настолько неотчетливое и блеклое, что Майкл не мог даже предположить, что это и откуда взялось. Он решил наблюдать за тенью, пока не станет совсем светло, но утомительная ночь лишила его сил, и еще при первых проблесках зари Майкл крепко уснул, вкусив наконец блаженный бальзам спокойного сна. Когда он проснулся, зимнее солнце светило сквозь решетчатое окно, и комната утратила свою угрюмость. Она оставалась старомодной, серо-коричневой, обветшалой, но угрюмость ушла из нее вместе с тенями и мраком ночи.
Мистер Бэском проснулся свежим после крепкого сна, длившегося почти три часа. Он помнил мерзкие ощущения, исчезнувшие перед этим живительным забытьем. Однако Майкл восстановил в памяти свои чувства лишь для того, чтобы презреть их, и он презирал себя за то, что придал им значение.
«Очень вероятно, что причина всему – несварение, – сказал он себе, – или, быть может, фантазия, порожденная историей этой глупой девчонки. Мудрейшие из нас больше подвержены власти воображения, чем готовы признать. Что ж, Марии не следует спать в этой комнате. Веских причин для этого нет, и она не должна страдать в угоду старому Скеггу и его жене».
Когда Майкл оделся в своей привычной неспешной манере, он подошел к углу, где видел или вообразил тень, и внимательно осмотрел его.
С первого взгляда ничего необычного он не заметил. Не было дверцы в стене или следа на обоях, означавшего, что она там когда-то была. Не было люка в источенных червями досках. Не было темного въевшегося пятна, указующего на убийство. Не было ни малейшего намека на секрет или тайну.
Майкл взглянул на потолок. Тот тоже был вполне цел, только местами виднелись грязные пятна-пузыри от дождя. Хотя… Виднелось и кое-что другое – вещь незначительная, но с намеком на нечто зловещее, испугавшим его.
Футом ниже потолка он увидел большой железный крюк, торчавший из стены прямо над тем местом, где ему мерещилась размытая, бесформенная тень. Майкл встал на стул, чтобы осмотреть крюк и понять, если удастся, его назначение.
Крюк был старым и ржавым. Должно быть, он здесь очень давно. Кто же поместил его сюда и зачем? Это был не такой крюк, на какие вешают картины или одежду. Он находился в темном углу. Вбил ли его сам Энтони Бэском в ночь своей смерти, или же крюк уже торчал из стены – готовый сослужить ему смертельную службу?
«Если б я был суеверным, – подумал Майкл, – я бы поверил, что Энтони Бэском повесился на этом старом ржавом крюке».
– Как спалось, сэр? – спросил Дэниел, подавая хозяину завтрак.
– Превосходно, – ответил Майкл, не намеренный удовлетворять любопытство слуги.
Мысль о привидениях в Уайлдхит-Грэйндж всегда вызывала у него негодование.
– Да я уж вижу, сэр. Вы спустились так поздно, что я вообразил…
– Поздно, да! Я спал так хорошо, что проснулся позже обычного. Но, между прочим, Скегг, если этой бедняжке комната не нравится, пусть спит в другой. Нам все равно, а ей, вероятно, нет.
– Хм! – буркнул Дэниел. – Вы ведь не видели там ничего странного, да?
– Видел? Конечно, нет.
– А ей-то тогда с чего всякое видеть? Все это глупая болтовня.
– Неважно, пусть спит в другой комнате.
– На верхнем этаже другой сухой комнаты нет.
– Тогда пусть спит внизу. Ходит она тихо, будто крадется, робкая бедняжка. Она меня не потревожит.
Дэниел крякнул, и его хозяин воспринял этот звук как знак покорного согласия, но тут мистер Бэском, к несчастью, ошибался. Пресловутое ослиное упрямство – ничто по сравнению с упрямством своенравного старика, чью узколобость никогда не проницал свет учения. Дэниел уже начинал ревновать хозяина к сироте, к которой тот проявлял участливый интерес. Она была из тех кротких прилипал, что могут тайком прокрасться в сердце пожилого холостяка и свить себе там уютное гнездышко.
«Что за выходки! Где ж мы со старухой-то окажемся, если не положить конец этому безобразию?» – бормотал себе под нос Дэниел, неся поднос в кладовую.
Мария встретила его в коридоре.
– Ну, мистер Скегг, что сказал хозяин? – чуть дыша, спросила она. – Он видел что-нибудь странное в комнате?
– Нет, девчонка. Что он должен был увидеть? Сказал, что ты вела себя глупо.
– Его ничего не беспокоило? И он мирно спал там? – неуверенно сказала Мария.
– В жизни не спал лучше. Ну, не стыдно тебе?
– Да, – кротко ответила она, – мне стыдно, что я забила себе голову всякой чепухой. Если желаете, сегодня я вернусь в свою комнату, мистер Скегг, и никогда больше не стану жаловаться.
– Надеюсь, что не станешь, – отрезал Скегг, – от тебя и так хлопот не оберешься.
Мария вздохнула и принялась за работу в самой печальной тишине. День тянулся медленно, как и все прочие дни в этом безжизненном старом доме. Ученый сидел в своем кабинете, Мария беззвучно ходила из комнаты в комнату, подметая и смахивая пыль в безотрадном одиночестве. Полуденное солнце сменила послеполуденная серость, и вечер, как пагуба, сошел на унылый старый дом.
В течение дня Мария так и не встретилась с хозяином. Если бы кто-то обратил внимание на внешность девушки, то отметил бы необычайную бледность и решительный взгляд, как у человека, отважившегося пройти тяжкое испытание. Она почти ничего не съела за весь день и была загадочно тиха. Скегг и его жена отнесли это к проявлениям дурного нрава.
– Не ест, не говорит, – сказал Дэниел той, с кем делил радости. – Дуется, поди ж ты. Ну пусть дуется – ты по молодости тоже, бывало, надуешь губы, но меня тогда-то этим делом было не пронять, а уж теперь, под старость лет, и думать нечего.
Настало время идти ко сну; Мария вежливо пожелала Скеггам доброй ночи и безропотно поднялась на свой тоскливый чердак.
Наступило утро; миссис Скегг тщетно искала свою терпеливую служанку, чтобы та помогла ей приготовить завтрак.
– Сегодня девчонка спит крепко, – сказала старуха. – Пойди позови ее, Дэниел. Ступеньки не для моих бедных ног.
– Твои бедные ноги становятся на редкость бесполезными, – брюзгливо пробормотал Дэниел, отправляясь выполнять распоряжение жены.
Он постучал в дверь и позвал Марию – один, два, три, много раз, но ответа не было. Дернул дверь – она оказалась заперта. Дэниел яростно потряс дверь, похолодев от страха.
Затем он сказал себе, что девчонка над ним подшутила. Она улизнула еще до рассвета, а дверь оставила запертой, чтобы его напугать. Но нет, такого быть не могло – встав на колени и заглянув в замочную скважину, Дэниел увидел в замке ключ, который не давал разглядеть ничего внутри.
«Да там она, потешается надо мной, – сказал он себе, –
