Хотелось убедиться: Видар не ждет их в машине, чтобы увезти обратно в Одесмарк.
Хассан бережно усадил ее на стул в коридоре.
— Пожалуйста, не оставляй меня одну!
— Я тебя не оставлю. Только схожу за кофе, — улыбнулся он.
Свет резал глаза. На других полицейских она не отваживалась смотреть. Хассан сунул ей в руку бумажный стаканчик с кофе и попытался отвлечь от грустных мыслей болтовней. Симон за дверью делал признание. В коридор он вышел в наручниках. Его должны были отвезти в тюрьму, в камеру предварительного задержания.
Когда она подошла к сыну, чтобы попрощаться, на лице у него читалось облегчение. Он не плакал, только она. Лив обняла его за шею, и он прижался щекой к ее щеке, скованные руки не позволили ему ответить на объятье.
Лето было в разгаре. В воздухе пахло согретым солнцем лесом. Лив ждала на крыльце с ключами в руках. Солнце обжигало кожу, алчные до крови слепни роились вокруг, но ей не хотелось возвращаться в пустой дом. Ни минуты больше она не проведет там. Тишина внутри душила. Она все время ловила себя на том, что слышит стук прыгалки Симона об пол или шаркающие старческие шаги на лестнице. То, что один был мертв, а другой сидит за решеткой, не имело никакого значения. Они продолжали жить в этих стенах, заставляя ее страдать.
Она рассказала об этом Симону по телефону.
— Я по-прежнему слышу звук твоей скакалки по утрам.
— Мам, продай развалюху, — сказал он.
— Продам.
— Теперь ты сама сидишь за рулем, в машине. Не забывай.
Там, откуда он звонил, было очень шумно. Она слышала на заднем плане смех и голоса. Было такое чувство, что он уже переехал в город и ждет, когда она к нему присоединится. Город, где никто их не знает.
Йонни просил ее уехать с ним. Вскоре после того, как его выпустили, он появился у нее на пороге. Она думала, что Йонни будет злиться на нее за то, что сделал Симон, но он сжал ее в объятиях и сказал, что хочет забрать с собой. Подальше от всех этих неприятных воспоминаний. И она уже почти согласилась поехать с ним, хотя и знала, что ему нельзя доверять. В самом деле, такое простое решение — сесть на пассажирское сиденье и позволить кому-то везти тебя в неизвестном направлении. Но Лив знала, что так будет неправильно. Так она себе не поможет. Если она хочет выбраться отсюда, она должна все сделать сама.
Наконец облако пыли вздыбилось между соснами, и вскоре на дороге показалась машина. Лиам был в темных солнечных очках. Девочка сидела на заднем сиденье. Оба заулыбались и замахали ей. Поднявшись на онемевших ногах, она пошла им навстречу. Губы девочки перемазаны шоколадным мороженым. В руках у нее была папка с разноцветной палитрой — пробники для подбора краски.
Лиам поднял очки на лоб. Усталые глаза радостно заблестели, когда она протянула ему ключи.
— Все-равно это неправильно, — выдохнул он. — Что?
— Что ты отказываешься от денег.
Она отмахнулась.
— Это я тебе должна заплатить за то, что ты согласился въехать в эту развалюху.
— Смотри, папа, вот этот цвет подойдет!
Девочка веером раскинула палитру и показала бирюзовый оттенок.
— Да, очень красиво, — согласился Лиам.
Он не спешил входить внутрь, но Лив уже пошла к машине: ей не терпелось уехать отсюда.
— Если что, звони, у тебя есть мой номер, — сказала она.
— Я прочитал в газете, что наказание будет мягким. Принимая во внимание возраст. И обстоятельства.
Она остановилась. Стыд жег сильнее солнца. Запах пота раззадорил слепней, и Лив отчаянно от них отмахнулась.
— Надеюсь, — сказала она. — Не знаю, что пишут в газетах, но он точно не чудовище. Он ребенок.
— Нет никаких чудовищ, — сказала малышка. — Есть только люди.
У нее были глаза отца, большие, светлые. Обмахиваясь папкой, она с любопытством разглядывала Лив.
— Что у тебя такое с шеей? — спросила вдруг.
Лив провела пальцами по шрамам. Она и забыла, что из-за жары на ней только тонкая майка.
— Я раньше очень сильно расчесывала кожу. До крови. Вот откуда у меня шрамы.
Девочка сморщилась.
— Но это же очень больно!
— Было больно. Но теперь мне лучше. Кожа больше не чешется.
Они улыбнулись друг другу. Лиам положил руки малышке на плечи. Видно было, что ей трудно устоять на месте, энергия била из нее ключом.
Лив посмотрела на дом. Взгляд задержался на грязных занавесках в кухне, откуда Видар обычно следил за жителями деревни. Теперь там никого не было. Тишина и покой.
Они помахали ей на прощание. В зеркало заднего вида Лив видела, как они повернулись и пошли в дом. Длинная коса девочки горела на солнце как золото. Другая девочка, другой папа, другая история, которая закрасит мрачное прошлое новыми красками. Оттенками цветов северного сияния.
Я благодарю моего издателя Хелену Юнгстрем и редактора Анну Андерссон за терпение, энтузиазм и способность сподвигнуть меня на писательские подвиги. Работать с вами истинное удовольствие. Большое спасибо Мартину Альстрему, Йорану Вибергу, Терес Седерблад, Бу Бергману и всем сотрудникам издательства «Альберт Бо-ньерш Ферлаг».
Огромная благодарность моему агенту Юлии Ангелин за преданность моим книгам. А также Марилинн Клевхамре, Анне Карландер, Йосефин Оксельхейм и остальным звездам литературного агентства Соломонссон. Вы умеете воплощать мечты.
Никлас Натт-о-Даг, я признательна тебе за то, что ты прочитал черновик этой книги и поделился своими соображениями: они были бесценны в работе над романом. Для меня большая честь быть твоим другом.
Даниэль Свэрд, спасибо за то, что вычитал мою книгу, это дало мне возможность взглянуть на текст новыми глазами.
Большое спасибо Кеннету Викстрему за готовность поделиться со мной знаниями о работе полиции. Без твоей помощи этой книги бы не было.
Спасибо моему мужу Роберту Джексону за то, что ты всегда в меня верил.
Люблю.
Лопари — прежнее название коренного народа саами, живущего в северо-восточной части Норвегии. — Примеч. пер.
Снют — полицейский на шведском сленге.
