Подходят сопровождающие братьев казаки и просят о том же. И так на каждой станции - до подмосковных Бронниц, Марьина - имения Фонвизиных, затем тульского - Высокого - имения Нарышкиных и даже Коростина - имения сестрицы их Марьи Сергеевны, где отныне они будут жить.
Подробности этого "путешествия наоборот" сохранились в письмах Павла Сергеевича к П.Н. Свистунову и к И.И. Пущину. Надо заметить, что за все время пребывания в Сибири город Ялуторовск был первым, где Павел Сергеевич оказался не поселенцем, а как бы свободным путешественником. И впервые за десятилетия сибирского изгнания принимала его у себя дружная ялуторовская декабристская колония, дорогие сердцу его Е.П. Оболенский, И.И. Пущин, И.Д. Якушкин, М.И. Муравьев-Апостол, которые ждали братьев с нетерпением и тревогой.
И.И. Пущин писал Н.Д. Фонвизиной 2 марта 1856 го-да: "Все ждали нашего Кита, но его до сих пор нет. Подождем, все преодолевается терпением. Это добродетель русских..."
И эта добродетель вознаградила их долгожданной встречей.
Приведем здесь ещё несколько писем П.С. Пушкина и И.И. Пущина с описанием этого путешествия.
П.С. Пушкин - П.Н. Свистунову
Добрые друзья мои Петр Николаевич и Татьяна Александровна. Среди шума всех собирающихся на чай наших ялуторовских друзей беру перо, чтобы сказать вам несколько слов.
Дороги ужасные, бураны занесли все - ехали и пятеркой и шестеркой и наконец доехали в 2 часа ночи до Бронникова дома. Еще на дороге смутили подозрения, что доставят не туда, куда следует. Но теперь это волнение успокоилось уверением, что буран занес все другие дороги и Ялуторовск случился на пути к Красноярску - он очень доволен встречею со всеми и требует обозначения, что доставят куда следует.
Немного с дороги мы оба устали и, приехавши в два часа, разбудили Пущина, с час болтали с братом, наконец еле уложили. А мы, не ложась, болтали, пока рассвело и ставни раскрыли. Тут опять напились чаю и понемногу начали приходить все наши. Потом обед - и после обеда соснули только часа полтора, и теперь опять шутки и разговоры.
Повозка у нас прекрасная, препокойная, иначе мы в буран пропали. Одно теперь заботит - несколько станций, и опять станет ориентироваться при первом названии города и пойдут нарастать рацейки. Я было пробовал говорить о родных - ничего не свернет его. Но Господь, устроивший наше возвращение, устроит и остальное - будем продвигаться с помощию Божьею вперед. Думаю выехать в понедельник после обеда и на Тюмень, чтобы держаться предполагаемого тракта.
5 марта 1856 года
Завтра утром, друзья мои добрые Петр Николаевич и Татьяна Александровна, думаю выехать, простившись на зауральскую разлуку с нашими ялуторовскими однокашниками. И радостно и грустно. Впереди улыбается свидание с родными и заветными друзьями, а позади остается неопределенная разлука с другими друзьями, с которыми делил радости и печали за одною кашею три-дцать лет. В этом числе стоите и вы не на последнем плане, мои девятилетние кормильцы.
Крепко, крепко вас обнимаю ещё раз по сию сторону Урала с надеждою обнять вас, может быть, и в этом ещё году и по ту его сторону. Передайте такой же дружеский привет Ивану Александровичу и Прасковье Егоровне, Владимиру Ивановичу и Флегонту Мироновичу и молодежи. Об домашних моих гомеопатических детках и говорить нечего - целую их в глазки и в щечки, Вавку моего милого притом благословляю.
Всем домашним мой дружеский поклон, а когда увидите и некоторых друзей, скажите им, что я, уезжая с Урала, приязнь их долговременную увожу с собою и прошу их также когда-нибудь написать ко мне писульку о себе. Тобольское радушное ко мне расположение многих будет всегда мне памятно.
Без даты (предположительно 4 марта,
Ялуторовск)
В брате все здешние нашли большую перемену - он всякой день с утра до ночи в здешней шумной семейной компании и, кроме вырывающихся по временам речитативов, совершенно со всеми гармонирует. Здоровье его, слава Богу, поддерживается. Только сегодня, вероятно, оттого, что много ходит и немного больше пил вина, маленькая раночка немножко раскрылась без боли. Надеюсь, что в дороге при лежачем положении это не будет иметь последствий. Но заботы убаюкивать его, его мысли, что едем в Красноярск, когда будем проезжать Шадринск, Екатеринбург и другие города, которые от него не укроют, лежат на плечах.
Недоумение, как это уладится, волнует, а надежда, что Бог все это устроит, как и не думаешь, не оставляет. Однако прощайте на этот раз, друзья мои сердечные. Христос с вами.
