перевернуть джип. Лица у них красные, они кричат, и видно, что полны решимости довести дело до конца. А вот еще одна группа надумала поджечь почтовое отделение. Зачем? Для чего? И интересно, где же пожарные? Ладно, погодите, вон первая группа перевернула джип на бок, и вид у них у всех страшно довольный. Да, обмениваются поздравлениями, ух ты, ну и дела. – Послышался вой сирен, крики людей на заднем плане. – В том конце Бэй-роуд выстраивается рядами Национальная гвардия. Лесорубам и гвардейцам неминуемо предстоит схлестнуться на улице.
Репортер стал выкрикивать вопросы проходящим мимо гвардейцам, но те или оставляли их без ответа, или же огрызались. Боб услышал, как кто-то сказал: “Город полыхает, а этот придурок хочет знать, что я думаю о случившемся!” Репортер воспринял это как должное. “Эмоции сегодня зашкаливает”, – объяснил он и пошел бубнить себе дальше.
Боб поднялся с кровати и подошел к окну. Элис стояла перед кинотеатром, обхватив плечи руками, и вглядывалась в дорогу так, словно видела там будущее.
К югу от козырька над входом Боб различил мерцающие огоньки Бэй-Сити. С безопасного расстояния он смотрел на эпицентр смуты, в то же время слыша по радио, как смута звучит изнутри.
Элис выглядела несчастной, затолканной в себя самое; Боб уже открывал окно, чтобы позвать ее послушать про бунт у него в комнате, когда она выпрямилась и помахала рукой, и тут появился парень из магазина, Томми. Не успел он дойти, как Элис развернулась и бросилась к кассе покупать билеты. Входя в кинотеатр, Томми лениво возложил руку на Элис, так что рука свисала с ее плеча, в то время как сама Элис приникла к его груди. Боб не мог видеть, поднимутся они на балкон или нет, но определенно выглядело все так, словно путь их лежал к балкону.
Меланхоличный настрой этого эпизода сообщился и Бобу, на него снизошло уныние. Впервые после побега из дому он поймал себя на мысли о доме в Портленде, и в особенности – о космосе его спальни. Он выключил радио, погасил свет и улегся. Немало прошло времени, прежде чем удалось заснуть, а когда он проснулся, было семь утра, окно оставалось полуоткрытым, занавеска выпячивала навстречу свое брюшко, а с улицы доносился шум волнующейся толпы.
* * *
С улицы доносился шум волнующейся толпы. Восклицающие, зовущие голоса, автомобильные гудки то и дело; Боб решил, что бунт и сюда добрался, и, лежа в постели, раздумывал, как к такому себя подготовить и как держаться. Но потом он удивился тому, что голоса не становятся злей. Подошел к окну, ухватил раздутую занавеску, отодвинул ее в сторону.
Все кишело людьми. Машины останавливались прямо на шоссе, на обочинах встать было негде. У этой кутерьмы не было ни центра, ни границ и никакого намека на беспорядки. Походило на то, как если у муравейника сбить вершинку, вот и теперь повсюду, куда ни кинь взгляд, происходило хаотическое движение, от которого перед глазами кружилось: каждый следовал собственному маршруту, сновал с места на место, выхватывал в толпе родное лицо и к нему пробирался, чтобы встретить, обнять, разделить радость.
Боб оделся, сбежал по лестнице и, пройдя через всю гостиницу, на верхней площадке синей лесенки остановился чуть оглядеться. Вслед за ним из отеля вышел и мистер Мор.
– Ну что, значит, вот оно, да? – сказал он Бобу и спустился, влившись в толпу.
Боб смотрел, как мистер Мор здоровается с тем и этим, пожимает руки, кивает и раскланивается, пока его не поглотило столпотворение.
Тут и Боб двинул вниз по синим ступенькам; его тотчас же подхватило и стало швырять из стороны в сторону, толкать туда и сюда, и это было бы страшно, кабы не то, как люди себя вели. Его гладили по голове и похлопывали по плечу, неведомая женщина с красным лицом, серыми зубами и скатывающимися по щекам слезами схватила его и поцеловала в лоб. Какой-то парень расхаживал с важным видом, то и дело дуя в трубу. Он направил раструб в лицо Бобу и, обдав кислым чужим дыханием, издал потешную дрожащую ноту. Было так, словно все друг с другом знакомы, но давненько не виделись и теперь в восторге от небывалого размаха воссоединения.
Боб прошел мимо мужчин, стоявших кружком вокруг пикапа-грузовичка. Они слушали сводку новостей по радио, встроенному в машину. Мужской голос с британским акцентом внятно и громко зачитывал официальное сообщение. Из услышанного Боб понял, что война завершилась. Люди вокруг грузовичка захлопали в ладоши и закричали “ура”.
Бобу захотелось разыскать Иду и Джун. Он начал подпрыгивать, пытаясь их углядеть. Солдат, проходивший мимо, спросил: “Что, ищешь своих?” – и поднял его, чтобы он смог осмотреть толпу сверху. Боб смотрел и смотрел, но знакомых лиц не увидел. Вскоре это дело солдату наскучило, он поставил Боба на землю и ушел. Толпа, между тем, сдвинулась, оттеснив Боба к краю.
У южной стены отеля стояла патрульная машина, на заднем ее бампере, потирая висок, сидел и щурился на солнечный свет шериф с лицом бледным, как воск, и одутловатым. Приметив Боба, он его поманил:
– Эй, сынок, подойди-ка ко мне, ладно?
Боб подошел, и шериф сказал ему:
– Хочешь знать, в чем дело? Да в том, что я кое-что про тебя знаю.
Он вытащил из кармана бумажку, развернул ее и показал Бобу. Это была листовка с сообщением, что пропал человек; Боб стоял и смотрел на размытую фотокопию прошлогоднего снимка из своего школьного альбома.
– Пришло вчера утром, – пояснил шериф. – Я подумал тогда, что лицо мне знакомо, потому что видел тебя на днях возле почты. Я бы тебя разыскал и раньше, но тут у нас кое-что было, и пришлось сначала там разбираться.
Из кармана рубашки шериф достал пузырек с аспирином, горсть таблеток забросил в рот и, скривясь от горечи, разжевал. Стиснул пальцами переносицу, оглядел толпу и сказал:
– Надо ж, выпало на сегодня. – И оглянулся на Боба. – Ну, так что ж нам с тобой делать? – Боб пожал плечами, и шериф сказал: – Пожалуй, следует сообщить. Постой тут минутку, сынок, ладно? – Он сунулся в машину и вылез с рацией. – Штаб, штаб, ответьте. Штаб, слышно меня?
– Штаб, слышим. Как ваша голова, шериф?
– А как ты сам полагаешь?
– Жаль, не повременили еще денек с концом войны.
– Не то слово. А как там психи-лесорубы? Как они сегодня с утра?
– Ну, я бы сказал, примерно так же, шериф, как вы. Заметно тише, чем ночью. Но нам поступает много звонков насчет скопления людей в центре города.
– Да я сейчас тут и есть.
– Какие-нибудь проблемы?
– Нет, народ гуляет вовсю, но
