тебя все о-к?
Ее лицо вытянулось, потом снова оживилось, так стремительно, что никто другой, возможно, и не заметил бы.
Можешь проверить, принесла ли я посуду? Я не помню.
Конечно.
Она снова отвернулась. Из боковой двери появился отец, который нес несколько больших пакетов со льдом и украшенный золотыми блестками пакетик на молнии, где лежали слуховые аппараты Скай с новыми вкладышами.
Вернувшись в гостиную, Остин увидел, как отец вынимает аппараты, осторожно вставляет их ей в уши и поправляет шнурок, который обычно надевают младенцам, чтобы аппараты не потерялись, если они сорвут их с головы. Но Скай, казалось, не обращала на них внимания – после короткого прикосновения к уху, чтобы ощупать новое устройство, она продолжила грызть пульт, как будто ничего не произошло. Отец вздохнул.
Я видел, как Скайлар пыталась что‐то говорить жестами! – сказал дедушка Уиллис.
Она точно уже лепечет, – сказал отец.
Это рано, да?
Она просто машет руками.
Все равно.
Она учится, – сказала мать, появившись как раз вовремя, чтобы свирепо посмотреть на мужа.
У вас все о-к? – спросила бабушка Лорна.
Остин вспомнил, как мама говорила, что никогда не видела, чтобы ее родители ссорились. Бабушка Лорна была сторонницей строгой политики “закрытых дверей” в отношении детей при семейных склоках, и дедушка Уиллис ее слушался. Было непонятно, придерживаются ли родители Остина прямо противоположных убеждений или же просто не дают себе труда скрывать от него свои чувства, но в любом случае он много раз видел, как они ссорились, и понимал, что это не изменится сейчас – ни ради него, ни ради Скай, ни даже ради бабушки с дедушкой.
Мама кивнула, но было очевидно, что и с ней, и с папой не все в порядке – по крайней мере, они вели себя очень странно. Они были молчаливы, держались напряженно, общались рублеными жестами. Остин попытался вспомнить, видел ли признаки конфликта раньше или же что‐то произошло на приеме у врача. Какими они были этим утром? А два дня назад? На Рождество же все было нормально, да? Во время политических диспутов отец бросил переводить для них быстрее обычного, но, если честно, ни Остин, ни его мать на самом деле и не хотели ввязываться в эти обсуждения.
Ну что, подарки?
Давайте сначала поедим, – сказала мать.
Отец внес тарелку с огромной жареной курицей, корочка которой еще местами блестела от масла. Они уселись за стол, пустили по кругу гарнир. Скай стукнула светящейся погремушкой по боку своего кресла-качалки, а потом старательно засунула ее в рот.
Симпатичные слуховые аппараты, — сказал дедушка Уиллис. – Не такие, как когда мы учились в школе.
И он описал аппараты, которые Остин видел на старых фотографиях: большая коробка с микрофоном, прикрепленная ремнями к груди, и два провода, поднимающиеся к ушам.
Даже не такие, как когда мы были молодыми! – сказала бабушка.
Никто из его родителей не ответил.
О-к, что случилось? – спросил Остин, многозначительно глядя на отца.
Ничего.
Тебе не нравятся розовые слуховые аппараты?
Они мне нравятся. Только они не работают.
Они сломаны? Я думал, ей просто нужны новые вкладыши. Что сказал врач?
Папа покачал головой и откусил настолько большой кусок курицы, что Остин понял: он пытается потянуть время. Но на АЖЯ можно говорить и с набитым ртом.
Порог восприятия левого уха повысился, – сказала мама. – Аппарат с той стороны больше не работает.
Врач считает, что со временем то же самое произойдет и с другим ухом, – сказал папа.
Так она глухая?
Формально да.
Сильные гены, – сказал дедушка.
Бабушка похлопала дедушку Уиллиса по руке, словно пытаясь заставить его замолчать, но было ясно, что она тоже немного рада.
Что ж, может, это и к лучшему, – сказал Остин.
Он подумал о Чарли, о том, как она всегда переживала из‐за своих родителей, как ей приходилось ходить в коррекционный класс, хотя она, несомненно, была умной. Он почувствовал облегчение: Скай хотя бы с самого начала будет точно знать, кто она такая.
Лучше быть полностью глухим, чем ни то ни се.
Бабушка и дедушка одобрительно закивали, но Остин сразу заметил, что родители опустили глаза в свои тарелки.
Теперь все изменилось, – сказал отец Остину через стол. – Даже с тех пор, когда ты был маленьким.
И с девочками все иначе, – сказала мать.
Что иначе? – спросила бабушка. – Что случилось?
Ничего не случилось. Я просто имею в виду, что люди могут этим воспользоваться.
О чем ты? – спросил Остин.
Сообщество уменьшается, – сказал отец. – В округе идут сокращения бюджета…
Эй, подожди! Мы не настолько стары! – сказал дедушка Уиллис в своей непринужденной шутливой манере. – Не спеши нас хоронить.
Она хороший кандидат на кохлеарную имплантацию, – выпалил отец.
Остин уронил вилку, картофельное пюре у него во рту стало клейким, и его было трудно глотать.
Что? Я не понимаю.
Мы думаем, что так будет лучше, – сказал отец. – Она уже несколько месяцев слышала речь естественным образом, у нее хорошая база. Чем меньше будет пауза в восприятии звуков, тем проще.
Он прервался, чтобы откусить еще курицы, как будто у них был совершенно обычный разговор. Остин не мог ясно мыслить; он вдруг ощутил удушающе густой запах жира. Бабушка Лорна посмотрела сквозь его отца и переключила внимание на дочь.
Как ты могла это допустить?
Мать Остина, которая ничего так и не съела, поправила приборы на столе рядом со своей тарелкой.
Соображения безопасности? Школьные бюджеты? Глухие люди подвергались нападкам на протяжении веков. Кого ты пытаешься одурачить? – сказала бабушка Лорна.
Я хочу дать ей больше возможностей.
Я знал, что это случится, – сказал дедушка Уиллис, который теперь хмуро смотрел на отца Остина. – Мы тебя не так воспитывали.
Не так – это как? Чтобы я не пыталась обеспечить своему ребенку все самое лучшее?
Это чтобы ты не шла на поводу у слышащих!
Голова Остина, в которой не осталось ни одной мысли после упоминания об импланте, теперь была ими переполнена, но они мелькали слишком быстро.
Ты поступаешь вопреки всему, чему меня учила,