И.И. Пущин - П.Н. Свистунову
12 марта 1856 года
Поезд двинулся от меня 6 марта. При выезде была маленькая тревога, но дело обошлось мирно. К счастью, тут случился Тизенгаузен - и его сопровождение на две станции убедило нас, что везут на восток, а не на запад. А то уже было заявление ко мне, как хозяину дома и члену верховной думы Тайного республиканского общества, что справится с двумя казаками. Я, разумеется, поднял голос и объявил, что вместо двух явится сотня татар, следовательно, бой не равен! Это несколько тоже подействовало. Прочие дни он был и мил и любезен с нашими дамами на обедах и вечерах. Разумеется, принимал их за девиц и не допускал, что Ольга Ивановна - жена Басаргина, а просто актриса Медведева. Просто смех и горе, но душа болит за нашего друга Павла. С ним я просиживал ночи, на прощание наговорились. Брат проводил ночи во флигеле, иначе не было бы возможности молвить слово.
Вот вам листок, полученный мною сейчас из Екатеринбурга. Едут хорошо; дай только Бог, чтобы было спокойно и благополучно.
П.С. Пушкин - И.И. Пущину
16 марта, Нижний
С братом и смех и горе. Не доезжая Шадринска, было разволновался, и теперь сам спорит со всеми, что не так на таблицах написано и на столбах, что Канск называют Казанью и прочее. Не скажу, друг, чтобы путешествие было для меня приятным препровождением времени. Проехал почти 2000 верст и ровно ничего не видал. Он сажает меня непременно прежде, боясь, чтобы как-нибудь одному не остаться. На станциях и везде верчусь как на иголках. Затруднительное положение, но слава Господу и за то, что дело как-нибудь уладится.
П.С. Пушкин - П.Н. Свистунову
1856 год, 31 марта, с. Коростино
Добрые друзья мои Петр Николаевич и Татьяна Александровна. Наконец, по милости Божией, сегодня в четыре часа пополудни мы добрались до места. Путешествие было не очень легкое и для меня приятное. Я должен был сидеть в своем возке, как в кибитке, чтобы обращением своего внимания на разные города не возбудить внимание брата, и на каждой станции предупреждать всех станционных смотрителей и ямщиков, чтобы говорили о Красноярске. Таким образом, Казань пошла за Канск, Нижний - за Колывань, Муром - за Томск. Наконец, мы встретились нечаянно с Францевыми в гостинице. Наталью Дмитриевну мы не за-стали. Она поехала в Костромскую деревню и на дороге в маленьком городке Судиславле сильно занемогла лихорадкою. Пролежала на этой станции с неделю и даже приобщалась - это известие сразило меня при въезде в Марьино 23 числа, а 25 утром успокоило нас её письмо от 12-го к Марье Дмитриевне, но от 15 к Петровне уже из Давыдова, что она поправилась несколько и прибыла в свою деревню с намерением скорее распорядиться делами и возвратиться домой. Этим путем 25 вечером, повидавшись с Евгением Якушкиным, который приезжал ко мне в Марьино, отправился я далее и 27 приехал в Высокое к Нарышкиным, где добрая сестра наша нас ожидала. Нечего говорить о свидании. Эта добрая сестра просто без памяти от радости. Брата встреча эта немного озадачила. Он по Нарышкину только уверился, что это именно Маша. Но сначала ему показалось, что это какая-то самозванка выдает себя за сестру - в окрестностях Красноярска. Но потом полюбил её, расспрашивал о всех соседях и домашних людях, и говорит: точно, это Маша, потому что никто другой не может знать эти обстоятельства.
От Нарышкиных, которые вам очень кланяются, он ехал вместе с сестрою, а я в дормезе1.
Братья встретили нас на дороге: сперва один, потом другой, и он им, видимо, обрадовался. Теперь хотя толкует о доставлении куда следует, но, по крайней мере, без раздражения и с согласием отдохнуть на этой станции, которую не хочет признать за Коростино1.
Вот вам, друзья мои, несколько слов на первый раз. Все спят, а я хочу воспользоваться отсылкою в Тулу нарочного.
Затем обнимаю вас, любезные друзья, крепко, крепко и горячо. Помню вашу драгоценную для меня дружбу. Машурку, Вавку и Катю целую. Всем домашним вашим - свой усердный поклон.
И.И. Пущин - П.С. Бобрищеву-Пушкину
1856 год
2 апреля
Пора отыскивать тебя, добрый друг Павел Сергеевич, в Алексине, пора приветствовать тебя на родине. Спасибо за частые весточки с дороги - я своевременно получал их, и они передавались из рук в руки, даже посылал Петру Николаевичу. 29 марта пришло твое письмо из Нижнего. Душевно рады, что Марья Александровна и Аннушка полюбились тебе - они просто с восхищением говорят о встрече с тобой и с братом. Все слава Богу!
