эпохи постройки и пригодное для модернизации».
Хозяин унес цветы на кухню. Оттуда розы вернулись уже в вазе. В другой руке Дэвид держал небольшую белую карточку.
– «Моя дорогая Кандида, – прочел он вслух. – Спасибо тебе за все. Я люблю тебя».
Похоже, Айона была не единственной, кто верил в пользу передаривания подарков.
– Как странно, – пробормотала она. Затем, не в силах сдержать любопытство и желая отвлечь Дэвида от записки Пирса, спросила: – Вы хотите, чтобы я вам в чем-то помогла?
– Вы и так уже мне очень и очень помогли, – ответил Дэвид.
– Серьезно? – удивилась Айона, стараясь припомнить, чем именно.
– Да. Вы и остальные наши вагонные друзья наглядно показали мне, что моя жизнь катится по унылой колее. И поэтому теперь я пытаюсь свернуть с накатанного пути. Я записался на несколько образовательных курсов для взрослых!
– Великолепно, – одобрила Айона. – И что же вы изучаете?
– По вторникам я хожу в вечернюю группу разговорного русского языка, а по четвергам учусь разбирать и ремонтировать автомобильный двигатель.
– Потрясающе. Так вы сможете получить место шофера у какого-нибудь сбежавшего русского олигарха.
Дэвид пропустил ее колкость мимо ушей, что, наверное, было лучше всего.
– Наши отношения с Оливией тоже улучшаются, хотя и медленно. Я начинаю думать, что у нас с ней еще не все потеряно.
– Вот это, Дэвид, действительно хорошая новость.
– И потому мне захотелось чем-то помочь вам. Вы знаете, что я солиситор?
Айона этого не знала, но решила не подавать виду. Честно говоря, до сих пор ее не интересовало, чем занимается Дэвид. Может, кто-то из ее вагонных друзей спрашивал о его профессии? Чувство вины заставило ее закивать энергичнее, чем требовалось. Одновременно Айона сражалась с охватившей ее завистью. Дэвид был минимум на десять лет ее старше и до сих пор востребован на своей работе. Ну почему мужчины с седыми волосами и морщинами достигали gravitas [22], тогда как хорошо сохранившиеся женщины вроде нее становились незаметными?
– Я специализируюсь по контрактному и имущественному праву, – продолжал Дэвид. – Так что сам я вряд ли смогу вам помочь, если только вы не подумываете о продаже дома.
– Увы, такие мысли очень скоро могут стать реальностью, – вздохнула Айона.
– Или не стать, – парировал Дэвид. В этот момент раздался звонок в дверь. – А вот и она, как всегда вовремя.
– Дэвид, неужели вы собрались уладить мои дела? – спросила Айона вдогонку, ибо хозяин дома пошел открывать дверь.
– Совершенно верно, – ответил Дэвид, вернувшись в сопровождении миловидной женщины сорока с лишним лет. – И в этом нам поможет юрист по трудовому законодательству. Познакомьтесь с Деборой Минкс. Она работает в нашей фирме. Я взял на себя смелость и обсудил с нею вашу ситуацию. Надеюсь, вы не станете возражать.
– Думаю, что нет, – с некоторой настороженностью произнесла Айона.
– Айона, вы позволите задать вам ряд вопросов? – начала Дебора.
Эта женщина явно не любила прелюдий вроде светских бесед. Наверное, при почасовой оплате привычка говорить о пустяках отпадает сама собой. Дебора села и достала из практичного, но неказистого портфеля тоненькую папку. Портфель неплохо гармонировал с ее туфлями: такими же практичными и совершенно немодными.
– Правильно ли я понимаю, что вы не получили компенсации? – спросила Дебора.
– Да, поскольку меня уволили не по сокращению штатов. Я ведь ушла сама. Точнее, убежала, назвав главного редактора…
Дэвид поднял руку, давая понять, что эпитеты к делу не относятся.
– В нашем понимании это трактуется не как увольнение по собственному желанию, а как вынужденное, совершенное под давлением работодателя. Подтверждаете ли вы, что в сложившейся ситуации просто не могли оставаться на занимаемой должности?
Дебора посмотрела нее поверх очков. Айона снова кивнула.
– Можете ли вы подтвердить, что обстановка на работе стала совершенно невыносимой и что вы ощущали на себе дискриминацию по возрасту?
– Точняк, – вырвалось у Айоны.
Чем более серьезные и взрослые вопросы задавала ей Дебора, тем сильнее Айона ощущала себя подростком и отвечала, используя лексикон Марты.
Дэвид принес блюдо бисквитно-шоколадного печенья с начинкой из джема. Взяв печенюшку, Дебора аккуратно надкусила ее и тут же положила на блюдце. Айона восхищалась сверхъестественным самообладанием собеседницы и ее умением сосредоточиваться на деле. Черт с ними, с туфлями, такую женщину хорошо иметь в друзьях.
– Возможно, вы ощущали какие-либо манипуляции со стороны руководства, подталкивавшие вас к уходу?
Айона вспомнила, как швырнула в Эда свой шнурок с бейджем и как многозначительно главный редактор подмигнул кадровичке Бренде.
– Да, было такое. Но поймите, Дебора: я не хочу идти в суд. Мне невыносима сама мысль, что снова придется тратить свое драгоценное время на этого…
Дэвид опять поднял руку. Он явно отличался повышенной чувствительностью.
– Вряд ли понадобится доводить дело до суда, – сказала Дебора. – Подозреваю, они охотно пойдут на мировую, чтобы избежать нежелательной огласки. Мы всего лишь попросим, чтобы вам заплатили деньги, которые вы честно заслужили после… Сколько лет вы проработали в журнале?
– Тридцать.
– Прекрасно. – Дебора откинулась на спинку стула и улыбнулась. – У нас есть все шансы на успех. А теперь вы мне все подробно расскажете, а я буду делать записи.
И Айона начала рассказывать. Она поведала Деборе о разговоре, подслушанном в туалете, когда ее назвали динозаврихой, о язвительных замечаниях вроде «Айоне этого не понять» и «В те стародавние времена»; о том, как ее перестали приглашать на ланч и дружескую выпивку после работы; о том, как сотрудники умолкали, когда она подходила к кофемашине. На прошлое Рождество ей прислали в качестве поздравления групповую фотографию сотрудников редакции. Там были все, вплоть до охранника. Только ее «по чистой случайности» на снимке не оказалось.
Айона рассказывала, как от нее постепенно – одну за одной – отбирали все редакционные обязанности. В последние месяцы она лишь делала вид, что занята. Вся ее кипучая энергия уходила на наблюдение за медленно ползущими стрелками редакционных часов. Так она дошла до того дня, когда Эд заявил, что отныне все написанное ею будет проверять молодой парень. А тот словно бы нарочно прочитывал каждое слово вслух, перемежая их идиотскими аббревиатурами вроде OMG, IRL, BTW [23]. Да тридцать лет назад, когда журнал пригласил Айону на работу (а она находилась на вершине славы, и ее имя постоянно мелькало в прессе), этот юнец еще даже не родился. И теперь она должна была согласовывать с ним каждую фразу? Расчет Эда оправдался: такого унижения Айона не выдержала.
Айона рассказывала, и ей становилось легче, как будто с ее плеч исчезал многолетний груз обид и оскорблений. Они были менее заметными и более коварными, чем те, с которыми сражалась Марта, но
