что мы не замечаем бурю эмоций, бушующих рядом. Как оказалось, Валику действительно было глубоко плевать на учебу. Причем он без особых усилий мог бы быть и отличником, и лучшим студентом, но зачем?
– Диплом на выходе все получат одинаковый: и те, кто зубрил по ночам, и те, кто получил минимально проходные баллы, а вкладыш с оценками никого через пару лет и не заинтересует, – говорил мне он.
– А как же знания, как потом без них? – удивлялся я.
– Ты как с другой планеты, Филипп. Практически ни один студент из окружающих нас сейчас не воспользуется тем, что ему тут впаривают. Может, один-два предмета по направлению пригодятся в лучшем случае, и всё.
– А зачем же тогда это изучать?
– И я говорю, нафиг надо, незачем.
– Но постой, Валик, а что, другие этого не понимают, их родители, наконец?!
– Да все всё прекрасно понимают, понимают, что зубрежка, обычная школа жизни, умение приспосабливаться к обстановке и выполнять поставленные задачи. Понял?
– Не совсем.
– Ну вот смотри. К примеру, есть у меня предмет, менеджмент. Гадкий предмет, придуманный гадкими буржуями. Ко всему прочему, в нашей стране абсолютно не работающий.
Так? – уточнил он понимание мной хода мысли.
– Пока понятно.
– И наконец-то ты выучил его и сдал на «отлично», с учетом всех хотелок преподавателя. Он тебе не нужен, но ты показал свое трудолюбие, показал свое умение выполнить поставленную задачу, показал всем, что ты засунул куда поглубже свою лень и свои амбиции ради получения хорошей оценки по этому сраному менеджменту. Все довольны: и родители, и преподаватели. И есть шанс преподнести своё умение в хорошем свете при трудоустройстве. Понял?
– Как это ни печально звучит, но да, – сказал я, полный грустного волнения.
– Смотри! – кивнул он, кося глазами на пробегающую, как крыса, АА. Мы улыбнулись.
– Похоже, кусочки жареной говядины отобрали у нее остатки покоя и совести.
– Да, сегодня она выест всё, и никто из нас не выиграет, – тихо буркнул Валик.
– А если ты это так прекрасно понимаешь, то почему не учишься? – продолжал интересоваться я.
– У меня всё порешается в лучшем виде. У отца свой бизнес, должность возле губернатора, да и облей бы я в этой квартире всё бензином и подожги, все равно ни в какую армию бы меня не отправили. Просто неохота батю расстраивать, вот и терплю эту курицу. А в будущем будет у меня и работа, и девки, и патефон – от учебы только корочка нужна.
– Выходит, ты в этой жизни уже определился? – утвердительно констатировал я факт с легким оттенком вопроса.
– По большому счету, да. Ты извини, Филипп, за прямоту, но это таким незащищенным людям, как ты, придется всю жизнь, начиная с учебы, рвать зад и не получать, при всём этом, и десятой части того, что словит мажор. Такова жизнь, приятель.
– Да, печально такое осознавать. А разве можно вести бизнес и заниматься государственной деятельностью?
– Ты точно как ребенок. Только так дела и делаются, иначе бизнес не защищен, сразу нужна крыша, откаты. Это сложно объяснить человеку детсадовского уровня.
Я тоже не особо хотел продолжать беседу, потому как Валентин перешел на известные слова с совершенно не известными мне значениями.
В тот вечер Анжела Александровна скушали всё оставшееся на сковородке мясо, удивив, наверное, даже себя саму. Интересно было бы прочесть её мысли в тот вечер, узнать про ту битву добра и зла, происходящую в её маленьком ссохшемся теле. Самое удивительное в этом всем было то, что она сама могла себе позволить купить и приготовить многое, но обычная лень или банальное невежество не давали ей этого сделать. Возможно, вместе с квартирой после себя она планировала оставить Богданчику и всё, что сможет накопить. Может, натура накопителя сбережений не давала ей возможности порадовать себя едой и заставляла терпеть чужих людей в квартире. Очень даже возможный вариант.
Вообще, если говорить о родителях и детях, то отношение отца и отношение матери к своему чаду всегда отличается. Отец может быть недоволен тем, кем стал его сын, злиться или вовсе от него отвернуться, разочаровавшись. Мать же этого не сделает никогда. Пусть её чадо будет никчемным, тупым, похотливым животным – мать не предаст его и будет продолжать любить всем сердцем, как и прилежного успешного паиньку. Я никогда не слышал о матерях маньяков и серийных убийц: интересно как они относятся к тому, кем стали их дети? Неплохо было бы их проинтервьюировать и услышать их версию происходящего:
– Скажите, а как вы относитесь к тому факту, что ваш сын убил сорок два человека?
– Ох да, что вы так сразу на него! Взгрустнулось немножко, приболел немного головой сынок, так что теперь… А машины сколько давят каждый день народу?! Я уже про войны и болезни молчу.
– А вы, мамочка, что скажете о вашем? Он женщин как скот на куски резал!
– Вы тоже скажете, женщин! Шалав всяких да отребье, разве ж мой мальчик навредил бы порядочной хорошей девушке – да никогда! Вы ему передайте пирожков и теплую одежду, я вот тут их собрала.
Да, пожалуй, обратная сторона медали абсолютной преданности, как и абсолютной веры во что-либо, может иметь весьма непристойный вид, а в любом, даже чистом чувстве, можно найти темноту и изъяны. После вымышленных диалогов с матерями маньяков преданное служение Анжелы Александровны материальным благам Богдана выглядело по-семейному мило.
* * *
Время просмотра телевизора АА я всегда тратил на прогулки и размышления. Изучив местные достопримечательности, музеи, парк с очень старыми дубами и такими же древними воронами, я постепенно уходил от центра города к окраинам, стараясь не повторяться в маршрутах. Весна активизировала здешних ворон, они шумно готовились к новому витку своей длинной жизни, дружно собирая материал для восстановления своих гнезд. На одни из веточек вороны внимания не обращали совсем, а за другие вели ожесточенные схватки. Каким образом эти птицы оценивали, что подходит для гнезда, а что – нет, было непонятно. Но ясно было одно: дай любому человеку гору обломков из веток и попроси слепить гнездо, которое сможет удержаться на дереве и в дождь, и в ветер, ни один представитель нашего вида не справился бы с подобной задачей. А птицы, имея в наличии лишь клюв и две корявых клешни, делали это без особого труда.
Была также замечена ещё одна особенность в их поведении – умение чтить неприкосновенность чужого гнезда. Та веточка, за которую шла битва на земле, принесенная к гнезду, сразу же приобретала статус собственности хозяина постройки, и оттуда её забирать не имела права ни одна, даже самая высокопоставленная в вороньей иерархии птица. Все вороны прекрасно понимали, чем вызван такой запрет, и свято чтили неприкосновенность соседского гнезда. Начни они выдергивать друг
