ней захлопнулась передняя дверь.
Поздно вечером передняя дверь скрипнула. С первого этажа до Марка и Салли донеслось ворчание вдовы. Поднимаясь по лестнице, она продолжала громко и бессвязно на что-то жаловаться. Салли натянула на голову простыню, почти веря, что сейчас ее постигнет какая-нибудь кара. Громко топая, вдова прошла по коридору в просторную пустую соседнюю комнату, а оттуда – на балкон, изрыгая проклятия и нечленораздельное рычание. Салли видела при лунном свете ее приземистый, неуклюжий силуэт: вдова возилась у перил балкона.
– Она срывает объявление о сдаче комнаты, – прошептал Марк.
Вдова шумно прошла мимо и спустилась по лестнице, объявление в ее руках казалось отрубленной головой.
Утром Салли сварила много яиц и картофеля для пикника на новом месте, не без удовольствия сознавая, что сжигает много керосина. Вдова Мангада тем временем вошла в кухню. Ее вчерашнее настроение полностью изменилось. Она была мягкой, как воск.
– Я встречалась с женщиной, к которой вы решили переехать, – сообщила она Салли. – Она назвала мне точную сумму, какую вы заплатите за лето. – Вдова произнесла цифру с почтительным выражением. – Это так?
– Да, – коротко ответила Салли. Ее возмутил интерес вдовы Мангада к таким подробностям, но она понимала, что та не посмеет сказать, будто их надули: у нее они платили больше за меньшую площадь. – Дом большой и красивый, – прибавила Салли, не удержавшись от небольшого укола, и вынула из кипящей воды сваренные вкрутую яйца.
Вдова усмехнулась.
– Ничего не могу сказать. Я никогда не хожу в ту часть города. Так далеко от пляжа и всего остального.
Дом находился всего в десяти минутах ходьбы от моря.
– Мы с Марком любим ходить пешком, – с невинным видом отозвалась Салли.
– Я сказала той женщине, – продолжала вдова, теребя кружевной воротничок платья, – что вы с мужем приличные люди. И что, конечно, провели бы у меня все лето, если б не требование алькальда сдавать весь дом одной семье.
Салли промолчала, не желая реагировать на эти пустые слова.
– Мы по-прежнему останемся хорошими друзьями, – пообещала вдова с великодушной улыбкой. – Если что-то понадобится, просто приходите, и мы все решим. Разве я не научила вас испанской кухне? – Встав на цыпочки, она чуть ли не умоляюще заглядывала Салли в лицо.
Перед их отбытием вдова с энтузиазмом заговорила с Марком об уроке английского, назначив его на следующий день.
– Я хочу научиться всему. Всему! – повторяла она, провожая их до дверей, и ее глаза-блюдца переполняла жажда знаний.
На следующее утро Марк и Салли проснулись в просторном новом доме и услышали тонкий звон колокольчиков – это стадо черных коз, деликатно ступая, шло на пастбище. С холмов дул сильный порывистый ветер. На рынке старик, продающий бананы, заверил их, что такого ветра Виллавьенто не знал восемьдесят лет.
Становилось холоднее, небо затягивали облака. Салли пыталась читать при нездоровом желтом свете, дожидаясь возвращения Марка, отправившегося заниматься английским с вдовой Мангада. Ветер носился на улице, вздымая вихри пыли и стуча в оконные рамы. Клочки бумаги и оборванные виноградные листья бились в стекло. Надвигалась гроза.
Марк отсутствовал всего двадцать минут.
– Она исчезла, – сказал он, входя, и стал счищать пыль с куртки. – Там теперь живет немецкая семья. Должно быть, она улизнула в Аликанте, как только мы вчера съехали.
Крупные капли дождя застучали по пыльной мостовой.
– Думаешь, она действительно окончила университет и получила диплом? – спросила Салли. – И муж у нее был известным доктором?
– Может быть! – отозвался Марк. – Или она просто ловкая врунья.
