удавалось. Он старательно напевал странные заклинания и семенил в нужном направлении, иногда отрываясь от основной группы. Новенький выборочно подкрадывался к одиноко стоящим гражданам и иногда находил с ними общий язык. В этих случаях парочка уединялась и через некоторое время, озаренная каким-то особым лучезарным настроением, расставалась после обещаний повторного свидания. Впрочем, периодически косого матерно прогоняли или отвешивали тумаков. Но тот не терял радостной благости и устремлялся к новым свершениям. Косой за короткое время стал легендарной фигурой на городских улицах, затмив славу эколога Лешего, и даже собрал свой фан-клуб среди сектантов. Эти уважительно называли косого учитель Санапа и гуськом семенили за ним, как будто ожидая внезапного чуда.
Став руководителем отдела пересмотра базовых ценностей, опытный лектор Виталик Петухов почувствовал себя глашатаем свободы и независимости.
Виталик вымуштровал четверку своих бойцов и заставил их выучить тексты наизусть. Петухов собирался просветлить своими докладами весь город, а может, даже устроить выездную сессию по области. На следующих выборах его лицом будет оклеено все рекламное пространство. Но до сентября еще далеко… Воображение неукротимо подгоняло Виталику красочные картинки роскошной жизни. Особенно в картинках радовало изображение покорной суки-жены и уважительно смотрящих на отца детей. Красивая наглая баба в красном купальнике то и дело манила его пальцем, и Петухов больше не изгонял ее из воображения усилием воли.
У него даже походка изменилась: приосанившись, расправив плечи и высоко подняв небольшую яйцевидную голову, Виталик поднимался по ступенькам, ведущим на сцену актового зала металлургического комбината. Металлурги – это вам не деятели культуры и не продвинутая молодежь. Имидж Виталик подбирал с подходом. Слегка мешковатый костюм, белая рубашка и галстук. Вид должен быть как у председателя профкома времен социализма, обаяние и харизма – как у Кио, а напор и уверенность не меньше, чем у Кашпировского.
Виталик прочистил горло и оглядел зал. Пролетарии сидели тихо и даже проявляли некоторую изысканность манер, внимательно и спокойно ожидая начала лекции.
– Для нас с вами не секрет, что у каждой эпохи свои стандарты, – осторожно «присоединился» Петухов. Несколько голов согласно кивнули. – В наше время научно-технический прогресс уже не наступает на пятки, скорее, мы изо всех сил догоняем его.
Это утверждение тоже было воспринято с пониманием.
– В рамках нового времени было бы неосмотрительно и недальновидно бороться с сигналами Вселенной и пытаться затормозить процесс эволюции. Разве кто-то хочет быть посмешищем перед лицом объективной реальности?
Виталик входил во вкус. Народ, судя по всему, внимал и принимал его позицию. Особенно позитивно откликался огромный седовласый мужик с умным лицом и прозрачными голубыми глазами. Он согласно кивал и вдумчиво вникал в каждое слово лектора. Петухов выбрал его своим визави. Дальше все пошло как по маслу. Мужик активным кивком поддержал заявление о том, что настала эпоха толерантности. Не сводя внимательного взгляда с оратора, седовласый слушатель прикрыл глаза, склонил голову, задумчиво потрогал подбородок, продемонстрировав полное единство с говорящим. Виталик вдохновился еще больше. Пост городского главы приобрел реальные очертания.
Пропагандист, героический борец с победобесием раскрывал глаза пролетариату, сбрасывая с их глаз пелену коммунистической пропаганды. Он возвышался на сцене, активно жестикулируя.
– Цепляясь за прошлое, мы лишаем себя настоящего и будущего! – вещал Виталик, отбросив всяческую осторожность. – Никакой Ленинградской блокады на самом деле не было. Во всех прогрессивных странах уже поверили: в блокадном Ленинграде продуктов было навалом, просто кровавый сталинский режим жаждал новых жертв. И только отсталый патриархальный народ упорствует и не хочет признавать новую правду.
Петухов чуть замялся от собственной смелости. Конечно, замахнулся, решил, так сказать, оглоушить, чтобы в соответствии с законами восприятия народ сначала возмутился, потом утих, а следом – согласился. Никакого возмущенного воя, который по плану ожидался на этих словах, не возникло. Публика оставалась спокойной, почти равнодушной, а седой богатырь продолжал согласно кивать, скрестив пальцы рук на животе. Виталик даже усомнился, стоит ли произносить эту фразу много раз, чтобы она утратила новизну, прописалась в сознании и не казалась столь уж дикой. Привыкли же к меньшинствам, к современному искусству, к ипотекам, в конце концов… Все-таки толерантность – это вещь! Охранная грамота, гарантия установления нового миропорядка.
Виталик знал, что раскачал публику, еще небольшое усилие – и он перетянет на свою сторону весь зал. Политическая апатия рабочего класса объяснялась невысоким образовательным уровнем. Ничего, Петухов здесь именно в связи с этим!
– Бегать по улицам и площадям с портретами покойников – это средневековая дикость, которая вызывает у цивилизованного Запада ужас и недоумение, – продолжал Виталик. – «Бессмертный полк» – демонстрация варварской отсталости с целью навязать населению особое мировоззрение, убедить толпу в собственной исключительности, внедрить в сознание идею о загадочной миссии, которая совершенно не совпадает с прогрессивными западными идеалами. Противопоставить единому коллективному мнению свое собственное, основанное на давно забытых исторических фактах, – значит проявить несогласие и неповиновение, культивировать устаревший взгляд на тщательно выверенный, продуманный и согласованный лидерами свободного мира ход истории. Наш долг – прекратить это безобразие…
По окончании выступления Виталик с плохо скрываемым торжеством поинтересовался, есть ли у слушателей вопросы. Если нет, то все свободны. Народ не торопился расходиться, а его новый друг с достоинством поднялся с кресла и стал пробираться на сцену. Виталик занервничал, представив, что здоровенный мужик полезет обниматься. Но тот даже не смотрел на Виталика. Одной рукой мужчик прихватил обтянутую дерматином банкетку из прохода и водрузил ее на середину сцены. Петухов предположил, что сейчас будет дискуссия, в которую ему не очень-то хотелось вступать. Правда, жарких споров не предвиделось. Слишком вялая аудитория. Седовласый великан остался на сцене рядом с банкеткой. Виталик рассмотрел у него на груди значок «Ветеран труда». Ветеран, ничуть не стесняясь, начал зачем-то расстегивать ремень на штанах. Два молодых металлурга, не сговариваясь, ловко подхватили Виталика под руки и бережно уложили на дерматиновое ложе животом вниз. Один из них уселся на пол в изголовье лектора и захватил запястья лектора, а второй придавил спину Виталика к банкетке.
Ветеран труда, сложив ремень вдвое, слегка ударил себя по ладони.
– В самый раз, – заключил ветеран и направился к Виталику.
Лектор завизжал. Пронзительно, заливисто – на полном дыхании.
– Вы что делаете, с ума сошли? Это насилие!
– Да уж какое тут насилие, – проворчал усатый. – Так, ремня отцовского, в помощь разуму, уж коли тебя почтенный твой родитель не вразумил.
С издевательским спокойствием его выпороли ремнем. Каждый удар ремня по филею сопровождался исторической справкой о событии ВОВ.
Удар – и он узнал, правильную информацию об Орловско-Курской дуге, еще удар – и он узнал, сколько «демократических» европейских
