Серега с судком.
7
Герда, Кай и Марио Утром осмотрелся. Тесный дворик захламлен строительным мусором, "трабант" Венцеля стоит с открытым капотом, двигатель рядом на козлах. Слепые строения под шифером, квадратная двухступенчатая труба, как в крематории. Деревьев нет, только плющ ползет по стене.
Вид на улицу веселее, кукольные домики, крутые черепичные крыши, как сложенные птичьи крылья, ратуша с часами. Через дорогу подновленный особнячок, вывеска "Pension", план в рамочке, на плане бассейн. В мансарде теплый свет. Кто там живет, девочка Герда?
Постучали. Седой высокий мужчина спрашивает Виктора. Глаза покрасневшие.
Увидел меня, немного смутился. Иду во двор за дровами, обхожу стороной собачью будку. Из будки выходит вчерашняя кошка с ошейником, потянулась. На первом этаже открылась дверь. Седая фрау ежится и бодренько спрашивает:
- Кальд?
- Кальд, - говорю, хотя на дворе плюсовая температура.
- Мыс-мыс-мыс, - подзывает она кошку.
Только собрался нести к себе палки, Енц появился.
- Моген, - говорит. Отпирает сарайчик и ставит у моих ног корзину угля.
С чего начиналась очередная заграница?
"Списки увольняемых в первую смену, - объявляют по судовой трансляции, - вывешены...старшим групп получить паспорта...".
После ночной вахты хочется спать, но раз записался, надо идти на жару.
Со мной три девочки, тоже не выспались, ресторан заканчивает работу поздно.
Спросить, в каком порту находимся, не скажут, просто не запоминают. Район бедный, грязный, собаки стаями, бразильский Сальвадор. Дешевый базарчик, покупателей мало.
- Встречаемся здесь через два часа, - говорю. - Не заблудитесь?
Это их вполне устраивает.
Памятник какому-то конкистадору в доспехах. У памятника слепой играет на гитаре. Сажусь рядом на парапет, собаку бездомную глажу, она меня лизнула в лицо. Вокруг чернокожие, желтые. Креол или малаец снял рубашку, на плече наколота мадонна с младенцем. Старик, похожий на мумию, показал мне обезьянку размером с мышь, может, детеныша. Клетка плоская, как коробка от "Казбека".
Сказал ему, что не покупаю. Старик спрятал клетку в нагрудный карман без обиды, сигарету попросил, затянулся, передал подростку. Вот это и запомнилось, потому что только для себя. Одно из самых тяжелых испытаний рейса - плечо товарища, готового уступить место в шлюпке и круг.
Понимаю, что никуда не деться, но оттягиваю выход, зашиваю карман, чищу обувь, поджал замочек на зиппере. Погружаюсь в сказку. Сбивчивая планировка, ломаные улочки, как трещины в камне, то сужаются, то ветвятся проходами и тупичками.
Откуда-то летят звуки губной гармошки. В слабом дыхании ее наивность и сожаление. Кирха ремонтируется, сдирают замшелую черепицу.
У школы беготня, визг, безумие. На панцире мостовой гора ранцев. Мутузят друг друга ранцами, как у нас. Мальчик в очках, окуляр залеплен яркой озорной липучкой с рисунком. Здоровый глаз излучает восторг. Врезал сверстнику, руки ослабли от смеха.
Афиша. "Rokky V". Перед юнген-клубом плечистый мотоцикл сияет никелем. На стене перечеркнута свастика и "Bjorn, I love you!".
Больница в лесах, итальянская речь.
На Тельманштрассе только тумба, бюстик снесли.
Малосемейка барачного типа, резиновые сапоги убывающих размеров, угольные корзины, сараи в шеренгу, куры за сеткой. Меня всегда занимало, кто живет в сельских общагах, неважно, где они, у нас или в Саксонии, ведь не всегда это плата за самостоятельность. Откуда бежали сорокалетние, из соседнего села, где своя малосемейка? И что дальше? Правда, на крыше этого барака торчат круглые спутниковые антенны.
Школьница-подросток со мной поздоровалась, я ответил с опозданием и минут десять шел потрясенный.
Улица закончилась полем, в поле коровы, это в декабре-то. Пацаны на велосипедах пасут стадо. Клин гусей полетел, шеи вытянуты в скорую нить, слышен свист крыльев. Низкий берег обрамляет дамба, Эльба ртутно блестит, кажется выпуклой, корни кустов дрожат в тугих струях. В фильмах о войне она шире. За речкой туман стеной, не хватает простора. Баржа прошла с включенными топовыми огнями, встречная гуднула. К паромной переправе ведет брусчатка двух цветов. Колея мощена булыжником графитного цвета, может, для дилижансов и почтовых карет, остальное полотно дороги светлее. Машины терпеливо ждут парома. Паром, наверное, передышка в спешке жизни, а для провинции признак чистокровности ее.
Мяукнула кошка, потом Енц открыл ногой дверь. Поставил миску с супом, вытащил стрелочку из мишени. Суп наваристый, с фасолью, грех отказываться. Вот такие люди рядом.
Все бездельничают.
- Какой-то немец приходил, - говорю Виктору. - Тебя спрашивал, седой такой, на Филлипова похож.
- Под этим делом? - уточняет Серега.
- По-моему, после.
- Это Шавен с первого этажа. Он работал плотником в колхозе, а сейчас безработный.
На третий день стал замечать девушек.
- Наши как-то могут себя подать, - рассуждает Серега, - а эти все в джинсах.
Мимо пансиона прошла мелкозавитая, глаза широко открыты, взгляд распахнутый, слегка удивленный. Таких нельзя обижать. Говорят, они сентиментальны.
Витя листает книгу "Как создать совместное предприятие". Серега печет блинчики и рассеянно смотрит в окно.
Вечером Виктор уходит.
- Вот чудо! - говорит Серега. - Я Павлика, его земляка, спросил: "Витьку что, в детстве уронили?". Он сказал: "В семье не без урода".
- У него здесь земляки?
- Полдеревни перетащил, машины перегоняют.
Виктора нет, и в доме тихо часа два.
Принес со свалки пылесос, стал обзванивать обмотки.
- Вот марок подсобираем и в Париж! - говорит Серега. - А? Как ты смотришь?
- Заманчиво, - говорю.
- На три дня вполне доступно, я узнавал.