– А может, слегка чокнутая?
– Кто знает!
Ветер завывал в углах дома, носился повсюду, заливая окна дождем, завязавшимся в лабиринте темных, зловещих холмов.
Каменный мальчик с дельфином
После того как Бамбер врезался в ее велосипед на Маркет-Хилл, рассыпав апельсины, финики и бумажный пакет пирожных с розовой глазурью, он, чтобы загладить свою вину, пригласил ее на вечеринку, и Доди Вентура приняла приглашение. Она приткнула свой проржавевший «Роли» к фруктовому прилавку под полосатым навесом, а Бамбер тем временем подбирал апельсины. У него была рыжая монашеская бородка – колючая и редкая. Летние сандалии, надетые на хлопчатобумажные носки, хотя февральский воздух обжигал ноги холодом.
– Так ты придешь? – На нее вопрошающе смотрели глаза альбиноса. Бледные костлявые руки укладывали яркие, приятно пахнущие апельсины в плетеную корзину, установленную на багажнике. – К сожалению, немного помялись. – Бамбер попытался придать пакету первоначальную форму.
Доди, ничего не отвечая, смотрела вдоль проезда Девы Марии с рядом припаркованных, колесо к колесу, велосипедов. Каменный фасад Королевского колледжа и остроконечные башенки часовни казались особенно красивыми и холодными на фоне воздушно-акварельного синего неба. В каком только образе не является к нам судьба!
– А кто там будет? – уклончиво спросила Доди. Она чувствовала, как ее пальцы немеют на морозе. «Я замерзаю – никому не нужная, ни к чему не приспособленная».
Бамбер раскинул свои большие руки, как бы охватывая всю вселенную.
– Все. Все пишущие люди. Ты их знаешь?
– Нет.
Но Доди читала их сочинения. Мик. Леонард. Особенно Леонард. Она не была с ним знакома, но стихи его знала наизусть. Когда он приезжал из Лондона с Ларсоном и другими молодыми людьми, Адель с ними обедала. Но две американские девушки из Кембриджа и Адель уничтожат его в зародыше. Даже не в зародыше, а в цвету, в полном цвету, в середине карьеры. «Здесь нет места для нас обеих», – сказала Доди Адель в тот день, когда та вернула книги, которые у нее брала, с подчеркнутыми строками и пометками на полях. «Но ты ведь подчеркиваешь», – с милой улыбкой оправдывалась Адель, и ее лицо светилось невинностью под шапкой пышных белокурых волос. «Это мое дело, – возразила Доди, – а вот ты стирай свои каракули». По какой-то причине Адель со своим восхитительным невинным удивлением одержала победу в «игре в королеву». Доди удалилась с кислым чувством в свое зеленое убежище в Ардене, с каменной копией мальчика Верроккьо в саду. Стирать пыль, поклоняться – тоже предназначение.
– Я приду, – неожиданно сказала Доди.
– С кем?
– Приглашу Хэмиша.
Бамбер вздохнул:
– Он там и так будет.
Доди покатила дальше, к Бенет-стрит, и красный полосатый шарф и черный плащ хлестали ее на ветру. Хэмиш – безопасный, медлительный. Как путешествие на муле, только без внезапных пинков. Доди выбрала Хэмиша в спутники с осторожностью и уважением к каменной фигуре в своем дворе. Если этот кто-то неважен, его личность не имеет значения.
С началом весеннего семестра, приходящегося на Великий пост, у нее вошло в привычку очищать от снега лицо статуи крылатого мальчика с дельфином, стоящей в центре двора колледжа. Поднимаясь из-за стола, за которым девушки в черных платьях оживленно болтали и чокались стаканами с водой над тарелками с переваренными спагетти, брюквой, яичницей и малиновым пюре на десерт, Доди отставляла стул и тихо, опустив глаза, с подобострастным, неестественно серьезным лицом проходила мимо высокого стола, за которым винтажно-викторианские преподаватели
