отключил телефон. Сама пыталась с ним связаться несколько раз, – ответила обеспокоенно консьержка.
– Точно что-то случилось, – заметила я.
– Нет, ну Тамара могла убить будущую невестку, но не мужа! – воскликнула вышедшая из лифта соседка. Оказалось, она подслушала наш разговор.
– Могла невольно задеть, – заметила консьержка.
Тамара появилась около подъезда неожиданно. Не раньше, а позже времени, когда уже все соседи решили, что у нее все хорошо и она поехала организовывать знакомство с родителями будущей невестки, свадьбу, похороны тамады, который представил плохой сценарий, и так далее. Наша любимая соседка стояла около подъезда и курила. А она никогда не курила. Первыми ее заметили собаки, кинувшиеся обниматься в надежде, что получат вкусность. Тамара ласково их гладила, но ничего из своей бездонной сумки не доставала. После собак стали возвращаться с тренировок дети, которые тоже кидались к тете Тамаре в надежде получить конфету, шоколадку или просто ласковое слово. Тамара их гладила, как собак, но все еще была отстраненной. Выкурив две сигареты подряд, она пошла домой. Кивнула консьержке – мол, я приехала. Муж так же молча нес следом чемоданы.
Консьержка, конечно же, тут же позвонила Вике с шестнадцатого этажа, с которой дружила и откровенничала больше, чем с остальными жильцами, и рассказала, что Тамара вернулась, но очень странная. Сама не своя. Вика тут же рассказала об этом соседям, ну и дальше разнеслось по дому – Тамара вроде как Тамара, но не в себе. Курит, говорит ласково и вежливо. Ни с кем не поругалась, ни одного ребенка не затискала в объятиях. Ничего не рассказывает. Точно что-то случилось.
– Мария, вы не заплатили за следующий месяц! – остановила меня консьержка.
– Заплатила, еще в прошлом, – ответила я.
– Но вам же удобно платить вперед, чтобы не висеть на доске в списках неоплаченных квартир! – Консьержка даже из своей подсобки выскочила.
– Хорошо, сколько? Давайте сразу за полгода заплачу.
Консьержка пошла проверять журнал оплаты и затащила меня внутрь.
– Поговорите с Тамарой, там что-то случилось. Только на вас надежда! – зашептала она.
– Почему на меня? – удивилась я.
– Потому что вы писатель, немного не в себе, вы с Тамарой похожи. Странные.
– Я не странная вообще, – обиделась я. – Когда это вы видели меня странной?
– Вас никогда. А вот Тамара сейчас совсем странная. Поговорите с ней. От лица всего подъезда прошу, – буквально взмолилась консьержка.
– Может, стоит оставить человека в покое? Избавить от назойливых расспросов? Когда захочет, сама расскажет, – предложила я.
– Нет, Тамара хочет поговорить, но не может. Не знает с кем. Мы решили, что с вами может, – объявила торжественно консьержка.
– Мы – это кто, извините? – уточнила я.
– Дом, подъезд, жильцы, – ответила консьержка.
– Ну да, вернитесь в семью, в коллектив, в работу, – хмыкнула я. – Давайте подключим общественность.
Консьержка застыла.
– Это из фильма «Служебный роман», – пояснила я. – Может, еще разговор на обсуждение вынесем?
– Да, мы хотели, – призналась консьержка.
– Понимаете, если человек не хочет говорить, значит, это его личное дело. И уж точно не управдома. То есть коллектива, – сказала я. – И, если я даже поговорю с Тамарой хотя бы о погоде, вы об этом точно не узнаете. Как и остальные жильцы. И, знаете, «мы» – очень опасное местоимение. Допустимое, когда молодая мать говорит о грудном ребенке – «мы покакали, мы поели, мы погуляли». До года ребенка. А вот когда вы ассоциируете себя с подъездом и употребляете «мы» – будьте осторожны.
– Какая вы все-таки странная женщина, – обиделась консьержка. – Вот сплетничают, что вы писательница, а я не верила. Никакая вы не писательница!
– Конечно, нет! Так всем и расскажите, – радостно согласилась я.
С Тамарой мы разговорились около мусорки. Тоже удивительное совпадение. В нашем дворе установили контейнеры – отдельно для пластика и для стекла. Но все по привычке выбрасывали в один, где место найдется. У нас с соседкой был общий пунктик – я ненавижу выносить мусор, притом что не терплю полного ведра. Для меня заполненное наполовину ведро – уже полное. Мусоропровод на лестничной клетке давно нуждается в замене – скрипит, все время засоряется, дворника не дождешься. Если соседи выбрасывают мусор, допустим, в семь утра, то в остальных квартирах на этаже жильцы тоже просыпаются от скрипа. Если выносишь в десять вечера, тоже плохо. Например, соседке вставать в половине седьмого, и она рано ложится. Или я, работающая до ночи, не хочу просыпаться в семь утра от скрипа мусоропровода. Поэтому мы предпочитаем выносить мусор на улицу.
Я застала там Тамару, которая пыталась рассортировать мусор. Рылась в пакете и засовывала по одной бутылке, бумажке в разные контейнеры.
– Новый вид медитации? – улыбнулась я.
– Что? Да, наверное. – Тамара выглядела не растерянной, а потерянной.
– Что случилось? – спросила я.
– Соседки, что ли, беспокоятся? – хмыкнула Тамара.
– Берите выше – коллектив! Дом! Общественность! – грустно рассмеялась я.
– Ничего не случилось. Вроде бы. Не знаю, – призналась Тамара, не понимая, куда забросить бумажную коробку. – Почему нет контейнера для бумаги? Куда коробку – в пластик или в стекло? Почему всегда так? Ну, поставьте еще один – для смешанного мусора, например, раз уж затеялись! Все, не могу больше! – Тамара забросила пакет в контейнер. – Пойдем покурим.
Мы дошли до ближайшей детской площадки. Она располагалась на входе в парк, но на ней никогда не гуляли дети, потому что территорию рядом облюбовали голуби, которые паслись там огромной стаей. Точнее, сначала это место облюбовали местные бабули, чтобы далеко не ходить – они кормили бедных птичек, разжиревших до размера цыплят-бройлеров, хлебом, рассыпая его прямо на дорожке. Когда кто-то пытался войти именно через эти ворота, голуби слетались в ожидании корма. Так что все местные жители предпочитали пройти чуть дальше, чтобы не попасть в фильм Хичкока и войти в парк через следующие ворота. Дети голубей, в принципе, любили и хотели их покормить, но на них планировали с ограды сразу штук тридцать совсем не милых птичек, а наглых, какающих на голову ненасытных туш. Я их сама боюсь, если честно, стараясь пробегать эту часть дороги как можно быстрее. Так что дети, испугавшись однажды, тащили мам или бабушек к другой детской площадке.
– Как Ника и Берти? Здоровы? – спросила я.
Тамара улыбнулась. Я единственная из подъезда помнила домашние имена ее мужа и сына, остальные говорили – «Николай и Альберт».
– Да, здоровы, все хорошо.
– А вы здоровы? Как себя чувствуете? – спросила я, оставаясь с Тамарой на «вы».
– Дорогая, я не знаю, как себя чувствую! – воскликнула Тамара.
– Устала? Очень? – Тут я перешла на «ты».
Тамара махнула рукой – мол, даже не
