отличие от Хелен, Пэм не умела грамотно выстроить отношения с прислугой, а если идти учиться, то без прислуги не обойтись. Няни и домработницы менялись с убийственной скоростью. Пэм имела обыкновение вести себя с ними чересчур по-дружески и очень расстраивалась, когда они начинали злоупотреблять ее добротой. Очередную провинившуюся Пэм увольняла, совала деньги и качала головой, слыша жалобы, что предупреждать надо заранее. Нет, ничего из этой затеи не выйдет. Чтобы как-то себя утешить, Пэм сделала новую стрижку и осталась недовольна тем, как получилась челка.
Она позвонила Бобу на работу и изложила свои сомнения.
– Сама не знаю, может, я никогда и не хотела быть медсестрой. Может, мне просто нравится учиться. Анатомии или чему-то еще. Как тогда, в колледже.
На том конце провода повисло долгое молчание, а потом Боб произнес:
– Пэм, ну что я могу тебе сказать. Иди изучать анатомию, если тебе так хочется.
– Стой-стой, Бобби. Ты что, злишься на меня?
Такая возможность на самом деле не приходила Пэм в голову. Много лет подряд она звонила Бобу, когда заблагорассудится, и он всегда вежливо и терпеливо слушал, поэтому ничего другого она просто не ожидала.
– Ты, кстати, не заехал к нам на Рождество, мальчики обиделись. Я сто лет тебя не видела. И теперь вспоминаю, что ты говорил со мной довольно сухо, когда я тебе звонила. Ты помирился с Сарой? Знаю, она меня терпеть не может.
– Нет, я не помирился с Сарой.
– Тогда в чем проблема? Как я тебя обидела?
– Я просто занят. Дел много.
– Ладно, тогда расскажи хотя бы, как дела у Зака. Он еще у отца? Что там с обвинениями?
– В федеральной прокуратуре решили не продолжать это дело.
– Ух ты. Выходит, он зря сбежал?
– Зак сейчас с родным отцом. Я бы не говорил, что это зря.
– Да, ты прав. А как Сьюзан?
– Как обычно.
– Боб, я тут еще читала одну книгу, которую написала сомалийка. Прочитала почти до конца, и она меня очень взволновала.
– Пэм, давай ты быстренько расскажешь мне про книгу, и я пойду на встречу. У нас молодой сотрудник, которому нужно помочь.
– Ладно, ладно. Я и сама спешу. Книга про то, как ужасно быть женщиной в Сомали. Если родишь ребенка вне брака, то твоя жизнь кончена. Кроме шуток. Можешь сдохнуть на улице, всем будет наплевать… Господи, они берут пятилетних девочек, отрезают им все, а потом зашивают. И девочки потом едва пописать могут. Вообрази, у них принято смеяться над девочками, которые слишком шумно пытаются пописать.
– Пэм, меня от этого тошнит.
– Меня тоже! Вроде положено уважать чужой жизненный уклад, но как уважать такое?! Существуют этические разногласия среди медиков – некоторые сомалийки требуют, чтобы после рождения ребенка их снова зашили, а западные врачи не соглашаются. Ну честно, Боб, они сумасшедшие! Женщине, которая написала эту книгу (не могу выговорить ее имя), в общем, ей на родине подписан смертный приговор. Неудивительно, она же рассказала всему миру правду. Ну что ты молчишь?
– Во-первых, когда ты стала такой? Я думал, ты им сочувствуешь. Паразиты, война…
– Я сочувствую!
– Нет. Эта книга – мечта ультраправых. Ты разве не понимаешь? Ты что, вообще не читаешь газет? А во-вторых, я видел в суде тех, кого ты называешь сумасшедшими. И знаешь… они не сумасшедшие. Они очень усталые люди. А устали они в том числе от того, что обыватели вроде тебя читают о самых противоречивых аспектах их культуры в каком-нибудь книжном клубе и чувствуют себя вправе их ненавидеть, потому что в глубине души мы, невежественые и хилые американцы, с самого одиннадцатого сентября хотим именно этого. Получить разрешение их ненавидеть.
– Да что ж ты будешь делать!.. – рявкнула Пэм. – Мальчики Бёрджессы! Адвокаты всего сраного мира!
* * *
Новая квартира располагалась в высоком здании. Огромный дом, швейцар… Боб сразу понял, что переезд сюда был верным решением. В лифтах ему встречались толпы народу – дети, младенцы в колясках, собачники со своими питомцами, мужчины в деловых костюмах, бизнес-леди с портфелями и влажными по утрам волосами… Боб словно попал в другой, незнакомый город. Он поселился на восемнадцатом этаже. Напротив жила престарелая супружеская чета, Рода и Мюррей. В первую же неделю они пригласили его к себе выпить за знакомство.
– Наш этаж – самый лучший, – изрек Мюррей, старичок в толстенных очках и с тростью, которой он размахивал во все стороны. – Я сплю до полудня, а Рода встает в шесть часов и включает кофемолку. Эта адская машина мертвого разбудит. Дети у вас есть? Вы разведены? Эка невидаль, Рода тоже. Я ее охомутал тридцать лет назад. Сейчас куда ни плюнь, все в разводе.
– Не берите в голову! – отмахнулась Рода, услышав, что детей у него нет, и налила Бобу вина (его первый бокал за долгое время). – Мне от моих одна морока. Я их люблю, но с ними свихнуться можно. У нас тут остались только кешью, даже не знаю, как давно они валяются…
– Да сядь ты уже, Рода. Слопает он твои кешью и спасибо скажет.
Мюррей устроился в большом кресле, аккуратно прислонив к нему трость, и протянул руку с бокалом вина в сторону Боба. Рода рухнула на диван.
– Вы уже знакомы с парой в конце коридора? У одного из их сыновей этот… как его… – она щелкнула пальцами, – в общем, какая-то болезнь, которая мешает позвоночнику расти. Мамочка просто святая, и муж у нее чудесный. Как говорите, Бёрджесс? А вы, часом, не родственник Джиму Бёрджессу? Да неужели?! Боже мой, какой был процесс! Конечно, этот мерзавец был виновен, но с каким же удовольствием мы наблюдали за судом!
Вернувшись к себе, Боб позвонил Джиму.
– Я знаю, что ты переехал, – заметил Джим.
– Знаешь?!
– Ну конечно. Шел как-то мимо твоего дома, смотрю – занавески на окнах, да и вообще вид такой, будто там люди живут. Я сразу понял, что ты оттуда свалил, и поручил одному сыщику из нашей конторы узнать, куда ты делся. И почему у тебя до сих пор засекреченный номер? Всякий раз, когда ты звонил мне в офис по городскому телефону, на определителе высвечивалось «Номер скрыт», и всем сразу становилось понятно, что это ты. Зачем ты вообще его завел?
Затем, чтобы не быть Бёрджессом. Когда шел процесс над Уолли Пэкером, Пэм доводили до белого каления люди, звонившие им домой с вопросом, а не родня ли они Джиму Бёрджессу.
– Мне так удобно, – ответил Боб.
– Хелен на тебя обижается. Ты не звонишь. Переехал и даже не сообщил. Придется тебе изобразить, что у тебя любовная драма, я выдал ей эту версию.
– Почему ты не сказал ей правду?
Пауза.
– Какую правду? Я не знаю, из-за чего ты по правде переехал, тупица.
– Потому что ты меня расстроил. Этого ты ей не сказал?
– Пока нет. – Джим шумно вздохнул в трубку. – Господи…
