локтем. Но он явно не конспектировал. Что касалось Хена, то тот поменялся местами с Шели, чтобы держаться подальше от него.
Они проходили сейчас пьесу Генрика Ибсена "Кукольный дом". Полный текст произведения был прочтен ими ранее, и на последних уроках литературы они прорабатывали его отрывки. Дана устроила ролевое прочтение заключительного, пожалуй, одного из самых драматичных эпизодов, в котором Нора, хлопнув дверью, покидает свой дом, мужа и троих детей. Нор и Хельмеров во время прочтения было несколько, среди них – Ран, Офира, Керен и Авигдор. Перевернув последнюю страницу тонкой брошюрки, преподаватель начала опрос.
– Ребята, – обратилась она к классу, – если бы вас попросили охарактеризовать Хельмера после этого момента одной фразой, как бы вы его определили?
– Он слабак, – сказала Керен без особых размышлений.
– Поясни, пожалуйста, почему, – попросила Дана.
– Потому, что он не понимал, что его кукла вдруг оказалась живой, а поняв – испугался. Он был в шоке от того, что она вызвала его на откровенный разговор, что именно она сделала все, чтобы спасти ему жизнь, даже совершила подлог ради того, чтоб добыть деньги на его оздоровление, и ничего из этого не оценил. Для него все оставалось, как раньше. Более того, он хотел наказать ее за все ее добро. Он просто трус.
– Эмоционально, однако, – кивнула учительница.
Она обвела глазами класс и заметила, что все разделяли утверждение Керен. Во всяком случае, никто не собирался дискутировать.
– Может быть, у кого-нибудь есть другое мнение на этот счет? – спросила она погодя.
После недолгого молчания робко подал голос малозаметный Офир Кармон:
– Мне кажется, что Хельмер просто-напросто продукт своей эпохи. – И, не дожидаясь чьих-либо реакций, ученик продолжил свою мысль: – В Европе середины девятнадцатого века, в буржуазной среде, к которой он принадлежал, были приняты определенные представления о браке. Жена должна была во всем подчиняться мужу, не принимать никаких решений, и всего лишь заниматься детьми и хозяйством. Именно этой точки зрения и придерживался Хельмер. Он по-своему любил свою жену, заботился о ней в своем понимании, и не мог в один миг изменить свое мышление настолько, чтобы примириться с тем, что она оказалась не такой, какой он ее себе всегда представлял, и принять ее поступок. Факт: он умолял ее остаться с ним в самом конце, потому, что без нее он жить не мог.
– Иными словами, ты сочувствуешь герою? – подчеркнула Дана Лев, похвалив его за емкий и обстоятельный ответ.
– В какой-то мере, да, – согласился Офир.
– Ну и что из того, что в конце он умолял ее с ним остаться? – не сдержалась Наама. – Разве то, что этот владелец кукольного дома зарыдал, испугавшись одиночества, оправдывает его тупость и жестокость? Еще незадолго до того, как он расплакался, он был готов посадить Нору фактически под домашний арест, и стыдился ее. И все из-за чего? Из-за того, что бедняжка самоотверженно молчала все те годы о деньгах и о подлоге, и разыгрывала перед ним пустышку, чтобы не ранить его самолюбие? Ему было наплевать, что она пошла на героический поступок и спасла его здоровье и их семью, все вытянула на себе одной? Его оскорбило то, что Нора нарушила какие-то нормы? Ну, так он и получил "по заслугам". Таких мужей я называю тупыми, банальными собственниками.
– Феминизма в ту эпоху еще не существовало! – бахвально бросил Ран.
– При чем здесь феминизм? – пожала плечами Наама.
– Нет, не то… эмансипация – вот что! – быстро сообразил Ран.
– Она тогда уже была! – возразила Офира Ривлин.
– Совсем точечно…
– Не важно. Нора, в любом случае, оказалась взрослее Хельмера. Какой же волевой и зрелой надо быть, чтобы так долго играть чужую безмозглую куклу! – высказалась Офира с состраданием к главной героине пьесы.
– Прости, Офира, – встряла педагог. – Ты сказала «взрослее» или "сильнее"?
– Взрослее, – подтвердила девушка.
– А в чем разница?
– Сильный человек, на мой взгляд, способен просто противоборствовать какой-то ситуации, а взрослый эту ситуацию адекватно оценивает и делает все, чтобы не допустить конфликта, – поразмышляв, сказала ученица.
– Отлично сказано, Офира! – воскликнула Дана и довольно потерла руки.
Она охотно провоцировала своих воспитанников на публичные обсуждения литературных образов. Еще со времен пединститута она придерживалась той точки зрения, что бурные дебаты по вопросам литературы помогают самим участникам этих дебатов сблизиться и получше узнавать друг друга, в то время как сухое буквоедство не только не было способно развивать их творческую мысль и душевные качества, но и внушало острую нелюбовь к самой литературе. Сама она почти не вмешивалась в дискуссии учеников, а только направляла их.
– Нора сама решила свою судьбу, – вдруг проронила до сих пор сидевшая в молчании Лиат, – а Хельмер – слишком сложный образ, чтобы его чернить, руководствуясь сочувствием к Норе. Он, прежде всего, – человек. И, как человека, его всегда можно попытаться понять и простить за его ошибки.
На другом конце класса, там, где сидела шпана, раздался приглушенный недобрый смех.
– Что смешного? – сурово заметила Дана Лев, устремив в них полный негодования взгляд.
– Какие вы все добренькие! – брякнул Наор, размашисто жестикулируя. – Просто святые! Вам обязательно надо, чтоб вас понимали, и прощали, и жалели… Может, вам еще сопли вытереть?
– Наор, какое отношение имеет твое вопиющее хамство к предмету обсуждения? – сурово сказала преподаватель. – Ты и твои друзья вообще как бы отсутствуете на уроке. Учтите, что вас я проверю отдельно.
– Какое отношение? Да самое прямое, – парировал Наор, игнорируя предупреждение Даны. – Лиат отлично знает, о ком она говорит, – напрямую обратился он к смятенной девушке, которая отпрянула на стуле в ожидании новых издевок.
– Не понимаю, о чем ты. Но, все равно, ты получишь неуд за нарушение дисциплины на уроке, если сейчас же не прекратишь, – попыталась Дана замять инцидент до закипания страстей.
– Лиат высказалась о себе и тех своих друзьях, которые из-за каждой проблемы устраивают концерты, и жаждут, чтоб их поддерживали, – резанул "король шпаны" без всякого такта и не обращая ни малейшего внимания на классную руководительницу. – Вот я. Мне грозят неудом, и я сижу спокойно, не поднимаю бури. А один «заумник» в нашем классе просто рвал и метал здесь из-за оценки своего несчастного бонуса. Орал как бешеный. Все это видели и слышали. У этих снобов никакого чувства собственного достоинства!
Шпана присвистнула от восторга. В этот миг Наор Охана стал ее кумиром. Кто-то недоуменно спросил, что случилось, о чем речь. А те, кто находились в классе во время бурного объяснения Шахара с друзьями, втянули головы в плечи в ожидании дальнейшего.
Дальнейшие события развернулись стремительно. Хен с задней парты с силой впился рукой в плечо Шахара, в лицо которого опять хлынула кровь, но удержать его не смог. Шахар вскочил с места, пригнув голову, будто для броска, протиснулся между двумя разделяющими его и Наора рядами, подошел
